— Нужно — и всё. Веди!

Женька покорился. Они быстро миновали несколько улиц. Вася так волновался, что даже не замечал, что встречные посматривают на его необычный костюм с некоторым интересом. Но ни один из них не остановился, не стал удивляться вслух, а тем более смеяться. Ну, идёт человек в зимнем, да ещё старомодном костюме, — значит, ему так нравится. Пусть себе идёт.

На Ленской, такой знакомой в прошлом, такой родной, Вася не увидел ни одного старого дома. Улица неузнаваемо изменилась. Всё было новое, и везде строились новые дома. Он даже растерялся. Старой улицы не было, не было и его дома. Вася подумал вначале, что Женька, по своей легкомысленности, привёл его на другую улицу. Но вдруг он увидел старую знакомую: почти чёрную внизу и всё ещё нежно-белую вверху раскидистую берёзу. На всей улице была только одна такая красивая, такая раскидистая и старая берёза. И она стояла как раз против Васиного дома. Ошибиться Вася не мог. Правда, берёза немного постарела, но почти не изменилась, стала только ещё толще и раскидистей. Её крохотные нежно-зелёные листочки беспрерывно вздрагивали — рядом проносились самосвалы и грузовики, а чуть подальше, на том самом месте, где стоял когда-то Васин дом, суетились грейдеры и экскаваторы. В шум их моторов смело вплеталась звонкая птичья песня.

Пел скворец. Пел самозабвенно, запрокинув чёрную, будто отлакированную голову назад и прикрыв глаза. Пел весело, словно заражённый общим весельем труда.

И только один человек не радовался и не веселился. Он думал о том, что скворечню, на крыше которой пел скворец, мастерил он вместе с отцом. Он вспомнил, как он лазил на дерево, чтобы привязать птичий домик, и как мама кричала снизу:

«Слазь! Сейчас же слазь! Упадёшь!»

И как отец, задрав голову, добродушно посмеивался:

«Здоровый парень — не сорвётся. Я в его годы на мачты лазил».

Это было в «День птицы», и скворечню ставили не для скворцов, а для синичек, потому что скворцов в Васино время в этих местах не бывало.

И вот прошли годы. По-прежнему стоит на своём месте раскидистая берёза с маленьким деревянным скворечником на вершине, и в нём уже живут весёлые голосистые скворцы, а человек, который делал этот птичий домик, теперь не имеет ни дома, ни родных. Да… Если бы рядом не стоял Женька, который наверняка бы осведомился насчёт больного зуба, впору было зареветь. Но делать нечего. Приходилось быть стойким и мужественным. В конце концов, люди переносили и не такие трудности. А тут просто вместо старого дома строят новый. Это ведь даже хорошо.

Пока Вася смотрел на скворечник, пока он думал о своей судьбе, Женька уже успел обежать стройку, вернулся и теребил Васю за рукав:

— Идём! Понимаешь ты, там такой дядька отличный есть — всё объяснит. Идём!

Вася нехотя пошёл за Женькой. Едва они свернули за огораживающий строительную площадку заборчик, Вася увидел огромную, очень высокую машину с гибким хоботом. Над ней возвышался подъёмный кран. Вот он взял прямо с автомашины оконный переплёт с подоконником, задвижками и стеклом, поднял его и осторожно установил на нежно-розовую стену. Двое рабочих помогли крану поставить переплёт на место.

К мальчикам подошёл высокий загорелый человек в комбинезоне со множеством кармашков и застёжек и спросил:

— Учиться пришли? Хорошее дело! А где же ваш учитель?

— Мы одни, — замирая, ответил Женька.

— Это хуже. Как бы не попали под кран…

— Да нет, дяденька! Мы тихонько. Мальчик вот приехал… издалека, никогда не видел такой машины.

Загорелый человек с интересом осмотрел Васю, его необыкновенную одежду и переспросил:

— Издалека, говоришь, приехал? Даже в телевизор не видал такой машины?

На первый вопрос Вася тактично не ответил, а отвечая на второй, сказал честно:

— Никогда не видел. Ни в телевизоре, ни так.

— Да, брат, далековато, видно, живёте. Ну ладно, поможем. Раз такое дело, возьмусь за работу экскурсовода.

В это время подъёмный кран поднимал второй оконный переплёт, третий… десятый и наконец начал устанавливать двери, тоже совсем готовые — с ручками, электрическими звонками и почтовыми ящиками. Рабочие в это время подвели железные стены и закрепили их болтами. Дом сразу вырос на целый этаж.

— Заметили, что сделано? — спросил прораб. — Теперь смотрите дальше.

В огромной машине что-то зашуршало, загудело, и длинные хоботы опустились над металлической стеной, в которую одновременно упёрлись небольшие, мелко дрожащие брусья с резиновыми набалдашниками-вибраторами. Из хоботов полилась пенистая огненная масса. Брусья задрожали ещё сильней.

— Видел, как вибраторы работают! — сказал восхищённо Женька.

Через минуту хоботы и брусья присосались к другой стене, и опять полилась огненная жидкость.

— Что же это такое? — немножко испугался Вася. Раскалённый поток был слишком необычен.

— А вот это они стены делают, — пояснил, блестя глазами, раскрасневшийся Женька. — Туда воздух нагоняют, и они становятся такими… пузырчатыми.

— Куда нагоняют воздух? Кто становится пузырчатым?

— Ну, Вася, какой ты непонятливый! Это стены, значит. А воздух в них нагоняют…

— Ничего не понимаю, — честно признался Вася.

— И не мудрено, — вмешался инженер. — Тебе, парень, — обратился он к Женьке, — нужно как следует заняться русским языком. Даже рассказать толком ничего не умеешь.

— А чего ж тут такого? — удивился Женька. — Воздух же нагоняют туда? Нагоняют.

— Послушай-ка лучше меня, Вася, — начал рассказывать инженер. — Давным-давно, кажется ещё в 1950 году, в одной из лабораторий было получено удивительное стекло — оно не тонуло в воде, не разбивалось от ударов молотка. Это было пеностекло. Делали его так. В расплавленную стеклянную массу вводили газ. Стекло застывало не сплошным куском, а мельчайшими порами, клеточками, как губка. В порах был заключён воздух, газ, и стекло поэтому не тонуло. Если его ударяли молотком, то разбивалось только несколько клеточек, а весь кусок оставался целым. Кирпич из такого пеностекла очень удобен: он лёгок, хорошо сохраняет тепло, почти не пропускает звук, его можно окрасить в любой цвет. Из таких стеклянных кирпичей уже пробовали строить дома. Но тогда пеностекло было очень дорого. Так вот… А в наше время для строительства зданий применили почти такой же метод — атомная машина плавит минеральную массу, отделяет от неё полезные примеси и окрашивает в нужный цвет. Когда масса готова, специальный вентилятор насыщает её воздухом и гонит по трубе-хоботу к месту заливки. Масса выливается в нужное место и застывает, как пеностекло. Не нужно ни каменщика, ни цемента — стены домов сразу же льются из минеральной массы. А чтобы она застывала ровно, плотно, её встряхивают, уплотняют. Пока что лучшего строительного материала у нас не придумано. Но тут ещё одно затруднение: дома-то бывают разные. Один — с маленькими окнами, другой — с большими, третий — с какими-нибудь особыми выступами. В помощь машине существуют специальные заводы. Раньше они были железобетонными или домостроительными, теперь они несколько переоборудованы, но занимаются тем же делом, что и прежде, — изготавливают части домов: окна, двери, потолки, полы и т. д. Что тебе нужно, то они и изготовят. Привезут такие детали на строительную площадку, установят, как это ты только что видел, а промежутки между ними, то есть стены, зальют пеномассой. Потом покроют крышей, и дом готов.

Пока инженер рассказывал, машина уже повернула за угол дома — целая стена была готова. Ребята пошли вслед за машиной, но инженер остановил их:

— Посмотрите, что будет дальше.

На только что залитую стену кран уже подал сложное соединение резервуаров, решёток и труб.

— Это устанавливают систему искусственного домашнего климата, — сказал инженер. — Она будет регулировать в этом этаже температуру и влажность воздуха. А когда будут готовы другие стены, на них положат балки, укрепят пол и потолок и начнут возводить следующий этаж. Неделя — и трёхэтажный дом