в понимании. Смотрите, вон Таной, – кивнул он на шамана, – старик как старик, правда, скот хорошо лечит, да и людям то грыжу вправит, то сустав выбитый на место поставит. Его со всей округи приглашают шаманить, иногда из соседних улусов даже приезжают. Я его как-то спросил, помнит ли он, где его душа летала, что он говорил, когда в шамана превращался. «Нет, – говорит, – не помню! Душа шамана к духам в верхний мир ушла, а моя душа ко мне вернулась. И в дороге они не встретились!»

Алексей поднял голову. В небе, четко очерченном краями дымового отверстия, дрожало и перемигивалось в потоках теплого воздуха созвездие Малой Медведицы. Звезда Читиген заглядывала в юрту и, казалось, тоже ждала начала обряда, как и все собравшиеся в юрте мужчины и женщины рода Кирбижековых.

В это время шаман, бормоча заклинания, зачерпнул в деревянный ковш молока и направился к выходу из юрты. Там его дожидался молодой бычок, которого шаман облил с головы до хвоста молоком, поставил ковш у задних ног, а на рога и хвост повязал две челомы – синюю и белую.

Теперь уже от имени освященного им быка шаман первым делом одарил духа огня, расставив вокруг очага семь перевязанных челомами палочек с бараньим салом. Затем прошелся вокруг них по ходу солнца, размахивая корчажкой с чадящим чабрецом, оставил ее возле огня, а сам налил в деревянную чашку араку и принялся задабривать уже всех духов подряд. Мелькая ложкой, он расплескивал водку слева направо по углам юрты, кропил ею стены и потолок, досталось от его щедрот и огню. Перемещаясь с востока на юг, запад и север, шаман успевал произносить речитативом какие-то слова, как оказалось, поминал все реки, речки и озера, горы и горки, урочища и долины, издревле принадлежавшие роду Кирбижековых, даже если они были когда-то им утеряны.

Вскоре чашка опустела. Держа ее на левой ладони, шаман повернулся лицом к востоку и медленно вытянул руку вперед. И вдруг чашка – Алексей едва поверил своим глазам – плавно снялась с руки старика, по-птичьи взметнулась под купол юрты и поплыла, полетела, совершая круг за кругом. И Алексею показалось, что она вот-вот вспорхнет еще выше и умчится к своей небесной подружке – Читиген. Но чашка подбитой уткой свалилась к ногам шамана.

– Ну, слава богу, – прошептал рядом Егор, – не перевернулась. Значит, к добру! – И, заметив, что Алексей опять ждет объяснений, торопливо прошептал: – Если чашка перевернется вверх дном, значит, духи не приняли жертву и надо их по новой умасливать. – И, улыбнувшись, добавил: – Посчитали, сколько чашка кругов сделала?

Алексей пожал плечами. Откуда ему было знать, что это тоже имеет значение.

– А я посчитал, – расплылся в улыбке Егор, – через пятнадцать деньков Адонай родит. Того гляди, Алексей Дмитрич, в крестные к дитяте пойдете, конечно, если до того со всеми делами расправимся. – И он быстро перекрестился, посчитав, видимо, что на последствиях камлания это никак не отразится.

А шаман в это время уселся на черную кошму, взял в левую руку бубен, а в правую колотушку из рога марала.

Мерно ударяя колотушкой по бубну, отчего тот звучал то тише, то громче, шаман втягивал в себя воздух и что-то при этом выкрикивал. И к величайшему своему изумлению, Алексей заметил, как исчезают, словно тают в воздухе, одна за другой рубахи, вместилища душ прежних шаманов. Он потряс головой, чтобы понять, что это ему не снится, но рубах на веревке от этого не прибавилось, а окружавшие его люди не обратили на их исчезновение ровно никакого внимания. Вероятно, привыкли и не к таким чудесам.

Сидевший рядом с ним Егор, сложив руки на колеях и прикрыв глаза, раскачивался в такт мерным ударам бубна, но Алексей решил не поддаваться колдовским чарам и просмотреть весь обряд до конца. Он мужественно сопротивлялся желанию закрыть глаза и тоже отдаться весьма приятному чувству отстранения от всего сущего, сравнимого разве что с купанием в теплой воде. Звуки обволакивали, завораживали, казалось, еще мгновение – и ты, невесомый, почти как тополиный пух, как зонтик одуванчика, воспаришь вдруг ввысь, в немыслимые дали, куда вслед за дымком благовоний устремляются и исчезают звуки бубна и шаманских песнопений.

А шаман продолжал камлание. Он то вскакивал на ноги, то опять усаживался на кошму. Голос его то возвышался и звучал резко и пронзительно, напоминая клекот беркута, то опускался низко-низко, и в нем слышались грозный рык медведя и рычание барса. А то вдруг его душа воплощалась в коня, и он принимался скакать возле огня, высоко взметая колени, и, словно кнутом, охаживал себя колотушкой, издавая ржание, на которое откликались кобылицы в загоне. И тут же бубен превращался в лодку, а колотушка в весло... И шаман греб ею, казалось, изо всех сил, будто спасался от настигающей его неминучей беды. Он оглядывался по сторонам, вжимал голову в плечи от ужаса, а то вдруг выкрикивал что-то угрожающе и пронзал невидимого врага колотушкой, как копьем. И голос его при этом звучал то горделиво и даже чуть хвастливо, как у человека, сладившего с опасным врагом, а то едва слышно, как у смертельно уставшего путника. Нет, не легким было это путешествие в мир духов! И не зря пот обильно струился по лбу и щекам шамана. И даже нависшая на лицо тесьма не скрывала его провалившиеся глаза и залегшие под ними морщины.

Наконец шаман опустился на колени возле Адонай, достал из кармана шубы обрывок веревки и клок овчины и принялся плевать на них, теребить, потом даже вскочил на ноги и начал топтать их, всякий раз что-то приговаривая, и, судя по интонации, в выражениях не слишком стеснялся. Ермак в это время бросал поочередно палочки с салом в огонь, а Адонай низко кланялась каждому его сполоху.

– Так они болячки всякие прогоняют, чтобы дите здоровым на свет объявилось, да и сама Адонай чтоб не маялась при родах, – пояснил Егор. Он еще не до конца пришел в себя и смотрел на мир слегка осоловевшим, будто после долгого сна, взглядом.

Шаман вновь ударил в бубен и вдруг, дико вскрикнув, отбросил его в сторону и схватился за живот. Алексей вытаращил глаза, хотя чему было удивляться? Сегодня он насмотрелся и не таких чудес! Прямо на глазах из-под шубы шамана выпер живот, даже больший, чем у Адонай. Он упал на кошму и принялся изгибаться и истошно кричать, будто и впрямь собирался вот-вот родить ребенка. Так он бился в судорогах и голосил минут пять, пока из-под подола вдруг не выкатился ослепительный шар и тут же исчез в очаге, оставив после себя сгусток дыма, похожий на детскую фигурку.

Шаман сел и выдохнул из себя воздух. И в этот момент Алексей увидел, что все восемнадцать рубах совершенно непонятным образом вновь оказались на своих местах. А шаман спокойно произнес несколько слов на родном языке.

Егор хлопнул ладонью по колену и с восторгом посмотрел на Алексея.

– Точно я сказал, Алексей Дмитрич! Через пятнадцать деньков следует ждать Ермашке пацана. Роды трудные будут, но Адонай – баба молодая, справится!

Шаман снова что-то выкрикнул, возможно, чтобы прекратить восторженные возгласы и поздравления, которые обрушились на хозяина юрты. Все вмиг замолчали и почему-то испуганно уставились в сторону гостей. А Ермашка перебрался на кошму к Алексею и серьезно посмотрел на него:

– Шаман сказал, что желтоволосого батыра ждет в гости Эрлик-хан – правитель нижнего, мертвого мира. Он должен еще камлать, чтобы понять твою судьбу.

– Что ты несешь? – рассердился Егор. – Какой еще, к дьяволу, Эрлик-хан? И при чем тут Алексей Дмитрич?

– Шаман не врет. Сказал – камлать надо, значит, надо! – произнес упрямо охотник. – Эрлик-хан шутить не любит...

– Что я должен делать? – Алексей улыбнулся, хотя неприятный холодок поднялся по позвоночнику и затерялся где-то на уровне шеи. Чудеса чудесами, но даже знаменитый маг Иоганн Коцман, с которым он встречался в Киеве и в Вильно во время своих блужданий с цирком шапито, не смог бы вернуть в мгновение ока из небытия почти два десятка рубах, а чашки летали из его рук только на пол. В состоянии подпития маг становился поразительно неуклюжим и косоруким.

А шаман тем временем готовился к новому камланию. Выпил воды, принял трубку от сеока, затянулся во всю силу легких и медленно выпустил дым через ноздри. Взял бубен и подержал его над огнем, чтобы тот набрался силы от могущественного духа огня. Женщины, боязливо оглядываясь, торопливо покинули юрту, а мужчины расселись вокруг очага, молча наблюдая за шаманом, и лишь изредка бросали короткие взгляды на Алексея и столь же быстро отводили глаза.

Таной тем временем высвободил из-под шапки и распустил по плечам длинные космы седых волос и, шепча заклинания, принялся намазывать щеки золой. Глаза его блестели. Откинув с лица тесьму, он