В цехе Захара уважали за основательность и добросовестность – и вдруг столь необъяснимый поступок. Егор Зайцев лишь мотал головой, как отгоняющая слепня лошадь, когда записывал показания бухгалтера. Для него это было не меньшим потрясением, потому что Захар был одним из его доверенных лиц в слободе и несколько раз неплохо помог ему, особенно по тем случаям, которые касались воровства из цехов или заводских амбаров.

Но дальше выяснилось больше. Из цеха Захар бросился на звонницу, чтобы поднять колоколом слободу...

– Братцы, братцы! – кричал он с натугой, протискиваясь сквозь настороженно молчавшую толпу. – Братцы, ничего не бойся! Порешил я Тригера! Теперь вахмистра не упустить!

Люди расступались, пряча глаза, отозвался лишь один голос:

– Красного петуха им!.. – и смолк испуганно, пораженный немотой толпы.

Захар снял шапку, замахал ею над головой:

– За мной, братцы! – но кто-то положил ему тяжелую руку на плечо:

– Дурак! А дальше что?

Это был тот самый горновой Родион Лащев, чья смена должна была заступить к домне поутру.

– А ты что ж, защитник? – в ярости осклабился Захар. – И, раскинув руки, пошел на толпу. – Вы что ж? Чего молчите? Наша берет!

Но Родион продолжал держать его за плечо. Взгляд его был хмур и неприветлив.

– Охолонись, паря! – Он до боли сдавил плечо Захара. – Тебе терять нечего. Ты в слободе чужой! Перелетная птаха! А нам жить здесь! Дети у нас. Их тоже порешат, если что...

По толпе пробежала волна ропота. Захар растерянно закрутил головой, понимая, что остался один.

– Уходи, – сказал Родион. – Вязать тебя руки не лежат. Уходи, покуда жив... Не ровен час, казаки поднимутся... Посекут всех нагайками.

Ерофей взял приятеля за рукав и вывел из толпы. Захар шел за ним послушно, лишь иногда оглядывался на молчаливую, смотревшую ему вслед толпу. Но вдруг остановился, вырвал руку.

– Иди, – сказал спокойно Ерофей, – не оглядывайся! Как только свернем в проулок, беги по задворкам ко мне, я тебе коня дам, уходи, пока не поздно. Вот-вот казаки очухаются, повяжут...

И в это время полыхнул амбар, сразу с четырех сторон...

Алексей отложил бумаги в сторону и посмотрел на Егора. Тот что-то сосредоточенно писал в своей служебной книжке.

– Небось отчет строчишь становому?

– Нет, какой сейчас отчет? – почесал в затылке ручкой-вставочкой урядник. – Прибрасываю, что мне дальше делать? Надо ведь на этого мерзавца, Захарку Бугатова, выходить. Не мог он далеко уйти. Житель он не здешний, места наши и тропы ему не слишком знакомы... Думаю, надо хозяйку его Таиску хорошенько поспрошать. Наверняка знает, где ее миленок скрывается. Или лучше надзор за ней учредить так, чтоб и не догадалась об этом. И из виду совсем не выпускать. А то шустрая она девка, лихая, навскидку из винтаря в бутылку попадает. А к зазнобе своей побежит, непременно побежит. Думаю, что через Ерофея они уже заранее обо всем сговорились.

– Что, взяли Матвеева? – неожиданно словно проснулся Михаил.

– Взять-то взяли, – прокряхтел урядник и вновь почесал затылок кончиком ручки. – Не довели только до темной. Вырвался, гад, и ушел. Дал в ухо одному конвойному, а второго подножкой подкосил... Я, конечно, посадил под замок Родиона Лащева. На него доказали, что он разговаривал с Бугатовым и не помешал ему смыться...

– С площади Бугатова увел Матвеев, – уточнил Алексей, – а Лащев, судя по показаниям свидетелей, увещевал его уйти и не смущать толпу. К тому же Лащев явно на вид слабее Бугатова и вряд ли смог бы его удержать.

– Смог бы, если захотел, – пробурчал из своего угла Михаил, – стоило ему крикнуть: «Вяжи!», и мужики вмиг бы Захарку повязали. Родиона на заводе уважают, и, раз он мерзавца этого отпустил, остальные промолчали. Что ж, свои сто плетей Родион заработал честно!

– Михаил Корнеевич, – посмотрел на него строго Алексей, – вы что ж, решились на экзекуцию? Это ж варварство!

– Варварство? – удивился Михаил. – И как же вы, любезный Илья Николаевич, предложите поступить? Бисером рассыпаться перед этими мерзавцами, из-за которых погиб человек, которого я безмерно уважал? Хотя и спорили мы с ним отчаянно, и помогал я ему мало, но такого управляющего нам теперь вовек не сыскать. – Он глубоко затянулся папиросой и, отбросив ее в сторону, поднялся на ноги. Запустив пальцы за пояс, он навис над Алексеем, глаза его яростно сверкали.

– Всю эту орду, – кивнул он головой на окно, – лишь кнутом и можно держать в повиновении. Только расщедрись на пряники – тут же вместе с пряником голову откусят. К вечеру мне посчитают убытки, и разве покроет их та сотня плетей, что достанется каждому мерзавцу? Задницы заживут, как на собаках, и отработать потраченный на беспорядки день я их заставлю в воскресенье. Но амбар надо поднимать, не оставлять же железо под небом в осень и зиму? И это влетит нам опять же в копеечку... – Он зло выругался и как-то безнадежно махнул рукой.

– Илья Николаевич, – произнес степенно урядник и, подвинув Алексею свою служебную книжку, ткнул в нее пальцем, но лишь слегка усмехнулся, когда заметил, как у того полезли глаза на лоб. И продолжал как ни в чем не бывало: – Надо все-таки проверить, не воспользовался ли кто суматохой, чтобы собственные грехи скрыть. Я ведь так разумею: зачем мастеровым надо было амбар поджигать? Вроде никакого резону... Разве что с лихоманки? Дури тут хватает. Я через своих повыспрашиваю, кто более всего вертелся в это время возле амбара...

– Что это даст? – отрешенно махнул рукой Кретов. – Там тьма народа вертелась, поди теперь докажи, кто спичку поднес.

– Ничего, докажем, – спокойно произнес урядник, забирая у Алексея книжку, – не такое доказывали. – Он поднялся на ноги, приложил руку к козырьку фуражки. – Позвольте идти? Мне надо еще с Ермашкой встретиться. Его я отряжу по тайге рыскать, тайные схоронки бегунцов искать.

– Давай действуй. – Михаил хлопнул его по плечу. – На пенсию пойдешь – я тебя старшим в охрану прииска возьму. Две тыщи в год платить буду против твоих нынешних трехсот. Пойдешь?

Егор расправил усы, потуже натянул фуражку на голову и с достоинством произнес:

– Премного благодарны, Михаил Корнеич! Нам пока хватает.

– Ишь ты, гордый! – фыркнул Михаил. – Но ничего, подождем! Тебе до пенсии сколько осталось, лет пять, шесть?

– Пять, – ответил урядник, – но я уже решил пасекой обзавестись. Мед – дело полезное, да и для здоровья оно тож...

– А ты что ж, на здоровье жалуешься? – расхохотался Михаил и хлопнул вновь урядника по крепкому плечу. – Мне сказывали, что, помимо жены, у тебя еще пара молодаек по деревням имеется? Ну как, справляешься?

Егор усмехнулся в свои роскошные усы:

– Покамест справляемся, на постой же надо где-то определяться, коль ночь в дороге застанет.

Михаил погрозил ему пальцем.

– Ишь ты, хитрован! На постой ему надо! – и подмигнул Алексею. – Фамилия у тебя, конечно, знатная, Егор Лукич! Только от такого Зайцева волки ревом ревут и по кустам разбегаются! – И уже серьезно добавил: – Шутки шутками, но я только на тебя, Егор Лукич, и надеюсь! Достань мне этих мерзавцев. Я тебе за них коня подарю!

– Вы меня знаете, Михаил Корнеич, – строго посмотрел на него урядник, – я завсегда по совести работаю и не раз от исправника награды имел – и в двадцать рублей, и в четвертной билет... Я сказал, что их найду, значит, всенепременно найду!

– Ладно, ступай, Егор Лукич, – кивнул ему головой Михаил, – и заранее тебе спасибо!

Егор вышел, а Михаил повернулся к Алексею:

– Слушай, Илья... – но недоговорил, от дверей раздался тягучий женский голос: