Фальшивые могилы в пещере. По мне, дурной водевиль, да и только. Но режиссер в нем талантливый, согласитесь, господа! Меньше трех недель прошло, а весь город на ушах стоит! Такое в моей практике впервые! – Он посмотрел на сыщиков. – О новых документах приказываю молчать! Если только одно слово выйдет из этих стен, пеняйте на себя, господа! В руках у нас много разрозненных пока фактов. Это наши козыри не только против банды, но и против Лямпе. Очень ему хочется поперед батьки в пекло, и он это пекло получит, если мы вовремя банду не хлопнем. Чувствую, есть здесь какая-то зацепка, но ухватиться никак не могу, так что действуйте, господа сыщики. Надо весь город прочесать, а пропавшую девицу обнаружить. Этим займешься ты, Иван. А ты, Алексей, дуй в больницу. Скоро туда должен Гейслер подъехать, чтобы забрать ребенка.

– Я могу не успеть, – сказал Поляков, – надо еще за Желтовским в редакцию заехать.

– Успеешь, – подал голос Олябьев. – Ваш Желтовский на первом этаже казенный стул задницей протер. Почитай час дожидается. Меня пытался на понт взять, кое-как от него отбился.

– Ну, наш пострел везде поспел! – комично развел руками Тартищев. – Давай, Алеша, действуй. – И закончил инструктаж своей коронной фразой: – Не мне тебя учить!

Алексей и Иван вместе вышли из кабинета.

– Слушай, Ваня, – сказал Поляков. – Ты все же посмотри ту барышню, помнишь, которая из моего подъезда выскочила. Вдруг ты был прав? Если это наша гувернантка, то я самая последняя бестолочь, а ты – молодец. По крайней мере, мы знаем, где она обитает.

– Да я и сам это подумал. – Иван почесал в затылке. – Девица та была светленькой, напуганной и экипажи подозрительно меняла... Не дай бог, съехала...

– Вряд ли! Скорее затаилась, из дому не выходит, конечно, если сообщники уже не забрали ее. Но наверняка есть свидетели...

– Могли и ночью забрать, хотя там ворота должны на ночь запираться. Опрошу дворника, соседей, если что... – Он достал из кармана кисет, задумчиво посмотрел на него и снова положил в карман. – Ладно, на улице закурю. А ты, если будет возможность, загляни к Полиндеевым. Узнай как-нибудь ненароком, был ли Закоржевский в тот день в городе. Беспокоит меня этот ловчила, сам не пойму почему.

– Попробую, – улыбнулся Алексей, – но сначала нужно придумать, с какой стати я к ним заявлюсь.

– С целью профилактики, – быстро сказал Иван. – Проверить, мол, как ведет себя юный Ворон, не досаждает ли нашей рыжей красавице.

– Попробую, – повторил Алексей и хлопнул приятеля по плечу. – Давай работай! Удачи тебе, а мне Желтка надо найти. Где-то тут отирается...

Желтовский и впрямь дожидался его в комнате для посетителей. Завидев Алексея, он вскочил со стула и ринулся к нему.

– Поехали со мной в больницу. Сейчас Гейслер будет забирать ребенка. Сможешь взять у него интервью, – сказал ему Алексей. – Расскажу кое-что по дороге, исключительно для твоей газеты, но только если поклянешься ничего не сочинять. Иначе, сам понимаешь, мое доверие к тебе не безгранично.

Желтовский поклялся. Но Алексей знал, что эти клятвы действуют до того момента, пока не всплывет новая сенсация. В таких случаях репортер вмиг забывал о вполне искренних заверениях писать честно, не сливать грязь на полицию и ее агентов.

Но в этот раз Желтовский повел себя по-джентльменски. С судьей беседовал вежливо, не задавал провокационных вопросов. А после того, как семейство Гейслеров уехало с сыном домой, признался, что был неподдельно потрясен радостью родителей и их изъявлениями благодарности полиции.

Они расстались на углу примыкавшего к зданию городской больницы крошечного сквера. Желтовский помчался ловить извозчика, Алексей же отправился в управление пешком...

В городе царило необычное оживление. Люди собирались в толпы у закусочных, трактиров, лавок, на стоянках извозчиков. Какие-то темные личности суетливо сновали от одной группы людей к другой. Раздавались угрожающие возгласы и ругань. Окна магазинов и лавок были наглухо закрыты ставнями, на дверях виднелись замки.

Возбужденный гул голосов становился все сильнее на подходе к управлению полиции. Толпа здесь была гуще, но люди держались поодаль, ближе не подходили, остерегались полицейских. Цепь городовых перекрыла все подступы к управлению. В толпе уже слышались пьяные песни, звуки гармоник.

На воротах одного из домов Алексей заметил выведенный мелом крестик. Это был явный и грозный предвестник погрома. Поляков подошел к одному из парней, по виду мастеровому, с городошной битой в руках.

– Что здесь происходит? – спросил он парня.

– Да вот жидов идем бить, а полиция дорогу загородила! – охотно объяснил тот.

– А по какому случаю?

– Дак они же православных детей крадут и кровь ихнюю пьют. И могилы православные тож раскапывают.

– А могилы-то зачем им раскапывать?

– Дак, говорят, свиней мертвым мясом кормят, а потом нам продают, чтоб сдохли скорее! – Мастеровой потряс битой. – Отольются жидкам наши слезы.

Алексей хотел возразить, но обнаружил за своей спиной еще добрую дюжину молодчиков с битами и кастетами в руках и понял, что его голова еще пригодится уголовному сыску, и поэтому в абсолютно бесполезные дебаты вступать не стал. На крыльце управления он еще раз остановился и смерил толпу взглядом. Ему стало жутковато. Такое скопище одичавших пьяных обывателей увещеваниями не успокоишь. Здесь нужны казаки и их нагайки...

Он не успел додумать эту мысль до конца. На входе в управление показался Тартищев.

– Алексей, бери мою коляску и гони на двадцать пятый километр. На дачах убийство.

– Кто? – выдохнул Алексей.

– Полиндеев. Карп Лукич. Там уже Гвоздев и Черненко.

– А Иван?

– Он занимается гувернанткой, – рассердился Тартищев. – Давай жми! И чтоб к вечеру у меня была версия! Иначе...

Но Алексей уже не слышал, что кричал ему начальник. Заскочив на ходу в коляску, он приказал Никите:

– Гони! Кровь из носу гони!

Кучка людей возле ворот дачи что-то оживленно обсуждала. Среди них Алексей заметил несколько знакомых физиономий – то были репортеры местных дешевых газетенок, которые всегда оказывались на месте происшествия гораздо быстрее, чем их собратья из солидных изданий. Алексей отвернулся и прошел мимо. Сейчас ему было не до досужих расспросов газетной братии.

Недалеко от ворот сидел на корточках человек. Это был судебный следователь Карнаухов. Чтобы заглянуть в узкий промежуток между воротами и подворотней, он опустил голову до самой земли, в которую упирался ладонями, и пытался удержаться в столь необычной позе. Еще двое мужчин пытались заглянуть в узкую щель между створками ворот. Алексей тоже узнал их. Они были из ведомства Лямпе. Старания жандармов и следователя казались тем более удивительными, что калитка рядом была открыта, и за ней тоже виднелись люди. Одним словом, посторонних и не посторонних лиц на улице и на территории дачи находилось непозволительно много.

Алексей спрыгнул с подножки коляски и велел Никите отогнать ее в сторону, но все время находиться в пределах видимости. Сам же направился вниз к особняку, куда все подходили и подходили новые зеваки, явно жильцы с ближних дач.

Городовой огромного роста, на латунной бляхе которого значился номер восемнадцатого участка, поднял руку, загораживая проход.

– Что нужно?

– Старший агент сыскной полиции Поляков. – Алексей полез во внутренний карман, чтобы достать служебную карточку, но городовой опустил руку:

– Простите, вашскобродие! Не признал поначалу. Проходите, они там. – Городовой ткнул большим пальцем себе за плечо. – Плохи дела, такого человека кокнули!