– Нэ жалэй этого шакала! Знаэшь, сквльких он замочил? Утюгом погладым – сразу расколется. Лютше пойди, покарауль снаружи!
Сальников, бросив неодобрительный взгляд на Валета, вышел, и тот затих – похоже, испугался «чеченцев». Глядя исподлобья, вступил в переговоры.
– Ну, чего от меня надо? Если замочить кого – пожалуйста. Но босса своего не продам! Мы с ним – кореша.
– А ты уже его заложил, шакал, – презрительно бросил ему Юсупов. – Будэшь молчать – Бутус об этом узнаэт. Он тэбе этого нэ простыт!
– Врешь, чечен! На понт меня хотите взять?
– На понт? Сэйчас убэдышься, что тэбе хана.
Юсупов повернулся к Белоусову. Тот поняв, достал плейер.
– Руслан включы кассэту – пусть послюшаэт!
Плейер отчетливо воспроизвел то место разговора Валета с Сальниковым, где он говорит, как его босс замел следы убийства изменившей ему любовницы. Валет сразу скис.
– Да уж, узнает Бутус – мне каюк. Чего вам от меня надо? Говори: что сдэлали с любовницей Бутуса и куда ее дэли? – потребовал Михаил. – Ты ее замочил?
По лицу Валета было видно, как желание выжить борется у него с верностью своему боссу и старому другу. Хмуро бросил:
– Хотите заложить Бутуса или срубить с него бабок?
– Зачэм закладывать? – успокоил его Юсупов. – Надо, чтоб сговорчивей был.
Это устроило Валета, он облегченно вздохнул:
– Тогда лады! Лично я бабу не убивал. А схоронили ее в новом коттедже.
– Кто же ее замочил, если не ты? Чем можешь доказать? Но Валет уклонился от прямого ответа.
– Сами убедитесь, как найдете. Моей вины в ее смерти нет. Насколько знаю – другие умучили.
В этот момент, как было условлено, в комнату вбежал Сальников:
– Сюда едут мусора! Надо рвать когти!
– Нэ может быть! – изобразил, будто не верит, Юсупов. – С чего взял?
– На лестнице соседка сказала, что их вызвала. Не теряя времени, все трое устремились к выходу. Прикованный к батарее Валет, поняв, что попадет в руки милиции, испустил отчаянный вопль:
– Братки, не бросайте! Мусора меня заметут! На мне много висит!
– Ничего, мэньше врэда от тебя будет! – не оборачиваясь, бросил ему на ходу Белоусов по инерции с кавказским акцентом.
В это время у себя на кухне, сидя за ужином, Вера Петровна безуспешно старалась успокоить мужа Профессор почти не ел, хмурился…
– Степочка! Ну чего ты все переживаешь? Миша правильно сделал, не взяв тебя с собой!
Розанов резко отодвинул от себя тарелку.
– Нет! Он совершил непростительную ошибку! – Ну почему, дорогой? Ему же видней.
– Как ты не поймешь? Я педагог и лучше знаю психологию. Мне удастся его разговорить, а им он ничего не скажет. Это же отпетый преступник!
– Вот именно: отпетый! Поэтому Миша тебя и не взял. Он опасен даже для него. А ты разве сможешь сдержать себя, если этот бандит убил Надю?
Профессор угрюмо молчал, и она продолжала его мягко увещевать.
– Займись лучше своей работой и доверь это дело Мише. Побереги сердце! Последний раз у тебя была плохая кардиограмма!
Но это лишь рассердило Розанова, и он с укором сказал:
– Ты такая чуткая, Вера, а не понимаешь: ну как я могу успокоиться, когда убили мою дочь! И я даже не знаю – где она, бедняжечка, покоится!
Профессор задохнулся от волнения и схватился за сердце. Жена проворно вскочила, достала из ящика валокардин, но он отвел ее руку с лекарством.
– Нет, Вера, не сердце у меня болит, а душа! Потому, что Наденька – не твоя дочь. Ты не смогла полюбить ее как Свету Иначе бы тоже сильно переживала!
Укор мужа был таким болезненным, что Вера Петровна заплакала, но это его не остановило.
– Я всегда замечал, что всю свою душу ты отдаешь Свете и внуку, а надолго Наденьки мало остается, – с горечью продолжал он. – Относился к этому с пониманием, но мне было больно.
Сказанное им было слишком несправедливо. На глазах Веры Петровны выступили слезы.
– Обидно это слышать от тебя, Степа! – возразила она. – Я любила Наденьку всегда, несмотря на го, что она – дочь Лидки, которая нас с тобой разлучила. Ты не имеешь права меня упрекать!
– Это почему? Разве я сказал неправду?
– Потому что к Свете ты тоже проявлял меньше любви, чем к Наде, хотя она – наша общая дочь!
Розанов возмущенно пожал плечами.
– Ты забыла почему? Сколько лет я даже не подозревал, что она – моя дочь? А Наденьку я растил с рождения!
Воспоминания были столь горьки, что Вера Петровна зарыдала, уткнувшись лицом в лежащие на столе руки. Потом, собравшись с духом, подняла голову:
– Нет, так мы далеко зайдем, Степа! Прощаю тебя, понимая твое состояние Видит Бог, что я тоже очень любила Наденьку и глубоко переживаю наше горе!
В тесной, прокуренной комнате следователя МУРа шел допрос Валета. За окном ярко светило солнце, а настроение у молодого, но уже располневшего и облысевшего капитана было пасмурное. Растерянно глядя, на сидящего перед ним с наглым видом Валета, он почесал в затылке.
– Даже не знаю, что с тобой делать, Корнев. Влип ты крепко. Если бы не это, указал на лежавшую на столе кассету, – гулял бы ты уже на свободе. У меня на тебя, считай, больше ничего нет.
– Вот и отпускай, начальник! Это – туфта, – Валет кивнул на кассету. – Мои враги сварганили – чтобы упечь.
– Нет, голос – твой. Экспертиза это докажет, – покачал головой капитан. – Но в протокол я записал, что все отрицаешь. Ты и дальше будешь лепить нам горбатого? Ведь не выдержишь расколешься!
– Не расколюсь, ничего не докажете! Меня подставили.
– Ладно, так и запишем, – капитан сделал отметку в протоколе и пододвинул его к Валету. – Подписывай.
– Ничего не подпишу без адвоката, – наотрез отказался тот. – Я ученый.
– Знаю это, Валет, то бишь гражданин Корнев. Поэтому и не настаиваю.
Капитан отложил в сторону протокол и нажал на кнопку. В дверях сразу возник конвоир, и он распорядился:
– Доставьте задержанного в КПЗ!
Конвоир, надев наручники, увел Валета. Как только за ними закрылась дверь капитан достал мобильник и, набрав номер, приглушенно сообщил:
– Передай шефу, Игорь, что его «мокрушник» у меня здесь – в КПЗ. Уверен, что расколется, – у нас кассета, где он его закладывает. Нет, только копия, а кто хранит оригинал – неизвестно. Жду указаний!
Сидя за столом в своем роскошном кабинете, Бутусов визировал документы, когда к нему вошел с озабоченным видом его помощник Игорь. Бутусов сразу оторвался от бумаг и вопросительно поднял на него свои холодные глаза:
– Ну что, узнал куда подевался Валет?
– В ментовку попал, – хмуро сообщил Игорь. – Он в КПЗ, на Петровке.
– По пьянке или опять обкурился?
– Хуже, Борис Осипович! У чеченцев его отбили. Наш человек в МУРе за него много бабок хочет.
Бутусов презрительно скривил губы.
– Чего это он так губу раскатал?
– У Валета кассету нашли – а там компра.
В холодных глазах его шефа появилась тревога.
– Что еще за кассета? – обеспокоился он. – На кого компра?
