— Первый раз, может, и страшновато, а потом привыкнешь. У нас, в Умбе, даже первоклассники могут по бревнам ходить.
— А что, попробую-ка и я? — задумчиво глядя на речку, сказал Ваня.
— На обратном пути, — сказал Санька.
Андрей Пирожков вдруг рассмеялся.
— Хохотунчик напал? — удивленно взглянул на него Санька.
— Вспомнил, как твоя мать говорила, что ни за что тебя одного в большой город не отпустит. Потеряешься…
— Хоть бы своими глазами поглядеть на большой город, — сказал Санька. — В кино только и видел-то ваш Ленинград.
— Все-таки я попробую, — сказал Ваня. — Босиком, наверное, лучше?
— Успеешь еще… — остановил его Санька. — Я вам сейчас наш залив покажу… Белое море!
Санька не только залив показал, где стояло у причала небольшое пассажирское судно «Рулевой», но и познакомил с шофером лесовоза Кузьмой Васильевичем. Шофер посадил на судно свою жену, которой нужно было по делам в Кандалакшу, и задумчиво стоял у причала, посасывая папиросу. «Рулевой» громко крякнул и отвалил от берега.
Небритый, с густой черной шевелюрой Кузьма Васильевич, сопровождаемый ребятами, подошел к своей забрызганной грязью «Колхиде» с длинным прицепом и, прежде чем забраться в кабину, спросил:
— На озере, говорите, работают?
— У них лодок много, — сказал Андрей.
— На озере без лодок делать нечего, — усмехнулся шофер. — А что они там делают, на Вял-озере?
— Дно измеряют, пробы воды берут, рыбу ловят, — перечислил Ваня.
— Изучают водный и тепловой режим водоема, — прибавил Андрей, с удовольствием произнося научные термины.
— На шестидесятом километре от Умбы на берегу ламбины стоит какая-то экспедиция… Верно, рыбу ловят и станция у них, что погоду определяет. А лодок с моторами штук десять.
— Это они, дядя Кузьма, — обрадованно сказал Ваня.
— А что это за ламбина? — спросил Андрей.
— Лесное озеро. Оно впадает в Вял-озеро. Все лесные малые озера у нас называют ламбинами.
— Я и начальника ихнего хорошо знаю — Назарова, — оживился шофер. — Машина у них как-то в болоте застряла, так я ее тросом вытаскивал… Шофер-то у них толстомордый такой, а Назаров хороший мужик! Вот только забыл, как его по имени-отчеству?
— Георгий Васильевич, — вспомнил Андрей. — У него волосы седые.
— А когда вы снова туда… — начал было Ваня, но шофер перебил:
— Я частенько мимо их лагеря с лесом езжу и назад порожняком. Их повертка-то в аккурат на шестьдесят первом километре. Там и дощечка на сосне висит, указывает, значит, где они находятся.
— Дядь Кузьма, подбрось ребят, а? — попросил Санька. — Они из самого Ленинграда прилетели сюда.
— А зачем вам сдалась эта экспедиция?
Шофер внимательно посмотрел на них. Брови у него широкие, густые и небольшие глаза оттого кажутся глубокими, острыми.
— Сестра родная у него там, — кивнул Ваня на Андрея. — Микробиолог.
— А у тебя? Брат родной?
— Я с ним… — немного растерялся Ваня. — Мы, дядя Кузьма, в одном классе учимся.
Этот аргумент подействовал.
— Подбросить-то можно, — все еще сомневаясь, сказал шофер. — Вопрос в том: обрадуются ли вам?
— Подбрось, дядя Кузьма, — ввернул Санька. — Ребята хорошие. Из Ленинграда.
— Я сестре теплый свитер привез, — на этот раз к месту сказал Андрей.
Шофер достал из кармана папиросы, спички и закурил. Хмуря черные брови, задумался. На мальчишек он не смотрел. Смотрел на удаляющееся в сопровождении горластых северных чаек судно с названием «Рулевой».
Кузьма Васильевич громко потопал ногами по глинистой обочине, так что от голенищ сапог отскочили просохшие лепешки грязи, и сказал:
— Ничего не выйдет… Пустое это дело.
— По… почему пустое? — упавшим голосом переспросил Ваня.
— Да я не вам, — усмехнулся шофер. — Зря, говорю, жинка моя потащилась в Кандалакшу… Ну кто ей там без накладной выпишет медикаменты?
— Выпишут, — обрадованно сказал Ваня.
Шофер залез в кабину и с другой стороны распахнул голубую дверцу.
— Поехали, — сказал он.
— Прямо сейчас? — не поверил Ваня.
— Дай бог затемно добраться до вашей повертки… Дорожку туда, видно, сам черт мостил!
Мальчишки вскочили в светлую, просторную кабину лесовоза. У Санькиного дома дядя Кузьма остановился. «Колхида» глухо урчала, выбрасывая из выхлопной трубы комочки синей гари. Ваня и Андрей бегом припустили за своими пожитками.
— Может, пообедаете? — предложил Санька. — Я мигом все разогрею.
— Не до обедов тут, — проворчал Кузьма Васильевич. — Хоть у нас и круглый полярный день, а к ночи худо по этой чертовой дороге ехать.
Санька сбегал в дом и принес жареной рыбы и полбуханки хлеба.
— По дороге подзаправитесь, — сказал он.
Уехали, так и не попрощавшись с тетей Дуней — она была на работе, где-то опять морила мелких вредителей хлорофосом.
Санька степенно пожал каждому руку и на прощанье сказал:
— Как-нибудь выберусь к вам на озеро. На рыбалку. С дядей Кузьмой.
— Поехали сейчас, — предложил шофер. — Места хватит.
— У меня тут есть дела, — важно сказал Санька.
— Ну, бывай, — протянул ему руку Кузьма Васильевич. — Мой поклон Дусе.
Мощный лесовоз, разбрасывая на обочины комья полузасохшей грязи, покатил по дороге — машины в Умбе по бревенчатой мостовой не ездили. Выбитая каменистая дорога круто пошла вверх, мимо заросшего кладбища, склада, рыбоводного завода. Кряжистые, лохматые деревья пододвинулись вплотную. Колючие лапы царапали верх кабины. Сосны, ели, березы, осины — все здесь перемешалось и дико и вольно росло вокруг. На мшистых захламленных сучьями проплешинах угрюмо торчали темно-серые обломки огромных растрескавшихся камней. На камнях и округлых гладких валунах нахохлились черные птицы. Иногда одна из них приподнималась на тонких ногах, взмахивала отливающими вороненым блеском крыльями, но не улетала. Мальчишки так и не поняли, вороны это или грачи.
Глядя на открывающиеся все новые и новые дали буйного дикого Севера, приятели задумались, притихли. Желтая гладкая баранка то быстрее, то медленнее скользила в крепких ладонях шофера.
— Далековато вы, молодцы, забрались от родного дома, — сказал дядя Кузьма, скосив живые темные глаза в их сторону. — За самый Полярный круг.
11. СЮРПРИЗ ДЛЯ ТОВАРИЩА НАЗАРОВА
Последние километры мальчишки уже не любовались северной природой. Вцепившись в мягкое сиденье руками, они изо всех сил старались разлепить смыкающиеся ресницы. Головы сами по себе клонились то в одну, то в другую сторону, падали на грудь. Как будто шеи вдруг стали ватными и не в силах больше держать такой тяжелый груз. Иногда головы стукались друг о дружку, и мальчишки, с трудом продрав сонные глаза, с удивлением озирались.
Дядя Кузьма гнал свою «Колхиду» по разбитой дороге, памятуя поговорку: больше скорость — меньше ям.
Глухой завывающий звук мотора то становился близким, громким, то совсем пропадал, и тогда Ване
