поделились со мной всем, что вы о них знаете.

– А вы совсем ничего о них не знаете? – осторожно осведомилась Амелия, чувствуя, что у нее чуть кружится голова после крепкого коктейля.

– Ну... кое-что, – пожала девушка плечами. – Вот, например, о чем они совещаются...

– Очень любопытно, – насторожилась Амелия, думая о муже и той выгоде, которую он извлечет для газет, присутствуя на совещании магнатов.

– Боже мой! Чудовищная, травоядная скука. Они говорят, скажем, об Африке, о сырье, которое уходит из-под ног, о том, можно ли сохранить капитализм в одной стране... Станет чуть веселее, если кто-нибудь расхрабрится и заговорит о взрыве ядерной бомбы, которым следовало бы приостановить распространение коммунизма... особенно в Африке. Будут сетовать на европейское предательство. Съели американские миллиарды и отвернулись... Вспомнят о вредной бесполезности выстроенных когда-то наших баз... И закончат все-таки снова взрывом бомбы, которую надо бросить в решительную минуту в нужном месте. В международном воздухе снова холод, миледи. На разрядку мода проходит.

Амелия невольно скосила глаза на огромный, похожий на магазинную витрину иллюминатор. Из-за горизонта торчали столбики небоскребов. Молодая леди перехватила ее взгляд и рассмеялась.

– О'кэй! Но в том-то и дело, что бомбу надо так бросить, чтобы не получить ответную. Тут нужна особая ловкость, тактика ринга, опыт рэкетиров, елейность проповедника и отвага самоубийцы.

Амелия всплеснула руками. Ее собеседница, выбросив соломинку, залпом осушила бокал бьющей в голову жидкости.

– От этого я только трезвее говорю, – указала она глазами на бокал. – Словом, им требуется человек с верной рукой, газетной совестью и бульдожьей хваткой. Вы знаете, я думаю, что под саблей Моргана сидит сейчас сам Ричард Львиное Сердце. Он хоть и не показывался на палубе, но я его, как живого, представляю там... Такой благообразный, холеный и рыхлый.

– Если бы не ваше богатство, – осторожно заметила Амелия, – вы бы сделали карьеру в газете моего мужа.

– Иногда мне хочется, чтобы я не была богата, – задумчиво произнесла девушка. – И порой противно пить эту влажную мразь из-за того только, что это модно... Зовите меня просто Лиз. А о мужчинах я почти все знаю... Я только хотела подружиться с вами и говорю лишнее. Мне кажется, вы не такая, как все... Вы были несчастны?

– Да... очень, – неожиданно для себя призналась Амелия.

– А если бы вы могли начать жизнь снова, вы поступили бы по-иному?

– Не знаю, – совсем смутилась Амелия.

– И я не знаю... Только мне всегда хочется поступать не так, как я поступаю. Зачем мне выходить замуж за Рипплайна? Зачем?

Только сейчас Амелия догадалась, что эта молодая леди – невеста Ральфа, наследница всесильных богатств самих Морганов.

– Мне кажется, что мы с вами переговорили о многом, об очень многом, – задумчиво сказала Лиз, – или я просто думала здесь при вас... Может быть, я буду такой же, как все, и стану обманывать Ральфа... или попрошусь сбросить ядерную бомбу в Африке... или взорву ее вместе с собой и еще с кем-нибудь поважнее... Я не знаю...

Амелия поняла, что времена переменились: сейчас эксцентричность, пожалуй, иная, чем в ее юные дни... А может быть, это и не эксцентричность, а что-нибудь глубже, серьезнее... Она уже боялась своей новой знакомой.

Лиз стало скучно или на нее подействовал выпитый коктейль, она пригорюнилась.

– О чем вы думаете? – спросила из вежливости Амелия.

– О чем? – усмехнулась мисс Морган. – О том, какого негодяя они выберут, чтобы делать все его руками?

– Что делать?

– Ах, вы ведь знаете, вас же похищали гангстеры... Только тут надо целую Африку... Приемы одни и те же... Масштабы другие. Вместо угрожающих писем с орфографическими ошибками – дипломатические ноты с историческими ошибками; вместо стрельбы в воздух – напоминания о взрыве; вместо разрывных пуль – «священное оружие справедливости», оружие меньшинства, которым якобы можно сдержать любое большинство, – ядерная сверхбомба. Боже! Когда же пройдет наконец на нее мода и будут носить косы, туники и ездить в колесницах?..

На палубе появились мужчины. Оживившиеся дамы поспешили выйти к ним.

Мисс Лиз Морган осталась за стойкой.

Амелия нашла мистера Джорджа Никсона. Он стоял у перил и суженными глазами смотрел на восток. Лицо его было бледно, губы плотно сжаты.

– Опять морская болезнь? Это ужасно! – посочувствовала Амелия.

– Нет, дорогая! Все как рукой сняло, – бодро ответил мистер Никсон.

– Вы сделали хороший бизнес?

– Пожалуй!

– Напишете что-нибудь интересное для газет?

– Ни строчки, дорогая. Ни строчки!

– Что же произошло?

– Снова холод, дорогая. Начинается решительный раунд.

– Вам придется драться?

– Еще как! В холодную пору надо помочь Ричарду Львиное Сердце. Придется стать... – он огляделся по сторонам: они были одни, – супергосударственным секретарем, моя милая.

Амелия ахнула:

– Кому?

– Мне, милочка! О! Я кое-что понимаю в нокауте, особенно если он касается какого-нибудь черного.

Амелия смотрела на супруга расширенными глазами, в ушах ее звучал голос Лиз.

А вверху, на мачтах, щелкали парусные автоматы, скрипели блоки, ветер надувал выпуклые паруса. Красавица яхта разворачивалась, готовая ринуться к африканским берегам.

Океан мерно дышал, поднимая на своей груди и яхту, и как бы воздух вокруг, и небо над ней.