Так или иначе, однажды я спросил ее полушутя, является ли она членом Арампрова.

— Чушь собачья, — ответила моя знакомая. — Фашистская провокация. Никакого Арампрова не существует. Я бы знала.

— А если бы существовал, вступила бы?

— Ну, смотря, чем там занимаются.

— Свергают правительство Америки.

— А ты не считаешь, что монополистический капитализм со свойственным ему подавлением рабочего класса и финансированием войн через марионеточные режимы заслуживает того, чтобы его свергли?

— Значит, вступила бы, — сказал я.

Но даже Лиз не могла вступить в Арампров, если Арампрова не существовало в природе. Я больше никогда не видел ее после того, как она бросила мне окурок в ресторанчике Ларри Блейка; партия запретила ей иметь со мной дело, а Лиз была очень дисциплинированна. Все же я не думаю, что она сумела выдвинуться в рядах партии — слишком уж покорно принимала распоряжения, да и вечно их путала. Интересно, что с ней стало? Вряд ли ее интересовало, что стало со мной; после того как партия объявила меня нежелательной персоной, для Лиз я перестал существовать.

Однажды за ужином с Николасом и Рэйчел в разговоре всплыла тема Арампрова. Социалистическая рабочая партия вынесла резолюцию, осуждающую и сенатора Фримонта и Арампров: одного как руку американского империализма, другого — как руку воинствующей Москвы.

— Ну, вы там в СРП настоящие оппортунисты, — прокомментировал Николас.

Рэйчел одарила его снисходительной улыбкой ученой девицы.

— Ты еще встречаешься с тем парнем? — спросил Николас, имея в виду функционера СРП, которым увлекалась Рэйчел.

— А ты еще сохнешь по жене босса? — парировала она.

— Ну… — пробормотал Николас, вертя на столе чашку с кофе.

— Фримонт сделал великолепный ход, — вмешался я. — Денонсировал организацию, которая никогда не существовала, которую сам же выдумал!.. И заявил, что она пронизывает всю Америку. Никто не в состоянии ее уничтожить. Никто не в состоянии от нее спастись. Никто не знает, где нанесет она удар.

— В Беркли, — сказал Николас.

— В Канзасе, в Солт-Лейк-Сити… где угодно. Фримонт может организовывать антиарампровские отряды, правоуклонистские молодежные группы, которые будут сражаться со всеми проявлениями врага, обмундированные и вооруженные отряды воинствующих юнцов. Да эта идея его в Белый дом приведет!..

Я шутил. Но, как мы все знаем, я оказался прав. После убийства Джона Кеннеди, после убийства его брата, после убийства почти всех видных политических деятелей США на это понадобилось всего несколько лет.

Все эти убийства, совершенные якобы психами-одиночками, имели общую цель: избрание Ферриса Ф. Фримонта. Иначе ему ничего не светило. Он не мог победить в честном соперничестве. Несмотря на агрессивные лозунги и поведение, Фримонт был пустышкой. Наверное, когда-то один из его помощников указал ему: «Если ты хочешь попасть в Белый дом, Феррис, тебе придется убить всех конкурентов». Фримонт принял совет к исполнению, начал действовать с 1963 года и успешно строил свою карьеру при администрации Линдона Джонсона. Когда Линдон Джонсон ушел в отставку, путь был свободен. Человеку, который не мог состязаться, состязаться и не пришлось.

Нет смысла сейчас рассуждать об этике Ферриса Фримонта. Время уже вынесло свой приговор, приговор всего мира — кроме Советского Союза, который до сих пор относится к нему весьма уважительно. Не исключено, что Фримонт напрямую работал под диктовку СССР и получал оттуда финансовую помощь. Так или иначе, его поддерживали Советы, его поддерживали правые, и в конце концов, в отсутствие других кандидатов, его поддерживали почти все. Он стал президентом на волне народного энтузиазма. А за кого еще было голосовать?

Можно задаться вопросом: почему столь разные группы, как американская интеллектуальная элита и советские стратеги поддерживали одного и того же человека? Я не политолог, но Николас однажды заметил: «И те и другие тяготеют к коррумпированным лидерам — чтобы легче было ими управлять. Советы и яйцеголовые любят марионеток. И всегда будут любить, потому что по своей сущности обожают приставлять пистолет к виску».

Никто не приставлял пистолет к виску Ферриса Фримонта. Он сам был пистолетом — нацеленным на нас. На тех людей, которые его избрали.

Николас тоже никак не был политологом. Он понятия не имел, как сформировались силы, стоящие за Феррисом Фримонтом; он понятия не имел, что такие силы вообще существуют. Подобно большинству из нас, он просто ошеломленно наблюдал, как ведущих политических деятелей одного за другим убивали, как быстро шел к власти Фримонт. Происходящее казалось абсурдным.

Есть такая крылатая латинская фраза, раскрывающая пружины любой интриги: «Кому выгодно?» Когда были убиты Джон Кеннеди, и Бобби Кеннеди, и доктор Кинг, нам следовало спросить себя: «Кому выгодно?» Это было невыгодно всем американцам, кроме одного второсортного человечка, который мог теперь попасть в Белый дом и там остаться. У которого в противном случае не было бы никаких шансов на успех.

С другой стороны, наше блуждание в потемках простительно. В конце концов, в Америке никогда ничего подобного не происходило. В отличие от других стран. В России прекрасно знают, как все это делается; знают и в Англии — взять, к примеру, Горбатого Дика, как называет Шекспир Ричарда III.

Впрочем, я не собираюсь рассказывать о том, как Феррис Фримонт пришел к власти. Я хочу рассказать о его упадке. Фактическая сторона дела известна, но вряд ли кто-либо догадывается о потайных механизмах его поражения. Я собираюсь рассказать о Николасе Брейди и друзьях Ника.

Хотя я оставил работу в книжном магазине, чтобы посвятить все время литературному труду, я частенько с удовольствием заглядывал в «Университетскую музыку», чтобы послушать новые пластинки и перекинуться парой слов с Николасом. К 1953 году Брейди практически стал управляющим — решал вопросы с поставщиками, оформлял все документы. Владелец, Герб Джекмэн, открыл магазин в Кенсингтоне и занимался только им — ближе к дому. Пэт все еще работала в Беркли, вместе с Николасом.

Я и не догадывался, что у Герба было плохо с сердцем. В 1951-м он перенес инфаркт, и врач посоветовал ему отойти от дел. Джекмэну едва исполнилось сорок семь, и он не мог выйти на пенсию; вместо этого он купил крохотный магазинчик в Кенсингтоне — покупатели туда заходили разве что по субботам.

Иногда по субботним вечерам Герб и его приятели собирались в подсобке магазина «Университетская музыка» поиграть в покер. Порой к ним присоединялся и я. В этом кругу все знали о состоянии здоровья Герба. Его приятели в основном были мелкими коммерсантами из близлежащего района и имели общие интересы. Общими были и проблемы — например, распространение торговли наркотиками на Телеграфную улицу. Все понимали, что нас ждет. Николас впоследствии говорил, что Герба доконала увиденная сценка — уличные торговцы открыто толкают травку прохожим.

А еще я играл в покер с Тони Бучером и его друзьями, тоже писателями-фантастами. Николас в покер не играл — интеллектуалы не увлекаются картами, а Николас был типичным интеллектуалом, для которого существуют только книги, пластинки и маленькие кафе. Когда им с Рэйчел хотелось размяться, они отправлялись прямо в Сан-Франциско, в кафешки Норт-Бича, однако предварительно всегда заходили в Чайнатаун и обедали в одном и том же — по их утверждению, самом старом — китайском ресторанчике на Вашингтонской. Там был один официант-коротышка по имени Уолтер, который, по слухам, кормил бесплатно бездомных студентов — тех, кто в свое время из битников превратятся в хиппи. Николас никогда не был битником или хиппи, но, несмотря на свою интеллектуальность, смахивал на них джинсами, кедами, короткой бородой и всклокоченными волосами.