Уже темнело, когда Стивен покинул дом мистера Баундерби. Вечерние тени сгустились так быстро, что, затворив за собой дверь, он не стал оглядываться по сторонам, а сразу зашагал по улице. Далека была от его мыслей таинственная старушка, с которой он повстречался после первого посещения этого дома, но, услышав позади себя знакомые шаги и обернувшись, он увидел ее — и рядом с ней Рейчел.

Он первой увидел Рейчел, да и шаги слышал только ее.

— Рейчел, дорогая! И вы, миссис!

— Удивляетесь, правда? — отозвалась старушка. — Оно и понятно. Вот я и опять здесь.

— Но как вы сошлись с Рейчел? — спросил Стивен, идя между ними и переводя взгляд с одной на другую.

— Да почти что как и с вами, — с готовностью отвечала старушка. — В нынешнем году я приехала попозже, потому одышка меня замучила и я отложила поездку до теплой погоды. И по этой же причине не в один день оборачиваюсь, а в два, и заночую нынче на заезжем дворе у железной дороги (там хорошо — чистота!), а завтра утром шестичасовым уеду домой. Но вы спрашиваете, при чем тут эта славная девушка? Сейчас скажу. Я узнала, что мистер Баундерби женился. В газете прочла — и как там хорошо все было расписано, ах, как хорошо! — воскликнула старушка с неподдельным восторгом, — вот и хочу поглядеть на его жену. Еще ни разу не видала ее. И поверите ли, — с самого полудня она не выходила из дому. А уж мне так не хотелось уезжать, не увидев ее, — я и повременила здесь немного, и раза два прошла мимо этой славной девушки; и такое у нее милое лицо, что я обратилась к ней, а она ко мне, — слово за слово, мы и разговорились. Ну, вот, — заключила старушка, — а что дальше было, вы сами можете смекнуть скорее, чем я сумею рассказать.

Снова Стивену пришлось подавить в себе невольную неприязнь к старушке, хотя, казалось, она сама искренность и простодушие. Добросердечный от природы и зная, что такова же Рейчел, он заговорил о том, что столь явно занимало эту старую женщину.

— Ну что же, миссис, — сказал он, — я видел ее; она молодая и красивая. Глаза темные, задумчивые, и, понимаешь, Рейчел, такая она тихая, даже удивительно.

— Да, да, молодая и красивая! — в упоении вскричала старушка. — Хороша словно розан! А какая счастливая — за таким-то человеком!

— Надо полагать, счастливая, — сказал Стивен, однако с сомнением взглянув на Рейчел.

— Надо полагать? Иначе быть не может. Она жена вашего хозяина, — возразила старушка.

Стивен кивнул.

— Впрочем, — сказал он, снова взглянув на Рейчел, — он уже мне не хозяин. Между ним и мною все кончено.

— Ты ушел с работы, Стивен? — с тревогой спросила Рейчел.

— Я ли ушел с работы, — отвечал он, — или работа ушла от меня, выходит одно на одно. С его работой мы теперь врозь. Пусть так. Я даже подумал, вот когда вы меня догнали, пожалуй, оно и к лучшему. Останься я здесь, я был бы как бельмо на глазу. Может, многим легче станет, когда я уйду; и мне самому, может, легче станет; так ли, нет ли, — а уж теперь ничего не поделаешь. Должен я распрощаться с Кокстауном и сызнова счастье свое искать.

— Куда ты пойдешь, Стивен?

— Покамест еще не знаю, — отвечал он, сняв шляпу и приглаживая ладонью редкие волосы. — Я не нынче ведь уйду, Рейчел, и не завтра. Нелегкое это дело — решить, куда податься, но я соберусь с духом.

Сознание, что он и в мыслях своих печется не о себе, а о других, и тут поддерживало в нем бодрость. Едва выйдя от мистера Баундерби, он подумал, что его вынужденный уход хоть Рейчел сослужит службу — оградит ее от нападок за то, что она не порывает с ним. Конечно, разлука с ней — тяжкое испытание и, где бы он ни очутился, вынесенный ему приговор будет тяготеть над ним, но последние четыре дня были столь мучительны, что, быть может, уж лучше уйти, куда глаза глядят, навстречу неведомым горестям и лишениям.

И потому он, не кривя душой, сказал:

— Я не поверил бы, Рейчел, что так легко примирюсь с этим.

Не ей было увеличивать его бремя. Она ответила ему ласковой улыбкой, и они втроем продолжали путь.

Старость, особенно когда она силится не быть обузой и не нагонять тоску, пользуется большим уважением среди бедного люда. Старушка была такая приветливая и благодушная, так беспечно говорила о своих немощах, хотя здоровье ее явно ухудшилось со времени первой встречи со Стивеном, что оба они приняли в ней участие. Она ни за что не хотела, чтобы они из-за нее замедляли шаг; но она радовалась тому, что они говорят с ней, и сама готова была говорить с ними сколько угодно, так что, когда они дошли до своей части города, старушка шагала бодро и весело, точно молодая.

— Пойдем ко мне, миссис, в мое убогое жилье, — сказал Стивен, — выпейте чашку чаю. И Рейчел пойдет с нами, а потом я провожу вас до вашего заезжего двора. Кто знает, Рейчел, когда бог приведет свидеться с тобой.

Обе согласились, и они все вместе подошли к его дому. Свернув в узкий проулок, Стивен, как всегда, с трепетом поглядел на свое окно — он страшился своего разоренного домашнего очага; но окно было отворено, как он оставил его утром, и ничья голова не мелькала в нем. Злой дух его жизни снова исчез много месяцев назад, и с тех пор он не видел несчастной пропойцы. О последнем ее возвращении можно было догадаться только по тому, что мебели в его комнате стало меньше, а седины в волосах — больше.

Он зажег свечу, достал чайную посуду, принес снизу кипятку и сходил в соседнюю лавочку за чаем, сахаром, хлебом и маслом. Хлеб был мягкий с хрустящей корочкой, масло — свежее, сахар — колотый, чем подтверждалось неизменное свидетельство кокстаунских магнатов, что этот народ живет по-княжески, да, сэр! Рейчел заварила чай, разлила его (для столь многолюдного общества одну чашку пришлось занять), и гостья с видимым удовольствием подкрепила свои силы. Что касается хозяина, который впервые за много дней пил чай не в одиночестве, то и он не без удовольствия приступил к скромной трапезе, хотя мир и ближайшее будущее расстилались перед ним неоглядной пустыней, — чем опять-таки подтвердил точку зрения магнатов, явив пример полной неспособности этого народа что-нибудь рассчитать и предвидеть, да, сэр!

— Я и не догадался спросить, как вас звать, миссис, — сказал Стивен.

Старушка отвечала, что звать ее «миссис Пеглер».

— Вдовеете, надо думать? — спросил Стивен.

— Сколько лет уже! — По расчетам миссис Пеглер, ее муж (редкий был человек!) умер еще до того, как Стивен родился.

— Большое горе потерять хорошего мужа, — сказал Стивен. — А дети есть?

Чашка миссис Пеглер застучала о блюдце, которое она держала в руке, выдав ее душевное волнение.

— Нет, — отвечала она. — Теперь уже нет.

— Померли, Стивен, — шепнула Рейчел.

— Простите, что заговорил про это, — сказал Стивен. — Не подумал, что могу задеть больное место. Каюсь, моя вина.

Пока он выражал свое сожаление, чашка, из которой пила гостья, стучала все громче.

— Был у меня сын, — сказала она, словно в замешательстве, но без обычных признаков неутешной скорби, — и он преуспел в жизни, чудесно преуспел. Только, пожалуйста, не надо о нем говорить. Он… — Поставив чашку на стол, она развела руками, как будто хотела сказать «умер!». Потом добавила: — Я потеряла его.

Стивен все еще терзался мыслью, что причинил старушке боль, когда квартирная хозяйка, спотыкаясь на узкой лестнице, добралась до его двери и, позвав Стивена, стала шептать ему на ухо. Миссис Пеглер, которая отнюдь не страдала глухотой, уловила одно произнесенное имя.

— Баундерби! — крикнула она сдавленным голосом и выскочила из-за стола. — Спрячьте меня! Он не