властному тону, главный в компании похитителей. - Напрасно, дорогой! Ой, напрасно! Мы совсем из другой команды! Враждебной! Проще говоря - представители структур, проплачивавших твои антипрезидентские статьи и выступления.
Мстиславский-Либерман остолбенело вытаращился. Услышанное никоим образом не укладывалось в рассудке. Бред сумасшедшего, да и только! 'Наверное, я свихнулся на почве переутомления, а те трое - галлюцинация!' промелькнуло в мозгу Сергея Адамовича. Он хотел ущипнуть себя за щеку, но скрученные за спиной, затекшие руки не повиновались хозяину. 'И парализовало в придачу!!!' Пристально наблюдавший за потугами и гримасами журналиста Симаков язвительно расхохотался.
- Не трепыхайся! Происходящее тебе не мерещится! - по-змеиному прошипел он. - Просто-напросто тебя 'заказал' твой добрый знакомый, известный российский предприниматель Виктор Семенович Борисов! Зачем? Пожалуйста, объясняю: ему нужен веский повод для массированной психологической атаки на президента Белоруссии... Надеюсь, ты записал на пленку последнюю телефонную угрозу?!
Напрочь выбитый из колеи 'борец с тоталитарным режимом' машинально кивнул.
- Ма-ла-дца! - по-вурдалачьи оскалился убийца. - Итак, дружок, ты бесследно исчезаешь, а благодаря той записи в автоответчике международная пресса обрушивает на Лукашенко громы и молнии!.. Не расстраивайся, 'правдолюбец'. Ты умираешь ради достижения великой цели! Во имя торжества 'общечеловеческих ценностей', - с сарказмом добавил Симаков.
Наконец-то все понявший 'рупор оппозиции' по-коровьи замычал, задергался, заелозил по траве. Из глаз Мстиславского-Либермана потоком хлынули слезы.
- Ну, чо, свернуть ему шею? - спросил у старшего группы Филиппов.
- Нет! Зарывайте живьем! - отрезал 'особо доверенный'. - Если тело чудом найдут, то заключение экспертизы о характере смерти послужит дополнительным доказательством жестокости белорусских гэбэшников!!!
Сергея Адамовича столкнули в яму, засыпали землей, плотно утрамбовали и прикрыли место захоронения дерном. Потом убийцы закинули лопаты подальше в заросли, прямо на могиле развели костер, нажарили шашлыков, набили желудки горячим мясом, расстелили принесенные с собой куски брезента и, вольготно развалившись на них, крепко уснули. Надо ж отдохнуть 'людям' после успешного окончания трудоемкой 'работы'! Тем более грядущий день обещал быть еще более напряженным...
* * *
В прошлом видный государственный деятель республики Беларусь, попавшийся на воровстве, с позором изгнанный со службы и в мгновение ока трансформировавшийся в 'непримиримого борца с антинародным режимом', Сергей Михайлович Астахович сегодня проснулся поздно, кое-как разлепил заплывшие веки и сразу страдальчески заохал в приступе лютого похмелья. (Вчера после удачно организованной провокации упился на радостях с соратниками-оппозиционерами.)
- Ле-е-енка! - сжимая ладонями налитую свинцовой мутью голову, просипел он. - Ле-е-екарство-о-о!!! Уми-ра-а-ю!!!
Ответа не последовало.
- Курва, блин, вонючая! Пива неси! Живо! - безуспешно прождав минуты две, яростно завизжал 'непримиримый борец'. - Морду разворочу, тварюга ленивая! Ты меня знаешь!!!
Угроза возымела действие. Через несколько секунд в комнату, колыхаясь дряблыми телесами, вбежала супруга Астаховича Елена Дмитриевна и протянула мужу распечатанную банку вышеозначенного напитка германского производства.
- Ур-ркхе-пф-ф-ф! - хищно присосался к банке Сергей Михайлович, быстро заглотил содержимое и прогавкал требовательно: - Еще! Две! Или нет, четыре!!.
Как следует опохмелившись, господин Астахович почувствовал себя значительно лучше, уселся поудобнее на постели, поскреб лысину, прикурил сигарету и принялся с удовольствием припоминать подробности вчерашней акции. Собрав небольшую толпу штатных демонстрантов (преимущественно наркоманов и представителей секс-меньшинств), оппозиция устроила шествие через весь Минск, к президентскому дворцу под лозунгами: 'Долой диктатора Лукашенко!', 'Да здравствует свобода!', 'Мы хотим демократию!' и т.д., и т.п.
Рядом (с камерами на изготовку) крались корреспонденты ряда зарубежных и некоторых российских телекомпаний. Долгое время, к великому горю организаторов, на манифестацию никто не обращал внимания, но в двухстах метрах от президентского дворца путь ей наконец-таки преградила шеренга омоновцев. Организаторы вздохнули с облегчением, передали по цепочке условный сигнал, и демонстранты, обрушив на безмолвную шеренгу град заранее припасенных камней, полезли в драку. Омоновцы, отбиваясь, пустили в ход резиновые дубинки. Вот тут-то и заработали многочисленные телекамеры!..
В ближайшие день-два документальная запись 'зверской расправы над белорусской оппозицией' попадет в мировой телеэфир. Естественно обрезанная, умело смонтированная. Так, зрители не увидят молодого милиционера с разбитым в кровь лицом, поваленного на асфальт и злобно пинаемого сквернословящими 'демократами'. Но вздымающиеся над головами дубинки им покажут крупным планом в различных ракурсах! И тот кадр, где юная лесбиянка протыкает шилом глаз омоновцу, 'гуманисты-правдолюбцы' стыдливо вырежут. Зато продолжение этой истории - когда обезоруженную, упирающуюся стерву тащат к 'воронку' - продемонстрируют обязательно!.. В общем, получится жуткая кинохроника в лучших традициях современных западных СМИ, густо приправленная скорбными комментариями и гневными призывами обуздать 'распоясавшихся злодеев'. Очередной международный скандал гарантирован!!!
'Борец с тоталитарным режимом' пакостно хихикнул, забычковал окурок в пепельнице, и... в следующий миг в дверь длинно, настойчиво позвонили. Потом заколошматили ногами.
- Что за черт? - изумился Сергей Михайлович, спрыгивая на пол. - Кто там на хрен безобразничает?!
- Откройте! Госбезопасность! - словно отвечая Астаховичу, завопили на лестнице грубые голоса. - Не прячься, мятежник! Мы знаем - ты дома!
'Не может быть! - покрылся холодной испариной 'бесстрашный оппозиционер'. - КГБ?! За мной?! Чепуха! Лукашенко пальцем не тронет патентованного правозащитника без о-о-очень веских оснований. А оснований-то у него и нет! Я ж не лез на ментов с кулаками. Стоял спокойненько в отдалении, давал интервью журналистам. Наверное, тут обычное недоразумение...'
- Лена, отопри. Сейчас разберемся, - собравшись с духом, велел он жене...
* * *
В квартиру Астаховича ломились Василий Павленко и Николай Филиппов. Валерий Симаков остался ждать за рулем, в черной 'Волге' с тонированными стеклами. На сей раз старший группы взял на себя роль водителя. Мол, он один знает, куда надо отвезти 'пассажира'...
Дверь отворила жирная перепуганная тетка в цветастом халате, на вид лет сорока-пятидесяти.
- Комитет государственной безопасности! - свирепо отчеканил Павленко, тыча в нос тетке раскрытое удостоверение. Филиппов, согласно инструкции Симакова, проделал то же самое.
- Вы, э-э-э-э, товарищи, ошиблись адресом, - проблеял, выходя из спальни, пожилой, опухший с перепоя, вислобрюхий мужик с козлиной бороденкой, облаченный в 'семейные' трусы с изображением американского флага. - Я Сергей Михайлович Астахович, известный...
- Глохни, сука! - гаркнул Павленко. - Мы не ошиблись! Именно ты нам и нужен! Одевайся, предатель! Поедем на допрос!
- И-и-и!!! - попыталась закатить истерику Елена Дмитриевна, но Павленко моментально заткнул ей рот ударом кулака, вынул из-за пазухи пистолет и, наведя дуло на Сергея Михайловича, с угрозой повторил: Одевайся!
Одуревший со страха 'непримиримый борец' бросился поспешно натягивать одежду...
Через пять минут белого как мел, сгорбившегося Астаховича на глазах у десятка любопытствующих соседей вывели из подъезда и затолкали в машину. Симаков выжал газ. Зловещая черная 'Волга' молнией вылетела со двора...
* * *
Ехали долго, но вовсе не в сторону белорусской 'Лубянки', а наоборот подальше от города. По самому малолюдному из местных шоссе, больше напоминающему проселок. Однако Сергей Михайлович ничего этого не замечал и всю дорогу провел в полуобморочном состоянии. Безумный, животный страх терзал сердце, парализовал волю. Какие бы то ни было мысли в голове видного оппозиционера напрочь отсутствовали. И уж тем более не срывались с уст приличествующие 'непримиримому борцу' обличительные речи, хотя рта Астаховичу никто не затыкал. Лжегэбэшники друг с другом тоже не разговаривали, но на свою скованную ужасом жертву периодически посматривали. С