аккуратный сверток. — Отныне мы — члены советской профсоюзной делегации, которая посещала немецких товарищей для обмена большевистским опытом. Я — представитель передового колхозного крестьянства, ее сиятельство — рабфаковка [25], вы — РКИ, то есть рабоче-крестьянский интеллигент. Снимайте всю одежду, и нижнее белье тоже. У советских граждан оно не такое, как на Западе. Скорей, скорей! Сейчас не до стыдливости.
Зоя отшвырнула в сторону щегольской чехол. Под ним оказался простецкий фибровый чемоданчик с лиловым клеймом «Мосторг». Княжна стала доставать оттуда одежду: бумазейную юбку скучно-горчичного цвета, военного кроя блузку, грубые башмаки.
— Можно я хотя бы оставлю дессу и чулки? — сказал она, с тоской разглядывая квадратный лифчик. — Хоть я и рабфаковка, но все-таки из-за границы еду. Могла же я себя побаловать покупками?
Айзенкопф был непреклонен:
— Ни в коем случае. Это называется «буржуазные шмотки». Из-за какого-нибудь вашего шелкового чулка мы можем сгореть. Раздевайтесь!
— Тогда не пяльтесь!
Когда немец отвернулся, Зоя, хитро улыбнувшись и приложив палец к губам, вынула из кармана и спрятала в чемоданчик пудреницу «Лориган Коти».
Затем (Гальтона бросило в жар) моментально сбросила с себя всю одежду.
Автобус вильнул.
— На дорогу смотри, а не в зеркало, идиот!!! — крикнул Айзенкопф по-немецки шоферу. — Ты нас угробишь!
Он тоже разделся, обнажив поджарое, мускулистое тело. Но после этого начался стриптиз почище. Биохимик стянул с себя маску забияки-бурша, открыв свое настоящее лицо — вернее, полное его отсутствие.
Норд уже видел этот ужас раньше, а вот Зоя не удержалась, вскрикнула.
— Не нравится — не смотрите, — пробурчал Айзенкопф страшным безгубым ртом.
Норд переодевался в советского «инженерно-технического работника»: длинные синие трусы, обвислая нитяная майка, носки на застежках, сверху — белая рубашка с расшитым воротом и мешковатый костюм. Потрепанные круглоносые туфли белого цвета. На пиджаке два значка. Он перевернул их, прочитал: «ОСОВИАХИМ» [26] и «МВТУ» [27]. Ага, первый — военно-патриотическое общество, второй — знак высшего инженерного образования.
Зоя повязывала голову красной косынкой.
— Эта блуза называется «юнгштурмовка», — с серьезным видом сказала она, направляя на себя карманное зеркальце. — Бедные русские девушки… Хотя по-своему даже стильно.
Пока она привыкала к новому облику, Курт надел синие в белую полоску портки, потрепанные сапоги, рубаху навыпуск, перепоясался ремешком, нахлобучил картуз и стал прилаживать новую маску. Коллеги старались на него не смотреть.
— Готово, — наконец объявил биохимик. — Ну как вам колхозник?
На них смотрел пожилой дядька, почти до самых глаз заросший дремучей бородой. Из-под полуседых кустистых бровей поблескивали спокойные глаза — единственное, что осталось во внешности немца неизменным.
— Зубы придется поджелтить. И еще надо обработать одежду и бороду ароматическими отдушками. Вот… — Он достал из кофра пузырек. — Махорка, эссенция пота, кислая капуста, чуть-чуть навоза…
Зоя наморщила нос:
— Не так густо, пожалуйста!
Доктора Норда занимало другое.
— А как вы собираетесь провезти через границу весь этот арсенал? — спросил он, разглядывая коробочки, баночки, мешочки, свертки, папки, аккуратно разложенные по многочисленным ячейкам и ячеечкам монументального чемодана.
— У меня приготовлены все бумаги. Для германских властей одни, для польских другие, для советских — третьи, из которых следует, что наша делегация сопровождает партию химикатов и приборов, подарок от немецких коммунистов молодой советской индустрии. Проблем на таможне не будет.
Предусмотрительность Айзенкопфа вызывала уважение. Гальтон подумал, что с помощником ему все-таки повезло. Ротвеллеровские специалисты по подбору кадров не зря едят свой хлеб.
Автобус уже подъезжал к величественному краснокирпичному зданию с вывеской «Bremer Hauptbahnhof» [28].
До отъезда берлинского поезда, к которому был прицеплен спальный вагон Бремен-Москва, оставалось вполне достаточно времени.
«Советская профсоюзная делегация» шла по перрону, провожаемая брезгливыми или откровенно неприязненными взглядами приличной публики. Зато носильщик приветственно поднял сжатый кулак, сказал: «Rotfront, Kameraden!» [29] и чуть не силой отобрал у «колхозника» кофр.
— С комприветом, товарищ! — звонко поприветствовала пролетария княжна. — Даешь мировую революцию!
Расположились в четырехместном купе второго класса.
Зоя оживилась, с удовольствием вживаясь в роль.
— Товарищ проводник! — кричала она. — Три стакана чаю! Нет, шесть! С сахаром и с лимоном! Споем, товарищи?
И завела на весь вагон: «Наш паровоз вперед летит, в Коммуне остановка!»
— Что-то ее сиятельство расшалились, — пробурчал Айзенкопф, но подхватил басом: «Иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка!»
«Гей, по дороге!
По дороге войско красное идет. Гей, оно стройно! Оно стройно песню звонкую поет!», — выводил вместе с коллегами два дня спустя и доктор Норд.
За время пути он выучил немало советских песен: про красных кавалеристов, про колхозный трактор, про кузнецов-пролетариев, которые куют ключи народного счастья.
После пересечения советской границы в вагоне пели почти все, причем беспрестанно. Зоя объяснила, что это старинная дорожная традиция, восходящая к тем временам, когда ямщики везли седоков в санях по бескрайним просторам и заводили нескончаемую песню, чтоб не заснуть на облучке и не замерзнуть.
Непоющее купе выглядело бы просто подозрительно, вот члены экспедиции и упражнялись в освоении туземного фольклора. На территории России княжна оказалась в положении ведущего эксперта, мужчины слушались ее рекомендаций — Гальтон с удовольствием, Айзенкопф без. «Песенник молодого большевика», который Зоя везла с собой, разучили от корки до корки.
Как и обещал немец, государственную границу «профделегация» пересекла без осложнений. У биохимика была заготовлена целая стопка бумаг с внушительными печатями. Он продемонстрировал таможенникам склянки с разноцветными жидкостями, какие-то мудреные инструменты, а Зоя обозвала каждый из этих предметов каким-нибудь звучным термином собственного сочинения. «Это, товарищи, бульбоспектрохроматоскоп для определения урожайности пшеницы. Это копрофекалий натрия для удобрения чернозема. Это электротерминатор для развития социалистической индустрии», и так далее. «Даешь! — сказал старший таможенник. — Утрем нос чемберленам!». Проблем не возникло.
Страна была очень большая и мало понятная. Гальтон внимательно изучал ее из окна вагона.
