России, США и других стран НАТО в этой части Ближнего Востока и Европы. Возможный эффект от похищения Назарова российскими спецслужбами, если об этом станет известно. Эффект резко отрицательный: Россия сводит счеты со своими политическими противниками, пользуясь методами КГБ. Дальние последствия: усиление антироссийских настроений в конгрессе США, антиельцинских — внутри страны, сильный пропагандистский козырь в руках оппозиции. И не исключено: ужесточение политики Международного валютного фонда.

Аналитики тоже не отмалчивались. Были просмотрены десятки операций, схожих с этой хоть чем- либо, но оптимального решения не нашлось и здесь. Близких родственников у Назарова в России не было, единственный сын погиб. Рос Назаров без отца, мать умерла в начале девяностых, а младшая сестра была замужем за венгерским инженером и жила в Будапеште. В качестве рычага давления можно было бы использовать его жену Анну, но переместить ее в Россию и тем самым создать Назарову стимул для возвращения не представлялось возможным: жена была нетранспортабельна из-за паралича позвоночника.

На третий день Нифонтов предложил:

— Давайте-ка, друзья мои, разберемся в том, что мы накопали. Подведем, так сказать, предварительные итоги…

В эту минуту дверь его кабинета открылась, и вошел Волков. Сделал успокаивающий жест рукой.

— Сидите-сидите. Как идут дела?

— Да вот, вышли на промежуточный финал, — объяснил Нифонтов. — Хотим посмотреть, что мы имеем.

— Очень интересно. — Волков устроился на стуле в углу кабинета. — Работайте, не буду вам мешать.

Нифонтов резюмировал:

— Если смотреть правде в глаза, а мы люди практические и не имеем права тешить себя иллюзиями, то ситуация на данный момент представляется принципиально неразрешимой. Мы не нашли ни единой возможности создать условия для добровольного перемещения объекта внимания в Россию. Остаются только силовые методы. В нашем распоряжении все возможности и средства Российской армии и спецслужб, но воспользоваться ими мы не можем. Здесь две причины. В случае неудачи — а ее исключать мы не имеем права — участие России в акции станет совершенно очевидным. В наших компьютерах собрана информация о многих сотрудниках центра в Лэнгли и даже о рядовых их спецподразделений. Нет сомнений, что не меньшим объемом информации, если не большим, обладают и Штаты. И если даже хоть один участник операции окажется задержанным, установить его личность и доказать «руку Москвы» — не проблема. Даже если у задержанного не будет никаких документов или будут фальшивые. Второй момент. В российских спецслужбах достаточно профессионалов, способных справиться с заданием. Но вряд ли кто-нибудь из них согласится работать без прикрытия. Похищение человека — это двадцать лет каторги. Законы там на этот счет суровые. А никакого официального прикрытия мы дать не можем.

— Что вы предлагаете? — спросил Волков. — Отложить акцию до более благоприятного момента? Или вообще отменить?

— Я прекрасно понимаю, что это не выход. Это было возможно до покушения. Сейчас, после смерти сына, Назаров — как граната, из которой выдернута чека. Можно попытаться блокировать его контакты. Но это слабое решение.

— Разрешите? — поднялся майор Васильев. — Анатолий Федорович, не проще все-таки нейтрализовать объект на месте?

— Каким образом?

— Есть много способов, не мне вам об этом говорить. Можно сделать это руками русской мафии. Она пустила корни на Кипре, с ними можно найти контакт. Как — подскажут в МВД или ФСБ. За деньги они смогут убрать Назарова.

— А потом нам убирать их? Вы что, хотите устроить на Кипре маленькую войну?

— Не обязательно убирать.

— Обязательно. Иначе обладателями этой информации станут уголовники. И рано или поздно она всплывет. Это исключено. И кто вам сказал, что нейтрализация — это физическое уничтожение объекта? Вы от меня это слышали? Или от Александра Николаевича?

— Но я думал…

— Нужно не думать, а точно оценивать смысл терминов. Нейтрализовать — это значит нейтрализовать. И только. Назаров — объект внимания, а не объект угрозы. Садитесь, майор!.. Более того, — продолжал Волков, — если обнаружится опасность для жизни нашего объекта, мы обязаны ликвидировать ее любыми средствами. Потому что сам факт физического устранения Назарова, кто бы это ни совершил, даст толчок к мощной антироссийской кампании. Если сейчас разговоры о «руке Москвы» звучат достаточно глухо, то потом нашим политическим противникам и доказательств не понадобится. Так что о покушении и думать забудьте. Я понимаю, что этот вариант наиболее простой и эффективный, но в данной ситуации он совершенно неприемлем. Поэтому на установочном совещании я и сказал вам, что нужно искать нестандартные решения… Вы хотите что-то сказать, Константин Дмитриевич?

Голубков покряхтел, но все же поднялся. Не лежала у него душа к этому делу. Никак не лежала. Но он был человек военный, а служба есть служба.

— Да, — сказал он. — Есть кое-какие соображения. Не знаю, что получится, но попробовать стоит. Мне нужен легкий гражданский вертолет и сутки времени.

— Смысл идеи? — спросил Волков.

— Воздержусь. Через сутки буду готов ответить на все ваши вопросы.

— Гарантии есть?

— Пока не знаю. Но если получится — это будет решением всех проблем.

— В нашей ситуации сутки — это очень много. Вы берете на себя большую ответственность, — предупредил Волков, но с предложением Голубкова согласился.

Это было по-генеральски: будет с кого спросить.

На этом совещание было прервано.

— Куда ты собрался лететь? — поинтересовался Нифонтов, когда начальник Управления и участники совещания покинули его кабинет.

— Есть такая речушка под Зарайском — Чесна, — объяснил Голубков. — Впадает в Осетр, а тот — в Оку. Не знаю, как насчет осетров, но судак там, говорят, хорошо ловится. А на этой Чесне есть деревенька Затопино. Вот там живет человек, который нам нужен…

Как может чувствовать себя молодой, удачливый, честолюбивый, прошедший всю Чечню офицер после того, как его и его друзей сначала бросили на грязное дело, потом попробовали истребить с применением современной авиации и тяжелых боевых вертолетов и в конце концов вышвырнули, как облезлых от лишаев котят, из армии, в один день выперли из офицерского семейного общежития и даже какого-нибудь паршивого грузовичка не дали, чтобы отвезти на вокзал скудный, нажитый по крохам семейный скарб?

Вот так он себя и чувствовал: вчерашний блистательный капитан спецназа, а ныне пастух худосочного затопинского стада двадцатишестилетний Сергей Пастухов.

После того как на площади Курского вокзала он распрощался с ребятами, не меньше шести часов пришлось ему с Ольгой и Настеной добираться до Затопина на перекладных: сначала двумя электричками до Зарайска, потом автобусом до Выселок, а последние четыре километра пешком. Недавно прошел дождь, глина на разбитом тракторами и грузовиками проселке раскисла, липла к ногам. Самому Пастухову это было до феньки, на нем были высокие спецназовские ботинки, а вот Ольгины кроссовки сразу промокли, она была в грязи по колено. Настена хныкала, просилась на ручки, но у Сергея руки были заняты двумя чемоданами, а Ольга тащила рюкзак с одеялами, подушками и бельем и полиэтиленовые пакеты с едой. У нее была