стены воздвигали редко: уж очень это было накладно.
Поэтому типичный европейский город того времени — лабиринт узких переулков, где верхние этажи домов выступают над нижними, так что свет проникает в переулок через узкую щель. Дома, как правило, деревянные, лишь в самых богатых из камня выкладывается нижний этаж либо ставятся каменные стены в одной комнате, куда на случай пожара складывают ценные вещи. А так как семья растет и требуются все новые комнаты, дом постоянно переделывается и надстраивается, соответствуя характеру самих улиц и переулков: внутри он — лабиринт комнат и комнатушек, узких лесенок и тесных коридоров. В городе живут тесно.
Улицы в XII веке немощеные. В Париже в то время была лишь одна мощеная улица. Поэтому в дождь или осенью улицы становились непроходимыми и непроезжими. В летописях отмечено предупреждение жителей немецкого города Рейтлингена, просивших императора повременить с визитом в их город. Император не послушался и чуть не утонул вместе с лошадью на одной из улиц.
Чтобы как-то передвигаться по грязи, горожане употребляли специальные деревянные «галоши» — высокие чурки, привязывая их к башмакам. Самых знатных носили по улицам в паланкинах и портшезах.
Бедой города были и нечистоты. Положено было помои и отбросы выливать в специальные клоаки, которые периодически опорожнялись. Но мало кто, несмотря на строжайшие указы, придерживался этих правил — проще было вылить содержимое ночного горшка на улицу. Неудивительно, что эпидемии в городах распространялись со скоростью молнии и, когда но Европе в XIII веке прокатилась «черная смерть», многие города вымирали целиком.
Нередко города и выгорали. Огонь пожирал улицу за улицей, и люди оказывались в мышеловках тесных кварталов. Тут уж и речи не было, чтобы тушить пожар, — успеть бы, взяв самое ценное, убежать. Городские власти вели отчаянную, но неравную борьбу с пожарами. Смертная казнь полагалась не только поджигателю, но и человеку, пригрозившему в сердцах поджечь дом недруга.
Каждый дом был как бы городом в миниатюре. Таким же замкнутым, таким же отделенным от внешнего мира, укрытым от посторонних глаз. На нижнем этаже помещалась лавка или мастерская. Так как стекла стоили очень дорого (если в богатом доме и вставляли их, то только на верхних этажах, причем стекла были такими мутными, что сквозь них почти ничего нельзя было разглядеть), окна были закрыты ставнями, толстыми, крепкими, окованными железными полосами. В лавках ставни были двойными. Нижняя половина откидывалась, образуя прилавок, а верхняя поднималась, и получался навес.
За домом обычно находился небольшой двор, обнесенный высокой стеной. Там были сараи, каморки для подмастерьев, хлев и склад. Дома были настолько разобщены, что когда колодец оказывался между двумя усадьбами, его разгораживали, чтобы каждый мог черпать воду лишь на своей половине колодца и не видеть соседа.
Очаг в доме был открытым. Под был выложен каменными плитами, на нем располагалась железная решетка для дров. В домах бедняков очаг служил и источником света. Сальные свечи были дороги, а восковыми могли пользоваться лишь богачи. От свечей, масляных светильников и очага в комнатах всегда было смрадно, мебель покрывалась сажей.
Практически вся обстановка и утварь были деревянными. Гончарное дело было развито куда хуже, чем в античном мире или на Востоке. Так что бондари и бочары были заметными фигурами. Они изготовляли кадки, бочки, ковши. Плотник, строивший дом, обычно и столярничал, а потому мебель была простой и грубой.
Центром дома была спальня. В богатом доме там ставили большую, шириной до четырех метров, кровать с балдахином. Это был деревянный помост, лишь изредка — рама, перетянутая ремнями. На кровать клали тюфяки, набитые соломой или шерстью. В некоторых домах появились постельное белье, одеяла и даже пуховые перины.
Количество клопов и блох, обитавших в такой спальне, трудно вообразить.
Еще в спальне стояли сундуки с добром и табуреты.
Обеденный стол был широкой толстой доской на козлах. Возле него стояли скамьи. Чтобы скрыть грубое дерево и украсить быт, на стены вешали ковры, на скамьи клали ковры и подушки. На пол тогда ковры не стелили.
Питались горожане, как правило, скудно, и голод был привычным состоянием, особенно в неурожайные годы, во время осад и других бедствий. Мяса ели мало, масла почти не знали (лишь в Италии сравнительно широко употребляли оливковое масло, но для лондонца оно было привозной роскошью), сахар был почти неизвестен, его заменяли медом. Почти не ели овощей. Основной едой были ржаной хлеб и каша, — считается, что горожанин в среднем съедал в день более килограмма хлеба.
Так как пряности были баснословно дороги, пищу обильно солили и приправляли чесноком и уксусом.
Ели из мисок, бедные — из деревянных, богатые — из серебряных. Часто была одна миска на семью. Вилок почти не знали, мясо, если было, клали на хлеб.
В Италии, Франции, Южной Германии пили много вина, в Англии и Северной Германии его заменяло пиво. Ячменное пиво было известно еще в античные времена, но применение хмеля — изобретение средневековья. А вот винный спирт, который аптекари уже научились получать, все еще был лишь составной частью лекарств.
Когда горожанин заболевал, он мог позвать аптекаря или лекаря, но пользы от их прихода было мало. Европейская медицина переживала период варварства. Поэтому даже невинные по сегодяшним понятиям болезни часто закапчивались смертью.
И тогда горожанина везли на кладбище.
Кладбище располагалось чаще всего в центре города, рядом с собором. Постепенно его все более теснили дома, но так как могилы близких были ценностью, которую, как и дома живых, надо было оберегать от врагов, за пределами города хоронить не хотели. И по прошествии некоторого времени в старые могилы клали новых мертвецов — кладбища были многоэтажными.
Таков был город…
А теперь вернемся к нашему карлику.
Ричард игнорировал жалобы из Англии. Его позиция была проста: до тех пор пока Лоншан присылает ему деньги, Лоншан хорош. И пускай недовольные брюзжат.
Возможно, эта ситуация завершилась бы взрывом, если бы и дело не вмешалась Элеонора Аквитанская.
В семьдесят лет она оставалась стройной и энергичной женщиной с ясным умом и удивительным здравым смыслом. Обожая Ричарда, она понимала, что сила его — в поддержке баронов и горожан. Лоншан же объективно отнимает у Ричарда страну. Крестовый поход — лишь эпизод в биографии короля. И не следует допустить, чтобы он был последним эпизодом. Элеонора словно предвидела, к чему может привести конфликт короля с его подданными. Ее счастье, что она не дожила до того дня, когда ее младший сын Джон будет вынужден униженно подписать Великую хартию вольностей, чтобы сохранить трон. Но даже это не спасет его от бесславной доли беглеца, презираемого своим народом.
Элеонора вступила в борьбу за Ричарда, хотя тому казалось, что она без нужды вмешивается в его дела. В то время Ричард был в Марселе, где собирал флот. Каково было его удивление, когда неожиданно в его военном лагере появилась мать. Она верхом проехала всю Францию, чтобы обсудить с сыном положение в Английском королевстве. Ричарду не очень хотелось заниматься всем зтим: Англия была далека. Но мать умела с ним обращаться, к тому же в последние месяцы поток денег из Англии иссяк. Лоншан и его родственники обнаглели настолько, что большую часть добычи клали себе в карманы. Мать была непреклонна — Лоншан обидел ее, утверждая, что подчиняется только Ричарду. В конце концов Элеонора сломила равнодушие сына, и тот согласился отправить в Англию комиссию из четырех баронов, которые проверят действия Лоншана. Но этот компромиссный вариант мать не устраивал. И она сделала иное предложение. «У тебя есть сводный брат Годфри, — сказала она, — бывший канцлер, которого ты после смерти отца отправил в ссылку. Это честный человек, непримиримый и сильный духом. Единственный достойный соперник хищнику, которому ты отдал Англию».
Ричард был поражен: он знал, что мать недолюбливала Годфри. Между тем Элеонора лишь отдавала пасынку должное, зная, что он единственный не покинул Генриха в его смертный час.
