состоянии узнать Кинналла из Саллы?

— Лорд Кинналл умер в прошлом году, — быстро ответил Сегворд.

— Это для него самого очень печальная новость, — сделал я попытку сострить.

С этими словами я распрямился, придавая себе подобающий принцу вид впервые со времени злополучного ухода из столицы Глина, и сделал такой яростный жест в сторону охранников судьи, что они не выдержали и расступились. В последний раз этот человек видел меня на коронации моего брата. С тех пор прошло два года, и за это время последние следы детства сошли с моего лица. За год, проведенный на лесоповале, стали более могучими как мои плечи, так и все тело. Зимние вьюги обветрили мое лицо, а за недели плавания в море я приобрел унылый и неопрятный внешний вид. Волосы спутаны, а борода взлохмачена. Постепенно взор Сегворда уловил эти превращения, и он уверился в том, что мои слова правдивы. Неожиданно он бросился ко мне и обнял с таким пылом, что от удивления я чуть не свалился на землю. Он выкрикивал мое имя, а я — его. Затем ворота отворились, он быстро провел меня внутрь, и предо мною вырос величественный дворец кремового цвета. Цель моих странствий была достигнута!

Меня провели в красивое помещение и сказали, что оно будет моим. Пришли две девушки-служанки и стащили с меня пропитанную потом одежду. Они повели меня, непрерывно хихикая, к огромной кафельной ванне, вымыли и надушили, причесали кое-как голову и бороду, при этом позволяя себе немного пощипывать и похлопывать мое тело. Они принесли мне одежду из прекрасной ткани, такую, какой мне не доводилось носить со дня моего отсутствия при дворе. Она была белая и приятная на ощупь, хорошо сидела и освежала тело. Затем они предложили мне украшения: тройное кольцо с вставленным в него (как я позднее узнал) осколком пола Каменного Собора, а также сверкающую подвеску из трех кристаллов, экспортируемых из Трайша, на кожаном ремешке. Наконец, после нескольких часов приведения себя в надлежащий вид я был допущен к верховному судье. Сегворд принял меня в комнате, которую называл своим рабочим кабинетом, но на самом деле это огромный зал, достойный дворца септарха, где он мог бы восседать на троне, как монарх.

Я ощутил некоторую досаду, вызванную такими его притязаниями, так как Судья не был не только царственных кровей, но и не принадлежал к высшим кругам аристократии. У него не было никакого положения в обществе, пока его не назначили на эту высокую должность, выведшую его на дорогу известности и принесшую богатство.

Я сразу же спросил о своей названой сестре Халум.

— У нее все в порядке, — ответил судья. — Только вот душа омрачена известием о смерти названого брата.

— А где она сейчас?

— Отдыхает на острове в заливе Шумар, где у нас есть небольшая дача.

Я ощутил мороз по коже.

— Она замужем?

— К сожалению для всех, кто ее любит, нет…

— А хоть есть кто-нибудь?

— Нет, — печально покачал головой Сегворд. — Она, кажется, предпочитает сохранить целомудрие. Конечно, Халум еще очень молода. Когда она вернется, Кинналл, вероятно, вы сможете уговорить ее. Пора бы подумать о замужестве, так как сейчас она вполне могла бы выйти замуж за прекрасного лорда, тогда как через несколько лет ее смогут опередить более юные соперницы.

— Когда она собирается вернуться с этого острова?

— Это может произойти в любой момент, — сказал верховный судья. — Как она поразится, когда обнаружит вас здесь, Кинналл!

Я спросил его относительно сообщений о моей смерти. Он ответил, что еще год назад прошел слух, что я сошел с ума и пустился странствовать, беспомощный, больной, страждущий. Сегворд улыбнулся, как бы говоря, что ему хорошо известна причина моего бегства из Саллы и что он не видит в этом ничего безумного.

— Затем, — продолжил он, — появилось сообщение, что лорд Стиррон послал своих представителей в Глин, чтобы они привезли вас для лечения. Халум очень боялась за вашу безопасность в то время. А еще позже, когда прошло лето, один из министров вашего брата сообщил, что вы, блуждая зимой в Хашторах, попали в такую метель, из которой не смог бы выбраться ни один человек.

— Но, конечно, тело лорда Кинналла не было обнаружено, и его так и оставили гнить в Хашторах вместо того, чтобы привезти в Саллу и достойно похоронить.

— Нет, никаких сообщений о том, что тело было найдено, не поступало.

— Тогда, очевидно, — усмехнулся я, — тело лорда Кинналла пробудилось ранней весной и отправилось на юг, словно призрак. Теперь же оно предстало перед вами, верховный судья!

— Очень внушительный призрак! — захохотал Сегворд.

— Хотя и усталый.

— Что же приключилось с вами в Глине?

— Холод и стужа, причем под этим я подразумеваю не только погоду.

Я рассказал ему о том, как пренебрежительно обошлись со мной родственники моей матери, поведал о своем пребывании в горах и об всем остальном. Выслушав меня, он захотел узнать о моих планах в Маннеране. На это я ответил, что у меня нет другого плана, кроме как найти какое-нибудь почтенное предприятие и преуспеть в той или иной должности, жениться и осесть в Маннеране, так как Салла закрыта для меня, а Глин вряд ли чем может меня соблазнить. Сегворд многозначительно кивнул. Здесь, сказал он, в его конторе сейчас свободна должность секретаря. Работа эта приносит малые доходы и сулит еще меньший престиж, и было бы абсурдно просить принца королевских кровей Саллы согласиться ее принять, но все же это чистая работа, с прекрасными возможностями продвижения. Она может послужить трамплином, пока я привыкну к образу жизни в Маннеране. Поскольку я о другом и не помышлял, то тут же дал свое согласие. Я сказал, что, несмотря на свое высокое происхождение, в сущности стал совсем другим человеком. Вся моя аристократичность теперь в прошлом, и с этим уже покончено, как и с детскими фантазиями.

— То чего здесь можно добиться, — сказал я рассудительно, — зависит только от личных достоинств, а не от обстоятельств рождения и связей.

Это, разумеется, было чистейшей болтовней. Вместо того чтобы извлечь выгоду из своей высокородности, я стремлюсь наживать капитал на том, что являюсь названым братом дочери верховного судьи порта, а эта связь стала для меня возможной только потому, что я родился в королевской семье. Личные же достоинства абсолютно ни при чем!

Ищейки с каждым днем все ближе окружают меня.

Вчера я долго бродил по окрестностям и обнаружил в направлении к югу от своего пристанища свежий след гусениц краулера, глубоко отпечатавшийся на сухой и хрупкой поверхности красного песка. А сегодня утром, праздно прогуливаясь возле места, где собираются птицероги, — гонимый, возможно, каким-то самоубийственным импульсом — я услыхал гудение в небе и, взглянув вверх, увидел над головой пролетающий военный самолет с опознавательными знаками Саллы. Воздушные корабли в этом районе нечастая вещь! Самолет стал снижаться, кружась, наподобие птицерога, но я прижался к изъеденной ветрами скале и, думаю, остался незамеченным.

Возможно, я ошибаюсь относительно целей этих вторжений. На краулере могла ехать группа охотников. Самолет мог совершать просто тренировочный полет. Но, думаю, все-таки я не ошибаюсь. Если и есть здесь охотники, то охотятся они на меня. Сеть вокруг меня затягивается все туже. Я должен