люди, Храбр? – Савинов, сидя за столом, мрачно оглядывался. В помещении стоял жуткий гам. Воины веселились. Вкусно пахло едой, пивом и еще чем-то, смутно знакомым. Свет очага красил лица людей в две краски. Колеблющиеся тени делали их похожими на причудливые и жуткие маски. Тускло блестел металл. Это было бы очень живописно и, пожалуй, даже красиво, если б не недавний бред. Или не бред? Савинов не мог разобраться – что же его так гнетет. Ведь не мог же он в самом деле увидеть реальные события… Или мог? Чего же он все-таки надышался в том чертовом капище?
Храбр хитро глянул на него. Савинов только сейчас заметил блеснувшую в его ухе серьгу.
– Это хирдманы Стурри Трудолюбивого. Он вольный хевдинг и с нашим князем старый знакомец. Хаген – сын его единственный. Да я тебе уже говорил.
– Он здорово бьется двумя мечами.
– Откуда ты знаешь? – Храбр удивленно воззрился на него. – Ты умеешь видеть такие вещи? Тогда ты сам должен хорошо понимать оружие.
– Да вовсе нет. Я же видел, в конце концов, что у него два меча на поясе. Но на самом деле в том месте, куда я пришел следом за князем, меня, как бы это сказать, сон сморил, что ли… И вот во сне я все и видел.
Лицо Храбра вдруг сделалось суровым.
– О том, где был с Ольбардом, – мне не сказывай. То ваше с ним дело. Я смотрю, ты тоже из вещих, – не зря же князь приказал тебе не мешать, коли за ним пойдешь. О видении своем – сказать можешь. Только сначала о другом. Поверь моим словам – любой проходимец может нацепить на себя два меча, но от этого он не станет обоеруким воином. И знающий человек всегда отличит одного от другого… Надо бы нам с тобой позвенеть поутру мечами. Погляжу – что ты умеешь.
Савинов молча смотрел на Храбра и думал, что, пожалуй, он немного легкомысленно относится к этим людям. Возможно, в силу того, что они – «древние русские» и он знает больше них о мире? Но кроме этой Руси – никакой другой пока нет, а ее эти люди знают гораздо лучше, чем он. Вот и князь, оказывается, с самого начала знал, что он, Сашка, пойдет следом. Откуда?
– Отчего же не позвенеть, – сказал он, и собственный голос показался звучащим откуда-то издалека. – А видение мне было такое…
Он стал рассказывать и понял вдруг, что боится поутру сесть в лужу. Ведь меч – не шашка, черт побери…
С реки дул прохладный ветер, но Сигурни не чувствовала холода. Ей снова было страшно, как тогда – в храме. Только теперь страх был другим. Мирная картина, что была перед ней, зеленый луг, лес и скалы, сверкающая гладь воды – все казалось обманом. Она чувствовала приближение чего-то неумолимого и неотвратимого. Судьба, рок снова собирались испытать на прочность ее мир. Но ведь она уже все потеряла… Или не все? Злое предчувствие камнем лежало на сердце.
Сигурни взглядом поискала Врага, но он уже исчез, растворившись в лесу. Ей вдруг захотелось предупредить его, защитить… Но ведь он – Враг! Почему же она не хочет, чтобы он погиб, сгинул? Оттого ли, что не дал своим людям убить ее подруг, пойдя против воли отца? Потому ли, что не обидел ее ни словом, ни делом, хотя мог, мог – единственный из всех остаться безнаказанным? Она не знала… Хотя… Наверное, все дело было в его глазах из холодной стали, в которых… жила любовь. Она увидела это еще тогда, в первый миг, а потом отворилась дверь…
Дверь отворилась, и в зал вошел человек с окровавленным длинным мечом. За его спиной сквозь дверной проем она увидела неподвижные тела грабителей из первого отряда, к которому принадлежал русобородый. Человек резко взмахнул своим изогнутым клинком, и кровь, сорвавшись с лезвия, прочертила на полу ровную линию. Он никогда не носил щита – этот самый странный из Воинов-Жрецов. Родом из далекой восточной страны, что на островах за страной Син, он был смугл и темноволос. В его лице было что-то хищное – быть может, запавшие щеки, тонкий нос с горбинкой и слегка приподнятые внешние уголки глаз создавали такое впечатление…
Враг повернул голову, чтобы видеть вошедшего, и его рука на бедре Сигурни обратилась в сталь. А она… заметила родинку на его щеке. Воины Врага тут же выстроились шеренгой, закрывая щитами Сигурни и русобородого. Она – добыча, он – побратим. Ни то, ни другое северяне не отдадут без боя. Враг уже стоял впереди своих людей, и в каждой руке его было по мечу. Сигурни не успела заметить – когда он там оказался. Она еще чувствовала его прикосновение.
Усмешка умерла на тонких губах вошедшего в зал человека. Некоторое время он внимательно смотрел на стоящего перед ним противника. Никто в зале не шелохнулся. Затем вошедший слегка поклонился и левой рукой хлопнул себя по груди, обтянутой черной кольчугой.
– Накаяма Реноске, – сказал он.
– Хаген Стурлаугсон, – ответил Враг.
Так Сигурни впервые услышала его имя.
Ольбард все так же сидел во главе пиршественного стола и вполуха слушал рассуждения Стурлауга. Тот продолжал расписывать выгоду, которую получат русы, если примут его предложение. Стурри, как всегда, очень настойчив. И хитер… Что-то витало в воздухе, мешаясь с пьянящим духом воинского пира, словно дым костра, сочащийся сквозь туман. Тревожное, опасное и неотвратимое. Ольбард чуял – пахнет большой кровью. Его наставник – Ререх, с которым в давние времена он еще отроком ходил в походы, научил будущего князя слышать беду. И теперь Ольбард безошибочно различал в чаде зимовья ее траурные одежды. Нет сомнения – крови течь. Неужели Стурлауг решил усыпить его бдительность своими уговорами? Возможно… А затем, когда варяги-русь перепьются, – напасть.
Он исподволь присматривался к хирдманам Стурлауга. Сильно ли пьяны? Многие ли в доспехах? Пока что урмане пируют по-настоящему. Иные уже спят, перепившись, на скамьях, а другие – прямо на полу… Ольбард поискал взглядом Храбра. Надо бы переговорить с ним, но так, чтобы Стурри не узнал об их
