Для посольства главным событием января был визит Руслана Имрановича Хасбулатова. Готовился визит, как я уже рассказывал, в нервозной обстановке. Но прошел четко, организованно. Посетили спикера Кнессета Вайса. Побывали у президента. Пообедали с Пересом. Поговорили с Рабином. Встретились в «Ориент хаусе» с Хусейни, который неожиданно и в жесткой форме стал упрекать Россию в том, что она «подчиняется США». На десерт Бар-Иланский университет присвоил Хасбулатову звание почетного доктора.

Израильтяне были осведомлены о политических вихрях, которые веяли тогда вокруг фигуры Хасбулатова. Например, московский корреспондент «Новостей недели» Дм. Прокофьев сообщал читателям: Хасбулатов — «один из самых противоречивых российских политиков и, пожалуй, самый ненавидимый средствами массовой информации. Демократическая пресса считает его едва ли не самым опасным противником ельцинской политики либерализации, инициатором и закулисным вождем парламентского противостояния президенту и правительству». Но далее Прокофьев полностью реабилитирует Хасбулатова, говоря, что «он ведет себя как любой другой председатель парламента: делает все, чтобы парламент был сильным». Вывод такой: «борьба сильной президентской власти и отстаиваемой Русланом Хасбулатовым идеи «сильного парламентаризма» обещает в ближайшем будущем еще немало драматических поворотов…» Оказывается, есть пророки в своем отечестве…

Среди многочисленной свиты, сопровождавшей Хасбулатова, находился заместитель российского министра иностранных дел Борис Леонидович Колоколов. Он курировал Ближний Восток, и мне, естественно, хотелось обсудить с ним ряд вопросов, касающихся работы посольства. В обычной для визита суете мы никак не могли состыковаться. Наконец я улучил момент во время беседы с Рабином. Я сидел одесную Хасбулатова, Колоколов — ошуюю. Перегнувшись к Колоколову за спиной Хасбулатова, я предложил ему не ехать в Бар-Илан, а вместо этого поговорить в посольстве. Хасбулатов услышал мой шепот. Последовала злая реплика: «Вы — не профессионал, а Колоколов — профессионал и знает, что постоянно должен быть рядом со мной!» Я пытался перевести все в шутку. Но не тут-то было. «Надо было у меня спросить!» — настаивал Хасбулатов. Я не стал углубляться в тему.

Разговор с Колоколовым состоялся в машине, когда мы ехали из Иерусалима в тот же Бар-Илан. Колоколов советовал уделять больше внимания палестинскому направлению. Советовал также давать МИДу больше практических рекомендаций. Я был согласен с этим. Но не был согласен с еще одним советом. Колоколов требовал, чтобы излагая беседу с каким-либо деятелем, я сообщал бы не только его соображения и аргументы, но — ежели эти соображения и аргументы сомнительны, расходятся с позицией Центра — сообщал бы и свои контраргументы. Считалось, что если я не опровергаю какой-то тезис, значит я с ним согласен. Например. «Собеседник сказал, что, по его мнению, Ельцин — не очень образованный человек». Так вот, мало передать это мнение в Москву. Надо обязательно написать, что я не согласился с собеседником и опроверг его так-то и так-то. И еще. Следовало вставлять словечки типа «якобы», «будто бы»… В том же примере: «Собеседник сказал, будто бы Ельцин — не очень и т. д.». В общем, полагалось любым путем отмежеваться от сомнительных, «не тех» суждений, застолбить свою правильную позицию.

Мне эта практика была знакома. Работая в ЦК, я должен был каждый день читать депеши, приходившие из разных стран и по разным каналам. Разумеется, бывали случаи, когда контраргументация имела содержательный характер, позволяла рассмотреть проблему под новым углом зрения. Но часто встречалась классическая формула: «Отвел утверждения такого-то, указав что…» И следовала пропагандистская банальщина, долженствующая засвидетельствовать несомненную лояльность пишущего.

Я не стал спорить с Колоколовым. Но в своих бумагах исходил из того, что МИДу интересны прежде всего суждения израильтян, а не мои оценки этих суждений.

Каждый визит высокого уровня, — писало посольство в Москву после визита Хасбулатова, — фрагмент, эпизод общей политической стратегии, общего политического курса. И эффективность визита будет тем выше, чем яснее мы представляем себе — какова эта стратегия? каковы наши интересы? Чего мы хотим? Какие изменения мы намерены внести в имеющийся политический узор?

Применительно к Ближнему Востоку эта алгебра легко трансформируется в арифметику. Нужен ли нам сильный, стабильный Израиль, занимающий всю Палестину (с автономными вкраплениями)? Или интересам России соответствуют два государства на этой территории? Или предпочтительнее иметь конфедеративное образование с двумя или тремя участниками? Или нам все равно? Возможно, посольство ошибается, но пока не видно необходимой ясности. Политическая стратегия имеет несколько неопределенный, размашистый характер. Мы как бы сразу ориентируемся на все возможные варианты, используем все тактические ходы. На нынешней стадии БВУ это еще допустимо. Но рано или поздно придется определяться. И лучше сделать это пораньше.

В общем, чего мы хотим (или — не хотим) на Ближнем Востоке? Без ответа на этот вопрос трудно представить долгосрочный, целенаправленный политический курс на Ближнем Востоке.

Ответ, как мы и ожидали, не последовал…

14 января открылся съезд Сионистского Форума. Согласно уставу, это — общественная непартийная некоммерческая ассоциация, объединяющая выходцев из бывшего СССР. Идейной основой Форума служат принципы и традиции сионизма. Цель Форума — содействие улучшению условий для репатриации евреев в Израиль из стран СНГ, а также для их успешной интеграции в израильское общество.

Форум — поначалу он именовался «Сионистский Форум евреев Советского Союза» — был официально зарегистрирован в качестве «товарищества» 1 февраля 1989 года. Одним из активных инициаторов его создания был Натан Щаранский.

Щаранский — заметная фигура на израильской политической сцене. Фундамент его известности был заложен в Советском Союзе, где Щаранского судили как американского шпиона. Что касается дошпионской жизни, то Анатолий Борисович родился в 1948 году в Сталино (теперь и ранее — Донецк). Учился в Московском физико-техническом институте. Потом работал три года в институте нефти и газа. С января 1973 года стал хлопотать о выезде в Израиль. Участвовал в правозащитном движении. Занимался судьбой отказников. Был переводчиком у Сахарова. Часто встречался с иностранными корреспондентами. На этом и погорел. По просьбе американского журналиста Роберта Тота передал ему список отказников. Там было 1300 фамилий с указанием предприятий, на которых они работали. Предприятия были, как правило секретные (не случайно — отказники). В марте 1977 года Щаранского арестовали. Обвинили в «шпионаже» и «измене Родине».

Помню свои разговоры с Ю.В.Андроповым, тогдашним председателем КГБ. Я пытался убедить его, что зря затеяли всю эту возню вокруг «шпиона» Щаранского. Разумеется, я не знал никаких фактов, деталей. Но хорошо знал наши нравы и интуитивно чувствовал липу. На мои просьбы предъявить хоть одно бесспорное доказательство вины Щаранского Андропов отвечал примерно так: я бы тебе десяток предъявил, но секретное дело, не могу… Возможно, я переоцениваю Андропова, но мне трудно представить себе, что он лгал. Скорее всего, умело работал аппарат КГБ…

14 июля 1978 года Щаранский получил 13 лет (3 года тюрьмы и 10 лет лагерей). В результате развернутой в мире мощной кампании за освобождение Щаранского, после обращения президента США Р.Рейгана к М.С.Горбачеву Щаранский был досрочно освобожден. В феврале 1986 года на мосту Глинике (Берлин) его обменяли на нескольких советских шпионов. 12 февраля Щаранский прилетел в Израиль. Встреча была триумфальной.

Через три года, как я уже говорил, был создан Сионистский Форум. В то время — небольшая группа бывших «узников Сиона», заслуженных отказников, активистов «русской» алии. Финансирование осуществлялось за счет пожертвований Сохнута и за счет денег американских евреев, которые мобилизовывал Щаранский в ходе своих поездок по США. Шло время, расширялись масштабы,