лучше бы понимал китайцев.
Вы упоминаете заповеди, «данные Богом Моисею — аргументация такого рода предполагает веру в Бога. А «интеллигентный россиянин» в Бога, как правило, не верит (хотя нынче это модно). Ему не нужна эта гипотеза, унижающая человека. Ведь всякая религия — это страх перед выбором, а значит — бегство от свободы.
Что же касается заповедей, то полезно время от времени; перечитывать «Великого инквизитора». Замечу лишь, что заповедь «не убий» соседствует в Книге книг с многочисленными рекомендациями убивать без всякой жалости Мораль, которая держится на страхе наказания, — это мораль рабов.
Так что я, пожалуй, отдал бы предпочтение не тому, кто в знак своей «лояльности» толкует о верности Ветхому завету, а тому, кто говорит о друзьях-евреях. Хоть не врет…
Надеюсь, я удовлетворил Ваше любопытство».
Интервью имело небольшую предысторию. Были как-то сомнения и у меня, и у журнала. Когда я показал свои ответы Лене Петровне, она была категорически против их опубликования. Логика: если ты пришел в гости, тебя спрашивают — вам нравится суп, ты ведь не скажешь «нет», даже если суп не нравится. Но я не согласился с этой суповой логикой. Показал настоящему дипломату — Владимиру Ивановичу Носенко. Он задумался, но одобрил. Потом неожиданно позвонил Канович. Мне, говорит, из «Алефа» прислали Ваше интервью. Не слишком ли? Так я ответил: подписываюсь под каждым словом!
Сомнения были не напрасны. Пошли гневные письма. Приведу несколько образцов.
Д-р Феликс Лебедь:
«… Г-н Бовин, надо сказать, уж слишком свыкся с ролью старшего брата, к которому ветераны войны обращаются за содействием в получении квартиры. Если бы он был «свободным журналистом и написал… частное письмо, допустима была любая откровенность. Но в ранге посла откровенничать по поводу расхлябанности, бескультурья и продажи с молотка заветов Моисея в Израиле — это не совсем «дипломатично»».
Шалом Шпильбер:
Бовин «позволяет себе беспардонно критиковать главу «Таво». Такой выпад в адрес святая святых нашего народа, фундамента всего существования евреев, можно бы вполне расценить как кощунственный, если не считать его просто невежественным.»[59]
Ирина Медведева:
Бовину мало критиковать «какие-то отдельные черты евреев», и он идет дальше — «критикует религию и Тору. На двух-трех страничках журнального текста он умудрился подвергнуть критике самое ценное, что есть у евреев — Тору. Это по меньшей мере странно. Люди, изучающие Тору в ешивах всю жизнь, не осмеливаются сказать, что знают ее досконально. Для того чтобы Тору правильно понимать, мало ее просто читать, ее надо глубоко изучать. Интересно, где изучал ее г-н Бовин? Откуда у него такая, мягко говоря, смелость делать выводы, что в Торе есть призыв к убийству, что религиозная мораль — мораль рабов? Наказания за неисполнения заповедей Торы он называет апофеозом жестокости, несовместимым со стремлением к высшей справедливости. Тора, данная не человеком, а Богом, по определению, самая большая справедливость, которая существует в мире».
Ш.Ривкин:
«Господа евреи, что случилось?! Что вы подняли бурю в стакане воды?! Ну, сказал г-н посол России пару «горьких слов». Разве это не правда, разве это не то, что мы сами в себе хотим изменить?!
… Дорогие мои, Бен-Гурион говорил: «Не важно, что говорят гои, важно, что делают евреи». А что сделали евреи? Обиделись!
… Да, в Израиле не так чисто, не так опрятно, люди не так деликатны и обязательны, как хотелось бы, и в первую очередь нам. Но заблеванных подъездов, изрезанных сидений в автобусах, просящих милостыню детей, даже посол не увидел. Я же все это и многие другие мерзости видел недавно в Москве. А что до невежества, то посол в своих суждениях о Торе и вере опасно близко подошел к этой грани».
Малка Аранович:
«Некоторые ответы г-на Бовина более или менее объективны. Но то, что он отрицает стремление евреев к высшей справедливости и веротерпимость Торы — доказывает, что хоть он умный человек, но не проник во всю глубину Ветхого завета и, может быть, поэтому судит предвзято».
До сих пор не могу ответить сам себе, надо ли было говорить, то, что я думал. Интересно, что никто из критикующих и протестующих ничего не возразил по существу. Но ведь дело не в этом. Все хотят слышать, что суп вкусный. В гостях я так и скажу. Но когда тебя серьезно спрашивают о серьезных вещах, тут другой оборот. Проще всего сказать: я — посол и не буду говорить ничего, что может обидеть, уязвить граждан «страны пребывания». Нет, наверное, все-таки надо говорить. Наверное, здесь главное не принцип, а мера. Возможно, я ее нарушил, стоило бы быть помягче…
Весь месяц продолжались переговоры по Хеврону. Только уже не на КПП, а часто — на вилле американского посла. Российский коспонсор не привлекался. Арафат сопротивлялся, но шаг за шагом отступал.
Помню разговор с бельгийским послом. Он сказал: «Проблема Хеврона не имеет решения». Мой ответ: «Хеврон — последняя легкая проблема. Настоящие трудности начнутся за Хевроном».
ДЕКАБРЬ-96
8 декабря открылся международный конгресс славистов. Тема — «Иерусалим в славянской культурной и религиозной традиции». Все очень чинно и торжественно. Славистов много. Ради такого случая покидаю реабилитационный Савьон и даже поднимаюсь на трибуну.
«Для меня большая честь выступать в столь почтенной аудитории. Роль посла — это нечто вроде «свадебного генерала», который должен выступать в любых собраниях и по любому поводу. Таковы правила игры. Поэтому я обречен произнести ритуальную речь, а вы обречены эту речь выслушать.
Здесь уже говорилось о Хануке, во время которой мы собрались здесь. Ханука — это по понятным причинам не только праздник Израиля, но прежде всего праздник Иерусалима. Хануки нет в Торе. Этот праздник не дарован нам свыше. Он является результатом самодеятельности людей… Если перевести смысл Хануки с теологического, религиозного языка на язык секулярный, то Ханука — это День Победы или, точнее, это Неделя Победы. Победы в гражданской войне, победы в религиозной войне или, как принято говорить теперь, победы в «войне культур». В данном случае победила культура монотеизма. Язычники, эллинские варвары были повержены.
В теологических терминах это была победа света над тьмой, содержания над формой, духа над телом.
Если греки твердили, что красота есть святость, то, с точки зрения евреев, святость есть красота. И
