Президент обещал «лично влезть» в это дело.
Насколько я осведомлен, Вейцман действительно лично изучил все бумаги. Кажется, говорил с Пересом. Но, видимо, согласился не смешивать политику с правом. В последующих беседах со мной он эту тему не поднимал. Я — тоже.
21 апреля заговорили орудия «крупного калибра». Примаков, прибывший с визитом в Израиль, выразил свое «недоумение» Бараку. Министр обещал закрыть вопрос в течение двух недель. Барак — человек военный и, видимо, тут же дал «команду».
1 мая мы получили ноту израильского МИДа. «Министерство, хотело бы довести до сведения посольства, что правительство Израиля приняло решение переоформить недвижимую собственность с СССР на имя Российской Федерации через две недели при условии, что судебные инстанции не вынесут решения, запрещающего переоформление».
Смена правительства в Израиле привела к дополнительным сложностям и задержкам.
14 сентября из российского МИДа поступило указание придать процедуре передачи соответствующих бумаг некую «торжественность» и приурочить её к приезду Примакова. Что и было сделано. 31 октября министр иностранных дел Израиля Давид Леви передал своему российскому коллеге документы о перерегистрации.
Так закончилась эта долгая и не всегда приятная история. Мне до сих пор не до конца понятна позиция израильтян. За ссылками на юридические аспекты ощущалось сопротивление каких-то отнюдь не юридических сил. Но «ощущения» — не доказательство.
25 февраля прогремели два взрыва — в Иерусалиме и в Ашкелоне. Террористы-самоубийцы. 22 человека убито, более 80 ранено. И снова град обвинений в адрес правительства. И снова какие-то конвульсивные жесты и действия. То, что можно было бы назвать «нерешительной решительностью». Прежняя формула — «Мы будем вести переговоры так, как будто бы нет террора, и будем бороться с террором так, как будто бы нет переговоров» — уже не оправдывала себя. Каждая новая «жертва мира» уменьшала шансы Переса выиграть выборы.
А у посольства свои заботы. Из всех «значимых» столиц пришли соболезнования. Только Москва молчала. Наконец, 28-го пришла телеграмма от Примакова…
Отправил с надежной оказией письмо Примакову.
«Дорогой Женя! Очень хотелось бы потолковать с тобой «за жизнь». Да пока не получается.
Мои дела служивые — в нормальном рутинном русле. Собрал неплохой коллектив. В МИДе, к сожалению, многие — как сонные мухи. Еле ползают. Тоскуют о «коммерческих структурах».
А нравы, нравы! Во времена Громыко не было такого умения с собачьей преданностью смотреть в глаза начальству. И такого желания, чтобы низшие чины столь же преданно смотрели на своих начальников. В противном случае топотание ножками и размахивание ручками…
Я тут как почти музейный «осколок империи». Мальчики, которые «учились — с министром — в одной — группе», меня обходили стороной. Но, слава Богу, работать не мешали.
Если не говорить о предстоящих выборах президента России, то больше всего меня волнуют мои коленки. Болят проклятые. Стоять и ходить трудно. Принял радикальное решение заменить их на титано- никелевые (буду как СУ-29).
11 марта ухожу в отпуск и начинаю лечебно-отпускной марафон. Сначала — на Мертвом море, соли, грязи, диета и др. и пр. Потом — операция в Иерусалиме и, видимо, полтора-два месяца реабилитации. В резерве у меня, кажется, есть пара отпусков, но ежели не уложусь, ты, надеюсь, позволишь мне прихватить еще малость. Операция сложная, все пугают, да уж больно надоело с палкой ковылять. Играю ва-банк!
Поскольку новому министру придется заниматься перекомпоновкой концептуальных основ нашей внешней политики, хочу использовать заточение на Мертвом море для того, чтобы написать нечто вроде политического эссе «Россия и Израиль». Или по-другому: «Чего ищет Россия на Ближнем Востоке?» Надеюсь, тебе пригодится.
Пока же ищу спонсоров, ибо надо отдать эскулапам 40–50 тысяч долларов. А напрягать и без того не богатое министерство не хочется. А в общем я ужасно рад, что ты оказался в МИДе. За Россию стало спокойнее. И за себя тоже. Держись… Не смог написать тебе вирши в честь 60-летия. Исправлюсь к 70- летию.[58]
Крепко обнимаю».
Сейчас я не очень уверен, что надо было писать это письмо. Но умные мысли приходят часто на лестнице…
МАРТ-96
Март начался со взрывов в Иерусалиме (3-го) и в Тель-Авиве (4-го). Опять смертники. Опять «жертвы мира». И опять молчание Москвы. Звоним в МИД. Никто не хочет беспокоить министра. «У нас так не принято», — ответили Носенко.
«Еще пара взрывов, и Перес провалится», — записано в тетради.
Начинаю собираться в отпуск. Потихоньку передаю дела Носенко. Гостиница на Мертвом море заказана с 11-го. И вдруг — паника. Ельцин 12-го летит в Шарм аш-Шейх на международную конференцию по борьбе с терроризмом. Это — рядом. Вдруг завернет к нам? А посол в нетях. Ну прямо смерть чиновника.
Утром 11-го звоню Примакову. «Езжай и все!» — говорит.
В 13.30 — на Мертвом море.
Осваиваюсь… При роскошном шведском столе морю себя голодом. Бассейн обычный и с водой из Мертвого моря. Сауна. Массаж. Сероводородные ванны и грязи.
20 марта сбежал в Тель-Авив, чтобы увидеться с Егором Яковлевым и Жженовым.
24-го — первая победа: напольные весы уже не зашкаливает, стрела вылезла на 129 кг. 30-го появился Юра Сенкевич с бригадой. Даже меня «сняли».
АПРЕЛЬ-96
8 апреля закончилось сидение на Мертвом море. Оставил там 12 кг. Отпуск еще продолжался. Он практически кончился 11 апреля, когда израильтяне начали в Ливане операцию под названием «Гроздья гнева».
Гнев был вызван тем, что боевики «Хизбаллы», базировавшиеся на территории южного Ливана, продолжали систематически подвергать ракетному («катюши») обстрелу населенные пункты на севере Израиля. Израильская армия обычно давала стандартный ответ: артиллерийский и минометный огонь по выявленным огневым точкам. Но обстрел Кирьят-Шмоны 9 апреля переполнил чащу терпения. Израильтяне ответили 11-го ракетно-бомбовыми ударами по учебно-тренировочному центру «Хизбаллы» в долине Бекаа, по командным пунктам и штабам. Помимо авиации был задействованы военно-морские силы, которые обстреливали цели на побережье.
Завязался сложный узел. На территории Ливана Израиль воевал с организацией, которую вооружал
