— По сравнению с вами, он полное ничтожество. Никчемность Робика не скрывали даже прекрасные волосы. Я пресекла всякие отношения с ним. Но простите; я ведь даже не знаю вашего имени, мой верный рыцарь!
— Я предпочитаю жить инкогнито, — гордо ответил мальчик, — а прозвище мое — Лапа.
— Неизящно, — поморщилась коварная девочка Верочка. — Но, в принципе, мне симпатична ваша грубость. Это от внутренней силы, да? И тот удар ваш по тому месту, и даже неприличное выражение, которое вы не постеснялись употребить при мне, шокировали меня. Но зато я сразу поняла, что предо мною необычная, не похожая на других личность!
— Вы получили по заслугам, дорогая.
— Спорный вопрос, но я вас простила. Как, впрочем, надеюсь, что и вы меня за всё простите, и вообще… позвольте надеяться на вашу благосклонность.
Здесь, уважаемые читатели, нельзя не отметить, если вспомнить мои вышеизложенные рассуждения о месте в нашей жизни ничтожных натур, следующий немаловажный факт. Они ничтожны по своим стремлениям и духовным качествам, но силы для исполнения своих ничтожных желаний они прилагают огромные. Так вот и вела себя сейчас одна из ничтожнейших натур. И будь на месте Лапы обыкновенный мальчик, коварная девочка Верочка крутила бы им как угодно.
А в Лапе сейчас мальчик старику совершенно не подчинялся, и старик был доволен: они не позволят торжествовать ничтожеству! И как замечательно — быть в детстве!
Коварная же девочка Верочка продолжала наступление:
— В конце концов, Лапа, у нас есть что-то общее. Мы, согласитесь без излишней скромности, незаурядные натуры.
Илларион Венедиктович крякнул от возмущения, а Лапа присвистнул. Коварная девочка Верочка сделала вид, что ничего не заметила.
В кафе они заняли отдельный столик, и вскоре он был заставлен вазочками с различных сортов мороженым, стаканами с соками и молочными коктейлями, тарелочками со всевозможнейшими пирожными, и всё это странная пара, на которую оглядывались посетители, уничтожала стремительно.
А в зале была полутьма, сверкала разноцветными огнями и гремела светомузыка, и разомлевшая от счастья и угощений коварная девочка Верочка ухитрялась есть, пить и шептать:
— Обратите внимание, с какой завистью смотрят на нас все! Я обожаю жить только так, чтобы мне за-ви-до-ва-ли! Откуда у вас деньги?
— Я честно заработал их, — сквозь зубы процедил Лапа.
— А Робик регулярно воровал у деда! Но такой роскоши он не мог мне предоставить… Дорогой Лапочка, неужели я не сумею вам понравиться? Не лишайте меня хотя бы надежды!
— Вы не только не способны мне понравиться, — с презрением ответил Лапа, — я приложу все усилия, чтобы разоблачить вас перед всеми. Я докажу, что вы не воспитанная девочка Вероника, а коварное существо Верочка.
— И юмор у вас грубый! И это вам идет! — расхихикалась она, хотя невольно поерзала на стулике, вспомнив тот удар. — Мне жаль терять вас, Лапочка!
— Вот из-за этой ерунды? — Он показал на опустошенный стол. — До чего же вы испорчены! — почти с сожалением воскликнул он. — Чего бы вы ещё хотели, дорогая?
— Пусть я испорчена! — с достоинством отозвалась она и немного похихикала. — Но я живу интересно! Свободно! Ведь выпало же мне счастье быть с вами! Кстати, я обожаю кататься в машине!
— Такси вас устраивает?
— Вполне!
Илларион Венедиктович уже совершенно сурово спросил Лапу, что тот задумал. А Лапа не мог ему признаться, что в нём борются уже два противоположных желания: доставить удовольствие той, которую полагал полным ничтожеством, и отомстить ей за все коварства.
Словно учуяв это, она горячо защебетала, крепко держа Лапу под руку и наклонившись к его уху:
— Вы переполнены предрассудками и, простите, не очень современны… Такси! Такси! — закричала коварная девочка Верочка.
Сначала шофер не хотел пускать их в машину, но Лапа вежливо спросил:
— Почему? Вы свободны. Маршрутом мы вас не ограничиваем. Нам просто хочется покататься. Деньги у нас есть. Если же вас смущают мои синяки…
— Он один схватился с целой бандой! — гордо сообщила коварная девочка Верочка. — Один! И вышел победителем!
— Убедили, — невесело сказал шофер, — поехали. Но родители вас балуют, а это к добру не приведет.
Они промолчали на это замечание, через некоторое время спутница спросила Лапу:
— Откуда у вас так много сведений обо мне? Кто и зачем помогает вам собирать клевету и сплетни?
— Вы прекрасно знаете, что это не клевета и не сплетни, — не сдержавшись, громко ответил Лапа, не гляди на неё. — Мне о вас много рассказывал, например, генерал-лейтенант в отставке Илларион Венедиктович Самойлов.
— Генерал-лейтенант в отставке! — насмешливо воскликнула коварная девочка Верочка. — Этот старикашка?
— Кто вам дал право, — гневно спросил Илларион Венедиктович, — так неуважительно отзываться о пожилом человеке, который воевал за ваше будущее?
— Я его не просила!
Машина резко остановилась, и шофер, не оборачиваясь к пассажирам, тихо, но грозно сказал:
— Вот что… Как бывший фронтовик, я эту… дальше не повезу.
— Совершенно справедливое решение, — устало ответил Лапа. — Прошу вас. — Он открыл дверцу, помог ничего не подозревающей спутнице выйти, быстро сел обратно и едва, захлопнул, дверцу, как машина тронулась с места и быстро покатила вперёд.
Ни шофер, ни Лапа не. услышали возмущенного, истошного вопля коварной девочки Верочки: ведь её оставили почти на окраине города.
— Откуда только берутся такие? — даже не сердито, а растерянно спросил шофер. — А ты, парень, молодец. Больше с такими не связывайся.
— Я, пожалуй, пройдусь пешком, — печально сказал Илларион Венедиктович в полном согласии с Лапой, расплатился и вылез из машины.
Не успел он пройти и ста шагов, как у него больно кольнуло сердце, пришлось присесть на скамью.
«Ну, чего ты добился?» — спросил Илларион Венедиктович, а Лапа ответил: «Будто не знаешь? Немного отвёл душу. Отомстил ничтожеству». «Вполне понимаю тебя, — согласился Илларион Венедиктович, — а я хоть немножечко, да побыл в детстве! Но что мы обнаружили? — И сам ответил: — В войне за сердца и умы людей врагам нашим, к сожалению, есть на кого рассчитывать даже среди детей».
Голова у него словно налилась свинцом, весь он ослаб, сидел, держась руками за спинку скамьи, раздумывал вяло и туманно: «Что-то делает со мной
Илларион Венедиктович потерял сознание, однако продолжал сидеть, инстинктивно держась руками за спинку скамьи, мгновениями сознание возвращалось к нему, он ещё крепче сжимал руки…
— Попрошу прямо и как можно быстрее! — скомандовал в это время Дорогуша шоферу. Звуки в металлической голове робота почти совсем затихли: он обнаружил того, кого искал.
А вокруг лежавшего на скамье Лапы уже собрались любопытные и оживлённо обсуждали, что могло случиться с мальчиком. Он был уже в глубоком обмороке.
— Попрошу остановиться!
Из машины вышел Дорогуша, перед ним все расступились в удивлении. Он бережно взял Лапу на свои
