применяется бандитами в капиталистических странах? Выкрадывают какого-нибудь выдающегося деятеля или ребёнка и нагло…

— Да погоди ты, погоди ты, погоди! — Вовик не успевал толком вникнуть в смысл торопливого- торопливого потока слов. — Рассказывай медленно и понятно.

— Извольте, — с обидой согласилась воспитанная девочка Вероника. — Но сначала, пожалуйста, согласитесь сопровождать меня! Ведь вы такой крупный, видимо, сильный и, надеюсь, смелый!

Странное сочетание испуга и восторга не охватило, а схватило Вовика. Напоминаю: подобной характеристики своей особы он ещё пока никем не удостаивался, и хотя этого мнения придерживалась всего-навсего девчонка, тем не менее было от чего снова напыжиться, расправить плечи и выпятить грудь колесом. Тут он впервые пожалел, что не умеет общаться с девчонками: ведь эта, у которой вся голова[4] в разноцветных бантиках, не похожа на других и толкует не о какой-нибудь ерунде, а о бан-ди-тах! Хорошо, если она просто вруша, и ему легко будет выглядеть перед ней сильным и смелым: ему-то было доподлинно известно, что он не крупный, а довольно толстый, а смелость свою он ещё не имел случая проверить, но вот…

— Но вот боюсь, — с явным сожалением и еле заметным сарказмом сказала воспитанная девочка Вероника, — что в неминуемой и жестокой драке с бандитами вам будет несколько мешать ваша чуть излишняя полнота. Но этот недостаток, — в голосе её проскользнуло уважение, — вы вполне можете восполнить храбростью и высоким сознанием своего долга воспитанного мальчика перед невинной жертвой.

— Где это ты так говорить наловчилась? — недовольно спросил Вовик, мельком подумав, не рвануть ли ему домой, вкусно и сытно поесть, а не тратить время, нервы и силы на всякие бантики с бандитами. — Я тебя просил нормальным языком всё рассказывать и по порядку, а ты тут развела болтовню… Вот скажи мне толком, откуда ты узнала о бандитах, — раз. Чего они с тобой и для чего собираются делать — два. И почему ты привязалась именно ко мне — три. У вас в доме мальчишек, что ли, нет? И почему у тебя вся голова в разноцветных бантиках — четыре.

— Начнем с наименее существенного и лёгкого — с бантиков. — И сразу стало ясно, что отвечать она будет самым обстоятельнейшим образом. — У нас гостит бабушка Ирэна. Не Ирина, а Ирэна! Она до сих пор считает меня маленькой и находит величайшее удовольствие в том, чтобы украшать мою голову разноцветными бантиками. И чтобы доставить радость старому, бесконечно любящему меня человеку…

— Ты… ты покороче не можешь?!

— А какая в этом необходимость? Я предпочитаю обстоятельные ответы, иначе может возникнуть множество дополнительных вопросов… Теперь о бандитах. В нашем микрорайоне обитает ужасно страшное существо, — не по внешнему облику, отличающемуся великолепной шевелюрой, — а по сути своей. Это внук известного военного врача и не менее известного ученого. Раньше это ужасно страшное существо звали Робкой-Пробкой, сейчас оно придумало себе новое прозвище — Робертина. В высшей степени глупо и безвкусно! Но — одевается! Всё, всё только импортное! — восторг и презрение чередовались в голосе воспитанной девочки Вероники. — Сейчас он организовал банду, а она избрала его шефом. Конечно, никаким демократизмом на бандитских выборах и не пахло. Просто Робертина всех запугал, к тому же он ку- у-у-урит! Вот он и задумал похитить меня, потребовать выкуп и на эти деньги всем бандитам купить зажигалки. Но самое потрясающе у-у-ужасное, просто сумасшествие какое-то, что я этому шефу нрав-люсь! По-моему, он давно влюблен в меня и буквально не даёт мне прохода. Пре- сле-ду-ет! Догадываюсь, что Робертина имеет насчёт меня серьёзные намерения. Жениться ему, естественно, ещё рано, но ведь это такой тип, что…

— Знаешь, что?!?!?! — Вовик от очень сильнейшего возмущения еле-еле пересилил яростное желание вырвать из волос воспитанной девочки Вероники хотя бы половину разноцветных бантиков и рас-ТОП-тать их! — Хватит молоть ерунду!

— Любовь, к вашему сведению, не ерунда! И если вы не испытывали этого высокого и прекрасного чувства…

— И не собираюсь испытывать! Нужно мне это… как его?… чувство, как… как пе-ту-ху трос-точ-ка!

Из каждого голубого глаза воспитанной девочки Вероники выскользнуло по одной слезинке, и каждая ненадолго задержалась на щеках.

— Пе… пе… петух с тросточкой… — прошептала она. — Какая пошлость… Неужели вы ничего- ничего-ничего не знаете о любви? Не читали о ней? Не видели в кино или театрах? Неужели вы не заметили этого высокого и прекрасного чувства хотя бы в телевизионных передачах? Не наслаждались стихами и песнями о любви? Как мне жаль вас… Была бы я грубой, я так бы и бросила вам в лицо: эх вы, петух с тросточкой!.. Но мне жаль, ах, как мне жаль вас…

Вовик и сам сейчас жалел себя. Конечно, не нашлось бы силы, которая могла заставить его признаться (пусть даже мысленно!) в том, что ему (подумать — так стыд берет!) приятно слушать эту, вся голова в разноцветных бантиках… И не вырвать хотя бы половину из них ему сейчас хотелось и тем более не рас-ТОП-тать их, а… Никому, никогда, даже самому себе не признается он, какое желание возникло у него в сердце… Вовик тут же настолько испугался и застыдился этого желания, что почувствовал себя способным немедленно броситься в драку с бандитами, а там — будь что будет.

А тут ещё, как назло, как нарочно, видимо, для того, чтобы измучить его, бедного, истерзать, унизить его, несчастного, воспитанная девочка Вероника молчала. То трещала, словно несколько сорок враз, а тут молчала и молчала.

«Видно, здорово на меня обиделась… А вдруг она сейчас уйдет?!?! — неожиданно и очень-очень сильно испугался Вовик. — Возьмет да и… и… никогда больше… никогда…»

— Чего ты обиделась? — осторожненько прошептал Вовик. — Да знаю я про эту самую любовь. И читал, и видел, и разговоры всякие слышал… Вот смотришь в кино или по телеку на неё и ждешь, чтоб поскорее она кончилась, и показывали бы что-нибудь интересное… Давай рассказывай дальше. — Он хотел произнести это снисходительно, а получилось почти-почти умоляюще, и он из краснощёкого сразу стал краснолицым и немного красноухим.

Воспитанная девочка Вероника ответила достаточно равнодушным тоном:

— Могу продолжить, если вы так настаиваете. Хотя теперь у меня нет оснований надеяться, что мы с вами поймем друг друга. Вот вы употребили по отношению ко мне слово привязалась, рассчитывая им обидеть меня или даже оскорбить. А это — благородное понятие ещё нужно заслужить, чтобы я к вам привязалась… Далее. Конечно, в нашем доме много мальчиков, но вы же знаете, какие вы все… — И разноцветные бантики на её голове насмешливо задрожали. — Бабушка Ирэна утверждает, что сейчас истинных рыцарей днём с прожектором не найдешь. Вы же поначалу показались мне способным уж если не на истинное рыцарство, то по крайней мере на обыкновенную порядочность… Далее. Вас удивляет мой слог, язык, обороты речи, словарный запас? Просто я много читаю, общаюсь с образованными людьми, сама готовлюсь стать высокообразованным человеком… Итак, согласны вы меня сопровождать? — тем же достаточно равнодушным тоном спросила она. — Или вас ещё что-нибудь интересует?

— Всё мне ясно, — самым наиунылым тоном ответил Вовик. — А как это — сопровождать? Куда? Зачем? Когда?

— Быть при мне неотлучно вот с данного момента. Ведь, меня могут захватить в любой момент! И не могу же я целыми днями и вечерами сидеть дома, боясь выйти пройтись?

— Хорошо, хорошо, хорошо, — ещё наиунылее сказал Вовик, хотя ничего, даже приблизительно, хорошего не испытывал, в душе у него была одна пустота. — Не понимаю я… — с болью признался он, и у него даже в горле пересохло от тяжелых переживаний, основным и наиболее мучительным из которых было сознание своего полного бессилия перед воспитанной девочкой Вероникой. — Ну, захватит тебя этот Пробка-Робка…

— Произносится наоборот: Робка-Пробка. Но сейчас он шеф банды по прозвищу Робертина.

— Ну, Робертина тебя захватит. А куда он тебя денет? Кто ему какой выкуп за тебя даст? Позвонят родители или бабушка в милицию и…

— Робертина никакой милиции не боится, — голос воспитанной девочки Вероники стал гордым, а все