угрызений совести: «Говори правду и посрами дьявола» – девиз мало подходящий, когда на карту поставлена жизнь твоих близких, твоих друзей и всего человечества. Но сумеют ли они поймать меня на лжи?
Материня советовала говорить правду и ничего не бояться.
Но ведь она не на нашей стороне! Нет, на нашей! Надо было отвечать. Но я так запутался, что не мог уже думать. Я ведь пытался рассказать профессору Джо все по правде… Ну, может, я что и притушил, не останавливался подробно на всех страшных газетных заголовках. Но в принципе все говорил по правде.
Сумею ли я изложить более приемлемую версию сейчас? Позволят ли они мне начать все сначала и проглотят ли состряпанную мной пропаганду? Либо то, что меня уличат во лжи, сверив обе ленты, и погубит род человеческий?
– Я все подтверждаю.
– Запись приобщается к делу. Патриция Уайнт Рейсфелд…
У Крошки на эту процедуру много времени не ушло, она просто последовала моему примеру.
Машина сказала:
– Факты обобщены. Исходя из их собственных показаний, это дикий и жестокий народ, склонный ко всякого рода зверствам. Они поедают друг друга, морят друг друга голодом, убивают друг друга. У них совсем нет искусства, а наука самая примитивная, тем не менее их характер так сильно подвержен насилию, что даже столь малый запас знаний энергично используется ими – племенем против племени – чтобы истребить друг друга. Они делают это с таким рвением, что могут в этом преуспеть. Но если, в случае неудачного стечения обстоятельств, им этого не удастся, то со временем они неизбежно достигнут других звезд. Именно этот аспект и должен быть тщательно рассмотрен: как скоро они сумеют достичь нас, если выживут, и каков к тому времени будет их потенциал.
Голос снова обратился к нам:
– Это – обвинение против вас, против вашей собственной дикости, сочетаемой с высшим разумом. Что можете вы сказать в свою защиту?
Глубоко вздохнув, я пытался успокоиться. Я знал, что мы проиграли, но все же считал себя обязанным бороться до конца.
Я вспомнил, как начинала свою речь Материня.
– Милорды-собратья!
– Поправка. Мы не являемся вашими «лордами», и еще не было установлено, что вы ровня нам. Если хотите найти правильную форму обращения, можете называть меня «председатель».
– Хорошо, мистер председатель, – и отчаянно пытался вспомнить, что говорил своим судьям Сократ. Он знал заранее, что его осудят, так же, как я мы сейчас, но хотя его и заставили выпить сок цикуты, победил все же он, а не судьи.
Нет! Сократ здесь не подходит – ему нечего было терять, кроме своей собственной жизни, а сейчас речь шла о жизни всего человечества.
– …вы сказали, что у нас нет искусства. Видели ли вы наш Парфенон?
– Взорванный в одной из ваших войн?
– Лучше взгляните на него, прежде чем нас «развернете», потому что иначе много потеряете. Читали ли вы нашу поэзию? «Окончен праздник. В этом представленье актерами, сказал я, были духи. И в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной»[19].
Больше я не мог. Рядом всхлипывала Крошка. Не знаю, что заставило меня выбрать этот отрывок, – но говорят, что подсознание никогда не делает ничего случайно.
– Весьма вероятно, что так и будет, – заметил безжалостный голос.
– Я думаю, что не ваше дело судить, чем мы занимаемся, если мы не трогаем вас, – я запинался и еле сдерживал слезы.
– Мы считаем это своим делом.
– Мы не управляемся вашим правительством и…
– Поправка: Три галактики не являются правительством; такое обширное пространство и такая разнородность культур не дает правительству возможности функционировать. Мы всего лишь сформировали полицейские районы в целях взаимной защиты.
– Но, даже если так, мы ведь ничего не делаем вашим полицейским. Мы жили себе на своих собственных задворках, – я, во всяком случае, спокойно гулял на своих собственных задворках, – как появились корабли этих черволицых и начали причинять неприятности нам. Но ведь вам мы ничего плохого не сделали!
Я остановился, не зная, как быть дальше. Я ведь не мог гарантировать, что весь род человеческий в будущем будет вести себя хорошо; машина знала это, и сам я тоже знал.
– Вопрос, – снова заговорил сам с собой голос. – Эти существа кажутся идентичными с Древним Народом, учитывая мутационные поправки. В каком районе Третьей галактики находится их планета?
Машина ответила на собственный вопрос, приводя координаты, ничего не говорящие мне.
– Но они не принадлежат к Древнему Народу, они эфемерны. В том-то и опасность, они слишком быстро меняются.
– Не исчез ли в том районе корабль Древнего Народа несколько полураспадов тория-230 назад? Не объяснит ли это тот факт, что образцы не совпали?
И твердый ответ:
– Происходят они от Древнего Народа или нет – значения не имеет. Идет рассмотрение; следует принять решение.
– Решение должно быть обоснованным и не вызывающим сомнений.
– Таковым оно и будет. – Бестелесный голос вновь обратился к нам: – Хотите ли вы оба добавить что- либо в свою защиту?
Я вспомнил их слова о примитивном состоянии нашей науки и хотел возразить, сказать, что всего за два века мы прошли путь от мускульной энергии до атомной, но испугался, что этот факт, наоборот, может быть использован против нас.
– Крошка, ты ничего не хочешь сказать?
Резко шагнув вперед, она выкрикнула:
– А то, что Кип спас Материню, не считается?
– Нет, – ответил холодный голос, – это несущественно.
– А должно было бы быть существенным! – Она снова плакала. – Сволочи вы, сволочи трусливые! Гады вы, гадины трусливые! Вы еще хуже черволицых.
Я дернул ее за руку. Содрогаясь от рыданий. Крошка уткнулась мне головой в плечо и прошептала:
– Прости меня, Кип. Я не хотела. Я все испортила.
– Не расстраивайся, малыш. И так уже все было ясно.
– Имеете ли вы сказать что-нибудь еще? – безжалостно продолжал безликий.
Я обвел глазами зал. «…и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной…»
– Только одно, – сказал я яростно. – И не в защиту. Вы ведь не нуждаетесь в нашей защите и в наших оправданиях. Черт с вами, забирайте нашу звезду – вы ведь на это способны. На здоровье! Мы сделаем себе новую звезду, сами! А потом в один прекрасный день вернемся в ваш мир и загоним вас в угол – всех до одного!
– Здорово, Кип, так их!
Мои слова не вызвали крика возмущения и в наступившей тишине я вдруг почувствовал себя ребенком, совершившим бестактную ошибку в присутствии взрослых гостей и не знающим, как ее загладить.
Но отказываться от своих слов я не собирался. Нет, я не думал, конечно, что мы сможем сделать это. Не доросли еще. Но попытаемся уж наверняка. «Умереть, сражаясь» – самое гордое свойство человека.
– Весьма вероятно, что так и будет, – сказал, наконец, голос: – Вы кончили?
– Да, кончил. – Со всеми нами было покончено.
– Кто-нибудь заступится за них? Люди, знаете ли вы расу, согласившуюся бы заступиться за вас?
Кого мы знаем, кроме себя? Собак, разве что? Собаки, может, и заступятся.