– Нет, дорогой, мы, остальные, больше любим, когда все кончается благополучно.
– Я тоже! Особенно когда это касается меня. А Хайнлайн там есть?
– Четыре голоса, но они разделились: два – за «Историю будущего», два – за «Чужака в чужой стране». Поэтому в мой список он не попал.
– Я не голосовал за «Чужака» и не стану никого смущать, спрашивая, кто это был. Господи, чего только не пишут ради денег!
– Как говорил Сэмюэл Джонсон, всякий, кто пишет ради чего-то другого, просто дурак.
– Джонсон был толстый, напыщенный, прожорливый, похотливый старый дурень, который давно был бы вполне заслуженно забыт, если бы за ним не таскался повсюду один лизоблюд и подхалим[52]. А Пол Андерсон в список попал? Или Нивен?
– Зебби, это уже не два вопроса, а гораздо больше.
– Я еще не дошел до второго. Вот он: а что у нас там есть на безумное чаепитие?
– Сюрприз! Глинда оставила нам в туалетной комнате корзинку для пикника.
– Я не заметил, – признался я.
– Ты не заглянул в гардероб. – Шельма усмехнулась. – Интересно, окажутся бутерброды из Страны Оз съедобными в Стране Чудес? Или они просто «тихо, беззвучно исчезнут»? [53]
– Так иди за ними, пока я тебя не прогнал взашей!
Несколькими сотнями калорий позже я заметил, что поблизости нерешительно мнется какой-то молодой человек. Казалось, он хочет заговорить с нами, но стесняется. Дити вскочила и быстро подошла к нему.
– Достопочтенный мистер Доджсон[54], не так ли? Я миссис Зебадия Картер.
Он сорвал с головы соломенную шляпу.
– Да, я мистер Доджсон, хм, миссис Картер. Мы с вами знакомы?
– Да, мы познакомились очень давно, задолго до моего замужества. Вы ведь ищете Алису?
– Боже мой, да, конечно. Но откуда…
– Она в Кроличьей Норе.
У Доджсона, видимо, отлегло от сердца.
– Значит, скоро выйдет. Я обещал вернуться с ней и с ее сестрами до темноты.
– Вы и вернулись. То есть вернетесь. Это то же самое, все зависит от выбора координат. Пойдемте, я познакомлю вас со своей семьей. Вы обедали?
– О, вы знаете, я не хотел бы навязываться.
– Вы и не будете. – Дити крепко взяла его за руку. Мое сокровище сильнее большинства мужчин, и он покорно пошел за ней, но поспешно высвободил руку, как только ее хватка сделалась слабее. Мы с Джейком поднялись на ноги, Хильда осталась сидеть в позе лотоса.
– Тетя Хильда, это мистер Доджсон, преподаватель математики в Крайстчерч-колледже Оксфорда. Моя мачеха, миссис Берроуз.
– Здравствуйте, миссис Берроуз. О Боже, я, наверное, слишком навязчив.
– Ничуть, мистер Доджсон. Садитесь.
– А это мой отец, доктор Берроуз, профессор математики. И мой муж – капитан Картер. Тетя Хильда, найди, пожалуйста, чистую тарелку для мистера Доджсона.
Когда с представлениями было покончено, молодой преподаватель стал держаться уже не так застенчиво, но все же куда официальнее, чем Дити может стерпеть. Он сел на траву, аккуратно положил шляпу рядом с собой и сказал:
– Спасибо, миссис Берроуз, я только что пил чай с нашими тремя девочками.
Дити не обратила внимания на его слова и положила на его тарелку несколько бутербродов и пирожных. Шельма налила ему чаю из термоса. Чашку и тарелку сунули ему в руки, и теперь деться ему было некуда.
– Не сопротивляйтесь, сын мой, – посоветовал Джейк. – Разве что вам действительно надо идти. С сестрами Алисы ничего не сделается?
– Нет, профессор, они спят тут поблизости, в тени под стогом. Но…
– Тогда не беспокойтесь. В любом случае вам придется дожидаться Алису. Каким разделом математики вы занимаетесь?
– Большей частью алгебраической логикой, сэр, и отчасти ее приложениями к геометрии. – Достопочтенный мистер Доджсон сидел лицом к Ае Плутишке, в тени от ее левого крыла, но ничем не показывал, что заметил этот анахронизм.
– Вы не дошли в своих исследованиях до многомерной неевклидовой геометрии? – спросил Джейк.
Доджсон заморгал.
– Боюсь, что мой подход к геометрии несколько, хм, консервативен.
– Отец, мистер Доджсон работает не в твоей области геометрии, а в моей.
Доджсон слегка поднял брови. Джейк пояснил:
– Моя дочь не представилась как следует. Она действительно миссис Картер, но ее девичья фамилия – доктор Д.Т.Берроуз. Ее область – математическая логика.
– Вот почему я так рада, что вы здесь, мистер Доджсон. Ваша книга «Символическая логика» – основополагающая работа в этой области.
– Но, моя дорогая леди, я не писал книги под названием «Символическая логика».
– Я перепутала. И потом все дело опять-таки в выборе координат. Если бы сейчас мы были в конце царствования королевы Виктории, вы бы уже опубликовали ее пять лет назад. Понимаете?
– Вполне понимаю, – очень серьезно ответил он. – Мне нужно только спросить Ее Величество, сколько еще она намерена царствовать, и вычесть пять лет.
– Вот именно. Вы любите играть в сориты?[55]
Он в первый раз улыбнулся.
– Да, очень.
– Давайте сочиним несколько штук, а потом поменяемся и будем отгадывать.
– Хорошо… только не очень длинные. Мне в самом деле надо возвращаться к моим юным подопечным.
– Мы тоже здесь ненадолго. Кто-нибудь еще будет играть?
Никто больше не захотел. Я растянулся на траве, прикрыв лицо платком; Джейк с Шельмой отправились прогуляться.
– Давайте ограничим число посылок шестью, – предложил Доджсон.
– Хорошо. Но заключение должно быть истинным. Не бессмысленным. Договорились? (Дити обучила меня этой игре, она в ней мастер. Я решил, что останусь бессловесным свидетелем.)
Некоторое время они молчали, а я очень похоже похрапывал. Сначала Дити изображала «леди», но потом растянулась на животе и принялась грызть карандаш. Я посматривал на них одним глазом из-под платка.
Сначала она исписала своими каракулями несколько страниц, выписывая посылки, которые должны были привести к единственно возможному заключению. Потом проверила их с помощью символической логики, переписала посылки в случайном порядке и подняла глаза.
Молодой математик серьезно смотрел на нее, держа в руке блокнот.
– Закончили? – спросила моя жена.
– Только что. Миссис Картер, вы напоминаете мне мою маленькую подругу Алису Лиддел.
– Знаю, – ответила она. – Поэтому я ее сразу узнала. Меняемся?
Доджсон вырвал листок из блокнота.
– Это нужно решать от первого лица; заключение относится к вам.
– Ладно, попробую.
Дити прочла вслух:
– Первое. Всякая моя мысль, которая не может быть выражена в виде силлогизма, на самом деле