свежими силами; и все же, едва Мордредовы ряды подались нам навстречу, мы ликующе завопили. «Придвен» почти не двигалась: ни дать ни взять корабль, парящий над зеркалом, — но вот над корпусом, словно крылья, взметнулись длинные весла.
— Убейте их! — завизжал Мордред: теперь и им овладела битвенная ярость и погнала его на наш строй. Горстка храбрецов поддержала его, а следом за ними устремились безумцы Нимуэ, так что первая волна обрушилась на нас вразброд. Но были там и вновь пришедшие, которым не терпелось себя показать; и мы снова чуть присели, согнув колени, и спрятались за кромками щитов. Солнце било в глаза, но за мгновение до того, как одержимая толпа врезалась в наш строй, я заметил на западном холме отблески света и понял: там, на вершине, ждут еще копейщики. Мне показалось, на холм поднялась целая армия, но откуда она взялась и кто ее ведет, я не знал, а потом мне было уже некогда думать о новоприбывших. Я выставил щит вперед, и ряды сшиблись; от удара культя болезненно заныла, и я завопил от боли, круша врагов Хьюэлбейном. Прямо передо мной воздвигся Кровавый щит, и я зарубил противника, отыскав брешь между нагрудником и шлемом. Я стряхнул с Хьюэлбейна его останки и яростно накинулся на нового врага, помешанного бедолагу, и отшвырнул его прочь, раскровенив ему щеку, нос и глаз.
Эти первые нападающие вырвались вперед, обогнав Мордредов строй, но теперь на нас обрушились основные силы, и мы подались навстречу атаке и, вызывающе вопя, ударили копьями поверх кромки щитов. Помню смятение, звон меча о меч, громкий треск при сшибке щита о щит. Битва — это вопрос дюймов, но никак не миль. Лишь несколько дюймов отделяют тебя от врага. Ты чуешь, как разит от противников медовухой, слышишь, как дыхание их клокочет в горле, как они покрякивают и перетаптываются с ноги на ногу; в глаза тебе летят брызги слюны; ты настороженно озираешься, смотришь в глаза следующей намеченной жертве, находишь щель, бьешь в цель, снова смыкаешь щитовую стену, делаешь шаг вперед, чувствуя, как напирают сзади, едва не спотыкаешься о тела убитых тобою недругов, выпрямляешься, проталкиваешься вперед, а впоследствии мало что помнишь, кроме как удары, едва тебя не прикончившие. Ты из сил выбиваешься, давишь и колешь, лишь бы проделать брешь в неприятельском щитовом строю, а потом всхрапываешь, и тычешь, и рубишь, расширяя проем: тут-то и накатывает безумие, ибо противник поддается, и ты волен убивать, точно бог, потому что враги испуганы и бегут или испуганы и приросли к месту, и все, что они могут, — это умирать, а ты — ты словно серпом жнешь их души.
Эту атаку мы тоже отбили. Мы опять забросали врагов пылающими головнями из нашего костра и опять проломили их стену, но и наша собственная не устояла. Помню, как ярко сияло солнце из-за высокого западного холма; помню, как, спотыкаясь, выбрался на открытую полосу песка и заорал своим людям, чтобы меня поддержали; помню, как рубанул Хьюэлбейном врага по незащищенному загривку и смотрел, как кровь скапливается в рассеченных волосах, а голова откидывается назад. И тут я осознал, что два щитовых строя сокрушили друг друга и мы теперь — жалкая горстка истекающих кровью бойцов на пропитанной кровью песчаной косе, заваленной обгорелыми кусками дерева.
Но мы победили. Задние ряды неприятеля обратились в бегство, лишь бы не испытать на своей шкуре наши мечи, но в центре, где сражались Мордред и Артур, воины стояли насмерть: вокруг этих двух вождей битва кипела беспощадная. Мы попытались окружить Мордредовых людей, но не вышло, и я видел, как нас мало и сколь многие из нас никогда больше не возьмут в руки оружие, ибо кровь наша напитала пески Камланна. Целая толпа врагов наблюдала за нами с дюн, но эти трусы не пожелали прийти на помощь соратникам, так что последние уцелевшие из числа наших сражались с последними из людей Мордреда. Я видел, как Артур рубится Экскалибуром, пытаясь добраться до короля; были там и Саграмор, и Гвидр. Я тоже вступил в битву, отбил щитом чье-то копье и ткнул вперед Хьюэлбейном; в горле у меня першило, словно от дыма, а голос напоминал воронье карканье. Я атаковал очередного врага — Хьюэлбейн оставил зарубку на его щите. Противник отпрянул; на то, чтобы выйти вперед, сил у него уже не нашлось, да и мои силы были на исходе: я просто стоял и глядел на него, и пот заливал мне глаза. Вот он медленно шагнул вперед, я сделал выпад мечом, он отшатнулся от удара по щиту и ткнул в меня копьем, я в свою очередь подался назад. Я тяжело дышал; и повсюду на перешейке измученные люди сражались друг с другом.
Галахад был ранен — мечевая рука сломана, лицо залито кровью. Кулух погиб. Как это произошло, я не видел; когда я нашел его тело, в паху его торчало два копья. Саграмор захромал, но его молниеносный меч был по-прежнему смертоносен. Нумидиец прикрывал Гвидра, а тот пытался добраться до отца: на щеке у юноши кровоточил порез. Гусиные перья на Артуровом шлеме покраснели от крови, плащ покрылся алыми разводами. На моих глазах Артур зарубил статного широкоплечего воина — отбил его отчаянный выпад и со всей силы обрушил сверху вниз Экскалибур.
Тут-то и напал Лохольт. Вплоть до того момента я его не видел; но вот он заметил отца, пришпорил коня и единственной уцелевшей рукой отвел копье назад. С песней ненависти на устах он ворвался в толчею обессиленных бойцов. Глаза коня побелели от ужаса, но шпоры гнали его вперед, а Лохольт уже нацелил острие на Артура, но тут Саграмор подобрал чье-то копье и швырнул его под ноги коню. Конь споткнулся о тяжелое древко и рухнул набок, подняв тучу песка. Саграмор шагнул в свистопляску молотящих копыт и словно серпом резанул темным лезвием вбок — и я увидел, как из шеи Лохольта струей забила кровь. Но едва Саграмор выхватил Лохольтову душу, как какой-то Кровавый щит метнулся вперед и атаковал Саграмора копьем. Саграмор ударил мечом наотмашь, стряхнув с острия Лохольтову кровь, и Кровавый щит с визгом рухнул наземь. И тут дружный крик возвестил, что Артур добрался-таки до Мордреда — и все мы непроизвольно обернулись посмотреть, как эти двое сойдутся в смертельной схватке. Ненависть длиною в жизнь распаляла их.
Мордред неспешно выставил вперед меч, затем махнул им назад, давая понять своим людям, что Артур — его добыча. Враги послушно расступились. Мордред, как в день коронации на Кар Кадарне, был весь в черном: в черном плаще, черном нагруднике, черных штанах, черных сапогах и черном шлеме. Тут и там черный доспех испещрили зарубки — клинки процарапали слой засохшей смолы до блестящего металла. Щит тоже был замазан смолой; единственными проблесками цвета стали увядшая веточка вербены на шее да глазницы черепа, укрепленного на гребне шлеме. Детский череп, догадался я: уж больно он маленький, в глазницы его набили красных лоскутов. Мордред, подволакивая увечную ногу, заковылял вперед, размахивая мечом. Артур жестом велел нам отойти подальше, освобождая место для поединка. Он поудобнее перехватил Экскалибур и поднял свой серебряный щит — иссеченный и окровавленный. Сколько нас уцелело? Не знаю. Сорок? Может, и меньше, а «Придвен» уже дошла до того места, где река заворачивала, и теперь скользила к нам с камнем-мороком на носу. Парус едва подрагивал на легком ветерке. Весла мерно ходили вверх-вниз. До полной воды оставалось всего ничего.
Мордред сделал выпад. Артур отбил его меч и в свою очередь атаковал; Мордред шагнул назад. Король был проворен и молод, но из-за увечной ноги и глубокой раны в бедре, полученной в Арморике, уступал Артуру в подвижности и гибкости. Мордред облизнул пересохшие губы, снова рванулся вперед — и в вечернем воздухе раздался звон мечей. Один из наблюдающих врагов вдруг зашатался и упал — непонятно почему — и уже не двинулся более, а Мордред стремительно наступал, выписывая мечом слепящую арку. Артур парировал Экскалибуром и резко выдвинул щит вперед, рассчитывая опрокинуть противника; Мордред отшатнулся. Артур завел руку назад для выпада, но Мордред устоял-таки на ногах, подался вспять, отбил клинок и молниеносно атаковал в ответ.
Я видел: на носу «Придвен» стоит Гвиневера и рядом с нею Кайнвин. В ясном вечернем свете казалось, будто корпус ладьи сияет серебром, а парус — из тончайшего алого полотна. Длинные весла поднимались и опускались снова и снова; медленно плыла она вперед, пока дыхание теплого ветра не наполнило наконец парус с изображением медведя — и у серебряных бортов взбурлила вода. И тут Мордред завизжал и ринулся в атаку, меч ударил о меч, и с грохотом сшиблись щиты, и Экскалибур смахнул жуткий череп с гребня Мордредова шлема. Мордред с силой размахнулся назад; Артур поморщился — лезвие противника угодило-таки в цель, — но оттолкнул короля щитом, и противники разошлись.
Артур прижал мечевую руку к боку, куда пришелся удар, и покачал головой, словно отрицая, что задет. А вот Саграмор был ранен. До сих пор он наблюдал за поединком, теперь вдруг качнулся вперед, споткнулся и рухнул на песок. Я подбежал к нему.
— Копьем в брюхо ткнули, — объяснил он, и я увидел: он сжимает живот обеими руками, чтобы кишки не вывалились на песок. В тот миг, когда нумидиец зарезал Лохольта, Кровавый щит ударил Саграмора копьем и погиб при этом сам, но теперь умирал и Саграмор. Я обнял его здоровой рукой и перевернул на спину. Он стиснул мою кисть. Зубы его стучали, он стонал — и все же с трудом приподнял голову в шлеме, посмотреть, что будет дальше. Артур осторожно двинулся вперед.
