неожиданно громко и заливисто, как ребенок, рассмеялся. Его короткая речь произвела на меня необычайное впечатление. Меня поразил не смысл сказанного им, а то - КАК он это говорил. Если бы то же самое сказал я, это прозвучало бы напыщенно, глубокомысленно, претенциозно или даже глупо, а он сказал об этом так просто и так спокойно. Слушая Лобсанга, я неожиданно понял совершенно ясно, что напыщенно звучит лишь речь фантазера, мечтателя, а когда ты говоришь только о том, что является для тебя реальностью, то искусственности не возникает, и речь приобретает неожиданную мощь и способность рассеивать непонимание.
- Да, точно! - Я прервала Дэни и рассмеялась. - Когда-то мне казалось, что журналистика - это что-то очень интересное, и когда я говорила о ней, то речь моя лилась величаво:) Когда же я начала учиться на журфаке, и уж тем более, когда начала работать журналистом, я столкнулась с прозой жизни лицом к лицу и обнаружила, что теперь больше не способна говорить об этом в прежней манере, и людям стало попросту неинтересно меня слушать.
- Да, и я здесь в Индии много слышал, как разные люди говорят о своей практике - это и паломники, приехавшие учиться йоге, и сами преподаватели йоги - и всегда в их речи вот эта искусственность, напыщенность, озабоченность, словно тебя заманивают и боятся, как бы рыбка не соскочила с крючка. Лобсанг был первым человеком, который ТАК говорил, что было совершенно ясно - он понимает, о чем говорит, и не как-то там отвлеченно понимает, а СОВЕРШЕННО точно понимает, потому что он говорит о своем реальном опыте. И еще я был поражен до глубины души его смехом - наверное, даже еще больше, чем его словами. Никогда не слышал ничего подобного. Так, наверное, смеются дети в раю, совсем маленькие дети, которые еще не испытали ни одной заботы в своей короткой жизни, которые еще ни разу не нахмурились. Громко, открыто, непосредственно, заразительно. Никакие слова не могли бы открыть его больше, чем этот смех. В тот же миг я почувствовал к нему такую пронзительную близость, которой никогда ни к кому не испытывал ни до, ни после. И сейчас, если я хочу настроиться на переживание невинности, открытости, я вспоминаю его смех, и ... как мне жаль, Майя, что я не могу передать тебе мои воспоминания... я уверен, тебе бы понравился этот Лама.
На несколько минут мы замолчали. Дэни, наверное, погрузился в воспоминания, а я задумалась о том, что разделяю его опасения - те, о которых он говорил, когда рассказывал про страх потерять единственный клочок надежды. Его рассказ был так хорош вначале, что я начала опасаться какого-нибудь банального конца. Даже мелькнула мысль отвлечь его каким-нибудь разговором - не хотелось портить впечатление. Я так легко могу представить, что закончится все как-нибудь пошло - например, Лама ему скажет, что надо сто тысяч раз произнести 'Ом мани падмэ хум', и тогда всем будет счастье... Сколько раз я разочаровывалась в окончаниях, будучи увлечена предисловием! Сколько раз в конце я находила лишь разноцветный мыльный пузырь... Сколько обещаний, и каждый раз - разочарование. Помню, с каким восторгом и предвкушением я читала 'Игру в бисер' - вся книга подводила к чему-то, обещала в конце таки раскрыть суть Игры, и что в результате? Ничего... ну то есть вообще ничего. То же самое было с Кафкой... все равно что тебе показывают красивую книгу с печатями, с подписями, с ленточками, с введением, предисловием и послесловием, в которых важные люди пишут о том - как важно то, что там внутри, как это мудро, а раскрыв книгу, ты видишь там богатую бумагу с вензелями, но без текста. Сколько я перечитала книг по йоге, по медитации, по психологии... кто-то советует в разных позах сидеть, кто-то как-то дышать, кто-то рассуждает о богах, подсознаниях и надсознаниях, монадах и дхарме, а в сухом остатке - ничего. Просто ментальная мастурбация в лучшем случае, а в худшем - откровенная коммерция.
- Дэни, только не говори мне, что надо сто тысяч раз произнести 'Ом мани падмэ хум', ладно?
Он непонимающе уставился на меня, замер в изумлении, а потом громко расхохотался, так что его лошадь вздрогнула, фыркнула и отпрыгнула в сторону.
- Теперь ты меня понимаешь, Майя!
Дорога привела нас к небольшому ручью, прыгающему по нагромождениям камней откуда-то сверху с больших скал.
- Пошли наверх, там красиво, - Дэни помог мне слезть с лошади, мы привязали лошадей и пошли вверх по ручью.
Меня хлебом не корми, дай где-нибудь полазить, это такое удовольствие - легко прыгать по камням, словно парить над их хаосом, отталкиваясь, приземляясь, находя точку опоры в последнюю долю секунды, так что я довольно быстро ускакала вверх и вскоре обнаружила очень удобное местечко, где две пухлые травянистые кочки располагались на большом камне прямо напротив друг друга. На одну из них я и уселась.
Ручей с легким шелестом уходит под камень, и редкие брызги едва долетают до меня. Через пару минут появился Дэни и примостился на соседней кочке. Стало жарко, и я задрала вверх маечку, подставив солнцу соскучившийся по нему животик. Сняв кроссовки, я вытянулась и положила лапки на колени Дэни. Он очень нежно обхватил мои ступни ладонями, едва поглаживая их так чувственно, словно пытаясь просочиться сквозь тонкую ткань носочков. Я всегда чувствую - доступно ли человеку тонкое эротическое наслаждение, когда тела открываются друг другу ласково, словно прикрываясь вуалью. Такое тонкое эротическое наслаждение немыслимо испытать с человеком, к которому не испытываешь нежности, ласковой симпатии, восторга узнавания близкого существа. Оно как раз и вырастает из этой симпатии, являясь ее продолжением. С сексуальными ощущениями все иначе, так как они идут в противоположном направлении - сначала прикосновение, потом сексуальное возбуждение, и только потом это может вызвать всплеск нежности и симпатии, а может и не вызвать, и если их нет, то секс остается просто более или менее интенсивным удовольствием, стремящимся прорваться оргазмом и оставляющим после себя мутное довольство, граничащее с разочарованием. Когда я только-только начинала реализовывать свои сексуальные желания, то тут уж было не до эротики, хотелось просто поскорее получить то, чего так долго была лишена - схватить поскорее да побольше, чтобы компенсировать недополученное. Если бы нас не приучали с раннего детства к тому, что секс - это 'фи', если бы была возможность вдоволь ласкаться со сверстниками и сверстницами, если бы не ужасающая нетерпимость окружающих к детским эротическим влечениям, то впоследствии мы не были бы столь одержимы жаждой секса или ненавистью к сексу, и строили бы свои отношения больше на симпатии и нежности, нежели на округлости форм и готовности или неготовности отдаться. Когда я была ребенком, мне так хотелось нежности, а вместо этого я получала лишь удары словами и руками.
Я нежилась на солнце и размышляла о том и о сем, а между тем Дэни нежно перебирал пальчики на моих лапках, поглаживал пяточки, слегка их потискивая, и вот уже приятная истома поднимается вверх от ступней, на своем пути словно слегка задевая что-то в глубине живота, затем сливаясь с искристой нежностью в груди и проникая еще выше, превращается в щекочущий тонкий восторг в горле, испаряется солнечной дымкой и уходит куда-то выше меня... и это лучше любого секса, ей богу...
- Что сказал Лобсанг, Дэни? Я имею в виду - что он сказал по существу? Я хочу знать, я хочу самую суть, давай ее сюда немедленно. Какой бы она ни была - она по крайней мере никак не изменит тех чувств, которые у меня рождаются от твоих рук, так что смелее!
Дэни слегка смутился, что меня удивило - он казался довольно опытным и раскованным - неужели я его додумала до опытного любовника? (Может он вообще девственник??:)
