обязанности входит следить за моей одеждой и комнатой. Можешь убирать постель и протирать пыль, не говоря уже о шитье, при полном моем согласии.

– Как прикажете, миссис Холлоуэй. – Тилли заметно обиделась.

– Тилли, успокойся, – убеждала ее Лайза, – ты же сама и возненавидишь меня, если я превращусь в одну из тех надменных беспомощных английских леди.

– Возможно, и так, – ответила Тилли холодно, – но мне бы не хотелось, чтобы капитан Холлоуэй думал, что мы не знаем, как и что нужно делать в определенных случаях.

– Обещаю поставить его в известность, на кого должна пасть вина за это.

Тилли фыркнула.

– Упрямая, вот кто вы, мисс Лайза, и всегда такой были.

– Скажи об этом капитану Холлоуэю, – весело посоветовала Лайза. – Он поверит тебе. – Она спустила верхнюю и нижнюю юбки и шагнула из них, пока Тилли доставала рубашку из тонкого мягкого батиста, отделанного кружевом у шеи и на рукавах. Лайза великодушно воздержалась и не сказала, что предпочла бы что-нибудь более теплое, – всегда сможет переодеться попозже.

Расчесав волосы, заботливая служанка уложила Лайзу в постель, оставив единственную свечу в медном подсвечнике на тумбочке возле кровати; пожелав «спокойной ночи», Тилли собралась уходить.

– Тоже надеюсь на спокойную ночь, – серьезно ответила Лайза, испортив все хихиканьем.

Наконец, поняв, что она пожелала Лайзе в брачную ночь, служанка залилась ярким румянцем от смущения:

– Вы будете смеяться и на собственных похоронах, мисс Лайза, не говоря уж о брачной ночи.

Оставшись одна, Лайза вылезла из кровати, дрожа, закуталась в шерстяную шаль и выбрала одну из полудюжины книг, которые купила после отъезда из «Голубки», вернулась в кровать и только пробежала первую страницу, как дверь из комнаты мужа открылась, и осторожно заглянул Торн Холлоуэй.

– Ушла?

– Тилли? Да, слава Богу.

Муж вошел в комнату, и она заметила, что он тоже переоделся: под темно-бордовым парчовым халатом с сатиновыми отворотами виднелась ночная рубашка. В руках он держал поднос, на котором стояли два бокала, завернутая в салфетку бутылка и деревянный ящичек.

– Что вы принесли? – спросила Лайза, с подозрением глядя на поднос.

– Шампанское, конечно, надо же отпраздновать нашу свадьбу. – Он умело вытащил пробку, наполнил оба бокала. – Нам придется до конца сыграть свои роли, – напомнил он. – Слуги всегда обмениваются информацией, а этот город – рассадник сплетен. Не хочу, чтобы ко всем пересудам в Нью-Йорке добавились бы наши дела, – и весело чокнулся с ней, – кроме как обычные обсуждения. Ваше здоровье, мадам.

– A ta sante' et bonheur, mon mari,[11] – ответила Лайза на его тост.

Он озадаченно посмотрел на нее.

– Произношение отличное. Не подозревал, что вы говорите по-французски.

– А как вы могли знать об этом? – пожала плечами Лайза. – Мы не слишком хорошо знакомы. У моей мамы французское происхождение, а нас, – добавила она ласково, – все-таки кое-чему обучали в этой стране.

– Да, теперь вспомнил: когда вы подписывали брачное свидетельство, среднее имя было французское.

– Микэ – имя родителей матери. А я – Лайза Микэ Ван Гулик.

– Вы, – последовала поправка, – Лайза Микэ Ван Гулик Холлоуэй.

Глотнув шампанского, Лайза поперхнулась, увидев, что муж, отодвинув поднос на середину кровати, сел напротив нее; посмотрела с некоторой тревогой, но он, видимо не подозревая об этом, открыл деревянный ящичек и достал колоду карт.

– Знакомы с пикетом?[12]

– Да, – оживилась Лайза. – Бабушка научила. Мне нравится эта игра, – добавила она.

– Tres bien.[13] – Он улыбнулся, затем снова наполнил бокалы и поставил бутылку на пол. – Надеюсь, продемонстрируете хорошую игру, – сказал он, тасуя карты, – ведь нам надо продержаться, по меньшей мере, два часа.

– Почему два?

– Полагаю, – сказал он, поднимаясь, чтобы закрыть соединяющую их комнаты дверь поплотнее, – вряд ли логично оставить вас раньше, во всяком случае в брачную ночь. Вывод, который сделают слуги, если уйду намного раньше, – закончил он беспечно, – будет таков, что один из нас не оправдал ожиданий другого.

– Тогда, пожалуйста, раздавайте карты, – согласилась Лайза быстро, сдвигая оба бокала на край подноса и протирая его середину полотенцем, в которое было завернуто шампанское. – Вызываю вас на игру на всю ночь. – Ее глаза искрились весельем.

– На всю ночь! – Его брови удивленно изогнулись. – Даже если вы окажетесь способной бодрствовать до утра, сомневаюсь, что слуги поверят, будто мы оставались в постели такими неутомимыми.

– Говорите за себя, – ласково попросила Лайза. – Я-то способна… однако, если вы боитесь, что не…

– Снимите колоду, – немного поспешно предложил он, и Лайза подавила улыбку.