лучшие годы этому Великому Труду, наш сосед, обнаружив теперь колоду карт таро в своих руках, желает воссоздать эквивалент Великого Труда, составляя карты в квадрат, в котором сверху вниз, слева направо и наоборот могут быть прочитаны все истории, включая и его собственную. Но когда казалось, что он разгадал повести других, он понял, что его собственная история потеряна.

Но он не единственный, кто в последовательности карт ищет возможности выразить внутренние изменения. Есть еще один, который с изумительной беззаботностью юности узнает себя в изображении наихрабрейшего из воинов в колоде – Рыцаря Мечей, и он прибегает к отточеннейшим картам Мечей и острейшим Палицам, чтобы достичь своей цели. Но он вынужден идти обходным путем (как указывает змееподобный знак Пары Монет), бросая вызов (Пара Мечей) инфернальным силам (Дьявол), вызванным Волшебником Мерлином (Мат) в лесу Броселианд (Семерка Палиц), если желает, наконец, чтобы ему позволено было сесть за Круглым Столом (Десятка Кубков) Короля Артура (Король Мечей) на том месте, которого еще ни один рыцарь не был удостоен.

Если присмотреться внимательно, оба, и алхимик, и странствующий рыцарь, должно быть, стремятся к Тузу Кубков, содержащему для одного флогистон, или философский камень, или же эликсир долгой жизни, для другого – талисман, хранимый Королем-Рыболовом, таинственную чашу, о которой поэт не имел времени – или желания – рассказать нам; и с тех пор реки чернил были вылиты в догадках о Граале, происхождение которого все еще оспаривается римской и кельтской церквами. (Возможно, трубадур Карла Великого именно этого и добивался: поддерживать борьбу между Папой и Друидом-Отшельником).

Итак, задача, которую двое наших компаньонов поставили перед собой, составляя карты вокруг Туза Кубков, касалась одновременно и Великого Труда Алхимии, и Поисков Грааля. В одних и тех же картах оба могли открыть для себя один – Науку, другой – Приключение: Солнце, звезда золота или же невинности юного витязя; Колесо, вечное движение или же мелькание леса; Страшный Суд, смерть и воскресение (металлов и души) или же небесный призыв.

В том виде, как обстояли дела, обе истории постоянно рисковали наехать одна на другую, если взаимосвязь их не будет выяснена достаточно отчетливо. Алхимик – человек, который, дабы достичь превращений сущностей, пытается сделать свою душу столь неизменной и чистой, как золото; но здесь присутствует момент Доктора Фауста, извращающего правила алхимика, делающего душу предметом торга, надеясь, таким образом, что природа не станет поддаваться порче и более не нужно будет искать золото, поскольку все элементы станут одинаково драгоценны: мир – золото, а золото – мир. Но равным образом странствующий рыцарь – тот. кто подчиняет свои действия абсолютному и непоколебимому нравственному закону, так, чтобы естественный закон и впредь мог сохраняться на земле с абсолютной свободой. Но представим себе Персеваля-Парциваля-Парсифаля, который обращает в противоположность законы Круглого Стола; рыцарские доблести более не потребуют от него усилий, а станут совершаться сами собой, подобно дару природы, и, совершая свои подвиги с изумительной легкостью, он, вероятно, достигнет подчинения природы своей воле, достигнет постижения мира как предмета, станет чародеем и чудотворцем, исцелит раны Короля-Рыболова, вдохнет жизнь в пустыню.

Разложенная мозаика карт, наблюдаемая нами, представляет собой, таким образом, Труд Вызова и Поиска, который желают достичь без труда и исканий. Доктор Фауст утомился от ожидания мгновенных метаморфоз металлов, зависимых от медленных изменений, происходящих в нем, он сомневается в мудрости, накопленной Отшельником в его уединенной жизни, он разочарован в силе своего искусства так же, как и сейчас, в раздумьях и безделье над комбинациями карт таро. И в эту минуту молния освещает его маленькую келью на вершине Башни. Перед ним возникает персонаж в широкополой шляпе, подобной той, какую носят студенты в Виттенберге. Это, быть может, странствующий писец или же шарлатан Фокусник, ярмарочный фигляр, который расставил на столе множество разнокалиберных сосудов.

– Ты что, надеешься обманом сыграть мою роль? – должно быть, обратился к самозванцу истинный алхимик. – Что за варево в твоих горшках?

– Похлебка, которая служила началом основания Мира, – отвечал, вероятно, незнакомец, – из которой приняли свою форму кристаллы и растения, а также животные и родлюдской.

И то, что он назвал, затем появилось в прозрачном веществе, кипящем в раскаленном добела тигле, точно так, как мы сейчас наблюдали в Двадцать Первом Аркане. В этой карте, которая имеет наибольший номер из всех карт таро и ценится при подсчете игры более других, обнаженная богиня, возможно Венера, парила в венке из мирт; в четырех фигурах вокруг нее можно было признать эмблемы новых времен, но, быть может, они лишь обличья иных явлений; возможно, это кентавры, сирены, гарпии, горгоны, на которых держался мир до того, как их подчинила себе власть Олимпа, или же, вероятно, динозавры, мастодонты, птеродактили, мамонты, словом, те существа, которые произвела природа, прежде чем остановиться – мы не знаем, сколь продолжительно – на власти человечества. Но были среди нас и те, кто усматривал в центральной фигуре не Венеру, но Гермафродита, символ душ, достигших центра мира, кульминационного пункта, к которому должен стремиться в своих поисках алхимик.

– А можешь ли ты в таком случае делать золото? – должно быть, спросил Доктор, которому тот вероятно отвечал: – Смотри же! – открывая на миг видение сейфов, до краев наполненных рукотворными слитками.

– А можешь ли вернуть мою молодость?

Теперь искуситель показывает ему Аркан Любовь, в котором повесть о Фаусте переплетается с историей Дона Гуана Тенорио, без сомнения также скрывающейся в хитросплетениях карт таро.

– Что ты хочешь в обмен на секрет?

Карта Пары Кубков была напоминанием рецепта создания золота; она могла быть прочитана, как дух разъединенных Серы и Ртути, или же союз Солнца и Луны, или же конфликт между Стабильным и Непостоянным, рецепт, содержащийся во всех трактатах; но чтобы принудить его заработать, можно провести всю жизнь, раздувая печные меха, без всякой надежды чего-либо достичь.

Наш сосед, казалось, вычитывал в картах таро историю, все еще происходящую с ним самим. Однако в какой-то момент показалось, что нам не стоит ожидать каких-либо непредвиденных происшествий: Пара Монет графически выразительно указывает на обмен, сделку, do ut des; и поскольку предметом сделки могла быть только душа нашего компаньона, можно было увидеть бесхитростную аллегорию обмена в изменчивом, крылатом создании Аркана Сдержанность; и если мрачный колдун занимается торговлей душами, то это позволяет считать его Дьяволом.

При содействии Мефистофеля любое желание Фауста незамедлительно исполнялось. Или, иными словами, Фауст получал золотой эквивалент всего того, что желал.