Он не понял, что значит 'за пределами'.
Это диалог двух человек, которые не могут понять друг друга. Мастер Хякудзё пытается говорить насколько можно исчерпывающе о том, чего нельзя высказать словами. Любой бы на его месте, хоть бы и такой человек, как Ма-цзы, отлупил монаха, чтобы дать ему возможность заглянуть за пределы ума.
Когда мысли останавливаются, когда кто-нибудь внезапно бьет тебя, весь мир начинает кружиться волчком. Мысли останавливаются, ты в шоке: 'Я задал ему совершенно нормальный вопрос, а он ударил меня! Что за ненормальный учитель?..' И прежде чем ты откроешь рот, он снова ударит тебя.
Как-то раз Ма-цзы ударил одного человека шестьдесят шесть раз подряд...
Ма-цзы бил, а тот все открывал свой рот, Ма-цзы бил снова, а тот все продолжал открывать рот... и так шестьдесят шесть раз. Наконец человек перестал открывать рот: он понял, что в этом - вся причина битья.
Но Ма-цзы был учителем совершенно иного типа - очень любящим и очень сострадательным. Он имел право бить.
Когда этот человек замолчал, Ма-цзы закрыл глаза. И человек тоже закрыл глаза. Ничего не было произнесено. Все было понято.
Эти шестьдесят шесть ударов отбросили человека на край ума. Он был подлинный искатель. Его не беспокоило то, что его череп, возможно, треснул... Его это не беспокоило, и он продолжал напрашиваться на следующий удар, пока что-то не осенило его, и он не замолк.
Увидев это и поняв, что человек больше не будет спрашивать, Ма-цзы закрыл глаза. Они просидели несколько часов, не проронив ни слова.
В этом безмолвии произошла передача.
Человек поклонился, прикоснулся к ногам Ма-цзы и сказал:
- Если бы было больше людей, подобных тебе, столь сострадательных, способных ударить шестьдесят шесть раз, весь мир бы обрел просветление.
Это была совершенно иная атмосфера. Удар там не считался оскорблением - это была весть. То, что невозможно выразить словами, можно было сказать ударом. Удар говорил: 'Тихо! Молчи! Будь абсолютно безмолвен!' Мастер, нанося удар за ударом, втолковывал: 'Копай глубже и глубже. Я бью тебя снаружи. Ты бей себя изнутри, пока не докопаешься до истоков жизни'.
Хякудзё же больше полагался на простые диалоги. Его вклад заключался в том, что он не вел себя подобно безумному дзэнскому мастеру. Его поведение было очень нормальным. Он низвел дзэн с горных вершин на базарную площадь. Безусловно, он должен был вести себя как на базаре. Все вопросы глупы. Каждый вопрос требует хорошего удара.
Чтобы дать ответ, Хякудзё сказал, что они - параллельны. Они кажутся очень близкими, но это не так. Они могут идти разными путями. Ничто не мешает им делать это. Ум может оставаться пустым - без мыслей.
Мысли - не обязательная составляющая ума. Они приходят и уходят. Вы знаете, что они все время пребывают в движении. Ваш ум - это просто караван-сарай, где они останавливаются на постой.
Можете ли вы вспомнить, сколько мыслей прошло через ваш ум за всю жизнь? Наверное, ровно столько, сколько воды протекло через Ганг. Ум каждого человека параллелен реке мыслей.
Ум Хякудзё настолько ясен, что вопрос 'Что же такое ум, находящийся за пределами слов и речи?' звучит совершенно бессмысленно. Он ответил: 'Это не ум, и между речью и словами, с одной стороны, и умом - с другой, нет взаимосвязи'. Это два отдельных явления, развивающихся в одном направлении, но никогда не встречающихся. Поскольку все это находится за пределами ума, речи и слов, человек, наделенный пониманием, никогда бы не спросил: 'Что же такое ум?..' Ведь ответ обязательно будет состоять из слов.
Об этом уме ничего нельзя сказать. Этот ум можно лишь почувствовать, познать на опыте. Если бы человек спросил, как познать на опыте ум, лежащий за пределами слов и речи, это небольшое различие в порядке слов породило бы огромное смысловое различие. Это бы доказало, что человек - гений. Он понимает, что существует нечто за пределами слов и речи, и не хочет принуждать собеседника низводить то, что находится за пределами слов и речи, к простым словам.
Но Хякудзё был очень терпелив. Он вынужден был быть таким, так как работал на базарной площади, а не в дзэнском монастыре: не только с подлинными искателями, но и со случайными любопытствующими. Такие нередко просто задают вопросы, чтобы посмеяться...
На протяжении тридцати с лишком лет я ездил по этой стране. Я встречал людей...
Я собирался сесть на поезд. Остановка длилась десять минут, но кто-то держал меня за руку и говорил: 'Скажи мне только, что такое истина?'
Я отвечал, что объяснение займет некоторое время и я пропущу свой поезд. Это совсем не тот вопрос, на который я могу ответить прямо сейчас. Необходимо определенное понимание, и только тогда я смогу лишь указать нужное направление. Это невозможно сделать, когда поезд начинает двигаться.
Я встречал людей на улицах, которые говорили мне: 'У меня нет времени для медитации. Не мог бы ты сказать вкратце, что такое медитация?' Весь мир полон таких людей: всегда спешащих и желающих в спешке познать высшую истину.
Этот же человек даже не понимал, что было сказано. Обладай он хоть крохами разума, он бы остановился. Остановившись, он, возможно, смог бы что-то увидеть. Но вместо этого он продолжал спрашивать: 'Что же такое ум, лежащий за пределами слов и речи?' Хякудзё не повел себя так, как должен был бы повести себя с подлинным дзэнским искателем. Перед ним стоял просто любопытствующий. И он ответил: 'Нет ума за пределами слов и речи'. Он говорит, что за пределами слов и речи нет ума.
He-ум - это пустой ум.
He-ум - это пустое сердце.
Больше об этом ничего нельзя сказать: он пуст, в нем нет того, что ты называешь 'умом'.
Он все больше и больше упорствует в своей тупости. Всё уже сказано. Если бы он действительно искал истину, он бы спросил, как проникнуть в то пространство, о котором ему говорят. Какой можно использовать прием, какой метод... но он не интересуется ни приемами, ни методами - он вновь и вновь донимает учителя вопросами.
Все это было недоступно любопытствующему, но Хякудзё сделал все возможное, чтобы выразить это словами. Он сказал: 'Не спрашивай о реальности ума. Это - просто зеркало, отражающее все атрибуты бытия. Оно всегда чистое. Ты просто не приближался к нему'.
Должно быть, Хякудзё испытывал великую грусть, встречаясь с подобными людьми. Я и сам разговаривал с миллионами людей из различных уголков земли. Я обращался с речью к толпе в пятьдесят тысяч, а то и в сто тысяч человек. И я прекрасно знал, что все проходит мимо их сознания - они просто сидели передо мной. Если бы кто-то вздумал подняться и попытался выбраться из этого человеческого океана, его бы побили: 'Не мешай слушать! Садись!' Я обращался к аудитории со словами: 'Если кто-нибудь встанет с места - усадите его'. А люди очень любят подобные вещи!.. И они с нетерпением ждали, когда
