ликвидируем первым?
– Не знаю.
– Не знаете?
– Не знаю. – Дракон упрям.
– Вы, Анастасия Андреевна, принципиальный противник монархии?
– Отнюдь нет. Я противник слабой монархии.
С тех давних времен любит Рудольф Мессер пол женский. Он любит женщин спортивного типа и женщин пышных, совсем неспортивных, он любит миниатюрных и любит габаритных, любит тоненьких и любит тех, что олицетворяют тип дородной русской купчихи-проказницы. У него кружится голова, когда видит молоденькую монастырскую послушницу. Женщина в форме, в любой форме: в военной, полицейской, железнодорожной – доводит его до безумия. Его сводят с ума школьницы и гимназистки, студентки и их мудрые наставницы. Он любит блондинок, брюнеток, шатенок, а рыжих обожает. Любит немок, француженок, русских, японок, полек, болгарок, норвежек, американок…
Стоп. Это я не с того конца зашел.
Проще назвать исключения.
Есть одно сочетание, которое ему фрау Бертину напоминает: женщина небольшая, тонкая до изящества, умная до коварства, огромные, как на иконе, глаза и смиренное ангельское личико…
Таких он тоже любит. Вернее, таких он любит больше всего. Но им он больше всего не верит. Он знает эту дьявольскую породу. И встретив тоненькую девушку с большими, как у стрекозы, глазами, он всегда вспоминает тихое лесное озеро.
В котором водятся черти.
– Тогда я знаю, товарищ Холованов. Первой мы ликвидируем Жар-птицу.
Глава 24
И разразилась пьянка. Пьянка без границ и просвета. Обрушилось на французский ресторан безумие русского кабака.
Русские угощали. Угощали всех. Угощали гостей и музыкантов, угощали директора ресторана и распорядителя. Послали такси за владельцем. Понятно, он приехал не на такси. На собственной машине. А таксист на цыпочках вошел в невиданный зал доложить, что задание выполнил. Русские угощали владельца, его жену и дочь, угощали таксиста, вызвали с улицы водителя персонального и телохранителей владельца. Им на службе пить нельзя. Но угощали и их. Они сопротивлялись, а потом под русским напором сдались и угощение принимали.
Правду надо сказать: поначалу – малыми дозами.
– Князь, а ведь так получилось, что угощает она.
– И что?
– Закон старый: кто народ кормит, тот и господин. Как бы она тебя, князь, с командирского места не двинула.
– А я и сам уступлю. Она – дьявол в юбке. Я давно к дьяволу заместителем хотел устроиться.
Позвала Настя главного распорядителя, пошепталась с ним, и скоро появился дяденька суетливый у Насти за спиной. На князя Ибрагимова Настя кивнула, суетливый князя глазом обмерил, скрылся. Потом князя пальчиком поманил в зал соседний, и весьма скоро появляется князь в костюме, в каких редко кто в Париже ходит. Рубахи белизна глаз мутит на фоне черноты костюмной и блеска штиблетов лакированных.
И выскочили ордой дикой из-за занавески портняжки парижские с ножницами и иголками. Мигом ободранных господ обмерили, и каждому примерка прямо в зале соседнем. Туда они костюмов понатащили штабель целый. Все сшито уже, только подвернуть, только подогнать-подтянуть. А обуви – выбор как в Охотном ряду в славные времена нэпа. А уж рубах, галстуков, запонок, носков и прочего – развал целый: выбирай, господа офицеры, Жар-птица жалует всех вас одеянием парадным.
А в оркестре откуда-то балалайки появились, и цыгане уж пляшут, в бубен стучат.
Только переодеть людей… Не люблю наряжаться, но признать должен: наряд – дело серьезное. Нарядили господ офицеров, и вроде в других людей превратили, благородство утраченное на лица возвращается…
Окинул князь ораву, смолк оркестр, цыгане утихли.
– А ведь Анастасия Андреевна нас могла и не понять. Нас она одела, обула, накормила, напоила, слух усладила балалайками, а взор – цыганками пляшущими. А что же мы?.. Слышал я, что славное имя Фаберже живет, а дело его побеждает… Анастасия Андреевна, мы тут с господами офицерами посоветовались, да и решили вас наградить…
– Это почетное задание, товарищ Холованов.
Смотрит Дракон под ноги:
– Это задание, товарищ Сталин, выполнять не буду.
Усмехнулся князь Ибрагимов, достал из кармана ленту гибкую: по белому золоту орнаментом затейливым синие цветы из сапфиров и белые листочки, бриллиантами усыпанные. Сапфиры огромные, ясные, а бриллианты мелкие-мелкие, как лунная пыль. Оттого свет дробят бриллианты сразу миллионом поверхностей, оттого лента в руке княжеской, как упавшая с неба звезда, горит, переливается, вроде не отражает свет, а сама излучает его водопадом. Змейкой в его руке та лента извернулась, сверкнула, как испанский нож при луне. Можно ту ленту – на шею, и будет ожерелье неземной красоты. А можно вокруг головы повязать, как древние славянки ремешком волосы перевязывали. Если вокруг головы – диадема получится. Прикинул князь, оба варианта оценил и вокруг шеи обернуть даже не пробовал, застегнул замочек потайной, сделал из ленты колечко и осторожно Насте на голову возложил, как веночек из полевых цветов. Отступил на шаг оценить со стороны, и дыхание перехватило: хотел князь чем-то вроде ремешка драгоценного ее лоб украсить, а получилась корона сверкающая. А корона почему-то Настю Жар-птицу в принцессу превратила. Не императорская корона получилась, нет, а тонкий обруч, именно та корона, что принцессе на торжественный случай положена. Нет, знает князь Ибрагимов, что не принцесса она дома Романовых, знает, что графа Стрелецкого она дочка, и родословную ее знает до времен царя Алексея Михайловича, только… В ней ведь и раньше принцесса чувствовалась, только никто этого не осознал. Так бывает: не спит ночами художник, себя терзает, сто вариантов перебрал, не получается ни черта. И вот один мазок только, и осветилась картина изнутри, ожила, вздохнула боярыня Морозова, очами сверкнула, вознесла персты над головою, тронулись сани, поехали, заскрипели…
Только штрих один… Вот он, этот штрих, – над глазами-сапфирами ленты сапфировой сверкание… И – все, и непонятно, как это раньше в ней принцессу не разгадали?
Но не то князя сразило. Сообразил: корону-диадему можно снять, а принцесса останется.
– Не будешь выполнять?
– Не буду.
Сталин ломал характеры. Сталин подчинял себе всех. Никто ему не сопротивлялся. И вот бунт. Самый верный исполнитель…
Именно эта мысль не одного князя Ибрагимова сразила, но и всех господ офицеров: во главе стола