Возникло ощущение, будто она превратилась в мешок с картошкой, который встряхивают и укладывают на ходу; плечевая кость Джастина больно сдавила грудь, и стало трудно дышать.

— Мог бы… и опустить… на ноги… — раздельно, под его шаг, выдавила из себя Эмили.

Герцог словно оглох и никак не реагировал, он задержался у первой попавшейся двери и пнул ее ногой; от жестокой встряски у девушки поплыло перед глазами. Послышался сердитый окрик и придушенный визг.

— Прошу прощения, — коротко сказал Джастин, но по тону его чувствовалось, что он нисколько не сожалеет о содеянном.

Джастин отвернулся от двери, оставив ее открытой, и перед взором Эмили предстало столь непотребное зрелище, что она поспешила прикрыть глаза ладонями, что было сделать весьма непросто, лежа на твердом плече в неудобном положении.

— Боже! — воскликнула девушка. — Прямо каучуковая женщина! Я такую в цирке видела. Никогда не думала, что можно занять подобную позицию.

Джастин, не говоря ни слова, открыл пинком следующую дверь. К несчастью, комната оказалась пуста.

— Мне действительно пора домой, — жалобно пискнула Эмили.

Герцог, все так же молча, сбросил свою ношу на кровать и запер дверь на засов. Эмили присела, обхватила руками колени и постаралась сжаться в незаметный комок, затеряться среди разворошенных простыней. От постели несло мерзким запахом дешевых духов, и девушка изо всех сил пыталась не думать о том, что могло происходить здесь всего несколько минут назад. При отсутствии камина в комнате было довольно прохладно и сыро.

Джастин сбросил плащ, повесил его на спинку стула и повернулся лицом к Эмили. Ей не раз случалось видеть его разгневанным, но никогда еще она не сталкивалась с подобным воплощением холодной, не знающей пощады ярости.

— Я не спал вот уже тридцать шесть часов, — сказал герцог, потирая голову. — Последние двенадцать часов я провел в пути, рыская по всему Лондону в надежде найти тебя. Для этого пришлось обыскать все клоповники, каждый бордель, кишащий вшами и заразой. — Он сделал паузу и выпалил: — Зачем?

Низко склонив голову, Эмили пыталась взять себя в руки, сознавая, что иначе ей не совладать с ситуацией. Когда она подняла глаза и заговорила, слез не было и голос звучал ровно, почти бесстрастно.

— Все это время я тяжким бременем висела на твоей шее, и мне это надоело. Я хотела стать свободной.

— Свободной? — изумился герцог, одним прыжком оказался у кровати и сжал девушку за плечи. — Свободной ради чего? Ты это называешь свободой? — Он зло ткнул пальцем в нечистые простыни. — По- твоему, свобода означает возможность лечь под любого мужика за пару звонких монет? — Его глаза пылали безумным огнем, как у человека, которому незаслуженно причинили острую боль, и теперь он вне себя от ярости, потому что никакой вины за собой не чувствует, а ему делают еще больнее.

Эмили передались его страдания, она задрожала и сникла, боясь взглянуть в янтарные глаза.

— Вот и отлично, — констатировал Джастин равнодушным тоном и разжал руки. — Я заплатил сполна. — Он стянул галстук и начал расстегивать пуговицы на жилете.

— Только не ты, — ужаснулась Эмили, прижавшись спиной к изголовью кровати.

Герцог стоял перед ней, подбоченившись и широко расставив ноги.

— Значит, кто угодно, но только не я? Очень интересно, ничего не скажешь. Разве миссис Роуз тебя ничему не научила? Разве не говорила, что клиентов нужно ублажать, холить и лелеять? Разве не знаешь, что нельзя охлаждать их любовный пыл?

Судя по тому, как выпирало из-под брюк герцога, с любовным пылом у него все было в полном порядке.

Он приблизился к кровати и положил тяжелую ладонь на голову девушки, длинные пальцы запутались в ее волосах, рука дрогнула, будто колеблясь, то ли больно дернуть, то ли нежно погладить.

— Прости, дорогая, но шлюхам не дано право выбора своих партнеров. Если помнишь, я заплатил за тебя сотню фунтов стерлингов, а за такие деньги тебе следует проявить побольше энтузиазма. — Он склонился над Эмили и прошептал из губ в губы: — Если не получится, можешь притвориться.

Эмили ожидала грубого, даже жестокого поцелуя и была приятно поражена его безграничной нежностью. Поцелуй сулил неземное блаженство, похищал не только тело, но и душу. Первая слеза сбежала по щеке еще до того, как Джастин оторвался, чтобы перевести дыхание, легонько подул на ее губы и внезапно охрипшим голосом будто прошелестел:

— Эмили, моя Эмили. Ты рождена для этого, создана для того, чтобы ублажать мужчин.

«О нет, нет, — трепетно забилось, запротестовало сердце. — Совсем не каждого, а только тебя, тебя одного».

Горячий язык раздвинул рот, губы вобрали губы, Эмили откинулась на кровать и ощутила, как помимо воли все тело стонет и рвется навстречу крепкой мужской плоти, а мускулистые руки нежно ласкали бедра и тискали грудь. Эмили уже плохо понимала, что происходит, отказывал разум, и оставалось подчиниться безошибочному природному инстинкту.

Отошло, забылось все, за что она стойко сражалась всю свою жизнь: гордость, независимость, даже чувство гнева, которое всегда помогало выстоять в трудную минуту, — все это исчезло, растворилось в жарких объятиях Джастина. Она, Эмили, вышла победительницей в смертельной схватке с морской пучиной ради того лишь, чтобы утонуть и забыться в этих янтарных глазах. Захотелось еще раз взглянуть в них, увидеть свое отражение и закружиться в безумном вихре страсти, девушка так и сделала, осознав, что потеряна навеки.

Собрав в кулак слабеющую волю, она сумела отвернуться; теперь уже по щекам катились не отдельные слезы, Эмили плакала навзрыд, от рыданий содрогалось все тело.

— Нет, Джастин, нет, только не так, только не здесь.

— Ш-ш-ш, тихо, — прошептал он, ласково тронул грудь, придавив большим пальцем набухший сосок, а другая рука тем временем ползла все ниже и ниже. — Вот так, дорогая, раздвинь бедра. Сладкая моя, горячая и сладкая, и вся ужасно мокрая.

Частое, всхлипывание прервал страстный стон, вырвавшийся из ее груди. Джастин преградил ему путь губами и довел Эмили до исступления. Только сейчас он постиг, что зашел слишком далеко. С самого начала герцог намеревался лишь напугать негодницу, доставившую ему столько горя и хлопот, преподать ей жесткий урок и наглядно показать, что, позволяя себе безумные выходки, не минуешь тяжелых последствий.

Джастин ожидал, что девчонка окажет сопротивление, будет кричать и царапаться, но, когда ее губы открылись ему навстречу и Эмили страстно задрожала в его руках, он растерялся и забыл обо всем. Какой там урок? Какие последствия? «Нет, воспитателя из меня явно не получится», — с горечью признался сам себе Джастин. Его объяла первобытная страсть, неодолимое желание обладать этой женщиной, рожденной и созданной только для него. Он так долго ждал этой минуты. Казалось, всю свою жизнь.

Сейчас могло сбыться самое заветное желание, протяни только руку и бери. Так он и сделал, жадно приласкал ее дрожащую плоть и вдруг осознал, что девушка лежит под ним абсолютно неподвижно. Джастин поднял голову и увидел, что глаза Эмили плотно закрыты, а на кончиках ресниц повисли крупные слезинки. «Боже мой! — осенило герцога. — Она готова позволить мне все! Чувствует за собой вину и решила понести наказание». Непривычная податливость, готовность сдаться без боя столь резко противоречили упрямству и своеволию гордой девушки, которую знал и полюбил Джастин, что в нем шевельнулась жалость.

В конце концов, если здраво рассудить, в чем состоит ее вина? Она просто запуталась, и это неудивительно. То обращаются с ней как с малым ребенком, то как с опытной шлюхой. А ему не хватало смелости увидеть в ней женщину и вести себя соответственно, потому что в этом случае он боялся потерять ее навсегда.

От дикого напряжения шумело в голове, мысли смешались, но одно было совершенно ясно: если сейчас довести дело до логического конца, это можно расценить как грубое изнасилование. Нет, еще того хуже — как преступление, совершенное с особой жестокостью.