представления, но настроиться на музыку мешали терзавшие душу дурные предчувствия. Буквально в последнюю минуту выяснилось, что Эмили не может поехать с семьей, у нее, оказывается, свои планы. Она почему-то вознамерилась отправиться в оперу с Сесилией в сопровождении графини-карлицы. Скрепя сердце герцог дал согласие, хотя был твердо убежден, что поступает неправильно.

Джастин приставил к глазам оперный бинокль и обозрел ряды частных лож, где под газовым светом хрустальных люстр сверкали бриллиантовые диадемы и броши, переливались золотые цепи карманных часов. Рядом со своими кавалерами в строгих черных костюмах богато разодетые дамы казались россыпью прекрасных цветов, выставленных в горшках на подоконнике. Крыльями огромных бабочек представлялись разноцветные веера, которыми беспрестанно обмахивались все уважающие себя женщины.

Найти Эмили оказалось не просто и ради этого пришлось встать. Наконец Джастин обнаружил ее в частной ложе ярусом ниже на той же стороне, что и ложа Уинтропов, но гораздо дальше от сцены. Наихудшие подозрения герцога полностью оправдались: ложа была битком набита какими-то юными пижонами и под стать им расфуфыренными девицами. Графиня подремывала в самом заднем ряду.

— Сэр, представление начинается, — потянул Пенфелд своего господина за рукав, чтобы привлечь его внимание.

Джастин недовольно поморщился, опустил бинокль и уселся на место. Два кресла рядом пустовали, поскольку матушка и Эдит отказались покинуть дом, сославшись на жуткую мигрень. На самом деле обе не выносили оперной музыки, но признаться в этом не хватало смелости.

— Почему ты не хочешь сесть? — спросил Джастин, указывая Пенфелду на два пустых кресла.

— Нет, нет, сэр, ни в коем случае, — в ужасе замахал руками слуга, будто ему предлагали совершить смертный грех. Он стойко продолжал стоять, глядя строго вперед, словно боялся нарушить неписаные правила поведения одним лишь взглядом в сторону сцены. — Мне нельзя, это неприлично.

Зазвучали первые ноты увертюры, зал притих, медленно пополз вверх тяжелый бархатный занавес.

— Можно твой бинокль? — попросила Лили, тронув Джастина за плечо.

— Обойдешься, — резко отверг поползновения сестры герцог.

Лили обиженно засопела и откинулась на спинку кресла.

Люстры в зрительном зале погасли, сцену залили потоки света, и полились божественные мелодии Бизе, но Джастин будто оглох. Он вновь направил бинокль на ложу, где сидела Эмили. На ней было нежно- розовое платье, выгодно оттенявшее цвет кожи, а непокорные кудри были стянуты лентой в свободный узел.

Джастин сфокусировал бинокль, сразу приметил рядом с девушкой шапку огненно-рыжих волос и чуть не задохнулся от злости. Конечно, это мог быть только Ричард Клейборн по прозвищу Дик собственной персоной. Небось пускает слюну на обнаженное плечо Эмили. Так, теперь их заслонила чья-то широкая спина. Черт! Герцог по пояс свесился из ложи, вытянул шею и поймал окулярами широко раскрытые гневные глаза. Опустив бинокль, он услышал сердитый шепот:

— Ошиблись адресом, приятель. Сцена в другом направлении.

Джастин вежливо кивнул, извиняясь, и отпрянул назад в ложу. В этот момент распахнулась дверь, повеяло знакомым ароматом лаванды, и за плечом прозвучал низкий голос Сузанны:

— Вы не против, если мы с мужем посидим с вами? Нашу ложу оккупировала моя кузина с большим семейством. Им внезапно взбрело в голову почтить Лондон своим присутствием.

Не дожидаясь согласия, бывшая нареченная Герцога расположилась рядом с ним, а ее муж устроился на другом кресле.

— Терпеть не могу оперу, — брюзжал усталый супруг, которого буквально силой вытащили из дома. — Не понимаю, почему женщин так сюда тянет.

В ответ Джастин промычал нечто невразумительное. В иных обстоятельствах он бы, естественно, вступился за свою давнюю любовь, стал бы отстаивать достоинства оперной музыки, но сейчас ему было не до того, голова забита иными заботами. Впрочем, в любом случае спора получиться не могло, поскольку не прошло и пары минут, как вечно занятой муж Сузанны утихомирился и тихо захрапел.

Герцог скосил глаза на бывшую невесту, преданно глядевшую на сцену, и подумал: «Интересно, помнит ли она наш последний вечер в оперном театре, закончившийся трагически, когда она назвала меня безмозглым ублюдком, узнав, что я отказался от прав на наследство?»

Сузанна и бровью не повела. Видимо, ей не дано было читать чужие мысли.

Джастин поерзал в кресле, в очередной раз внимательно изучил программку, побарабанил пальцами по плюшевому барьеру, понял, что все равно не удержится, схватил бинокль и вновь уставился на ложу, где сидела Эмили. Странное поведение герцога не ускользнуло от внимания Сузанны, она потянулась через его плечо, Джастин поплыл в волнах лаванды и тут вдруг увидел направленный на себя бинокль, вздрогнул от неожиданности и понял, что за ним наблюдает Эмили.

Сообразив, что ее обнаружили, девушка сразу же положила бинокль себе на колени и сделала вид, будто целиком и полностью поглощена действием, происходящим на сцене, где соловьем разливалась пышнотелая примадонна. Джастин с улыбкой откинулся в кресле, очень довольный собой, и небрежно положил руку на спинку кресла Сузанны.

— Эй, я ничего не вижу, — пожаловалась сидевшая позади Миллисент.

— Не забывай, что ты в опере, Милли, — парировал Джастин. — Здесь главное слышать, а не видеть.

Краем глаза он поймал ложу Эмили и с удовлетворением отметил, что она снова направила бинокль в его сторону. Тогда Джастин наклонился к Сузанне, будто спешил поделиться с ней своими сокровенными мыслями.

Когда первый акт подходил к своему величественному финалу, в ложе Эмили засуетились, и Джастин вновь схватился за бинокль. Мимо мирно дремлющей графини проскальзывали к выходу молодые люди, которым явно не терпелось насладиться запретным плодом — более энергичным и веселым зрелищем в мюзик-холлах. В первом ряду остались наедине Эмили и рыжеволосый Клейборн.

Джастин резко встал, не обращая внимания на визгливые протесты сестер. Примадонна выводила высоким сопрано божественную арию под перезвон хрустальных подвесок на люстрах. Пальцы до боли сжали перламутровые бока бинокля при виде того, как мерзавец Клейборн низко склонился над Эмили. Она кокетливо шлепнула его веером по руке, но это не охладило пыл негодяя, он обвил рукой тонкую талию и запечатлел на лебединой шее мокрый поцелуй.

Обладательница сопрано перевела дыхание перед тем, как взять заключительную высокую ноту, и в наступившей мертвой тишине неестественно громко прозвучал голос Джастина:

— Да шли бы вы все к чертовой матери! С меня хватит!

Все взоры в театре обратились в сторону Джастина, а примадонна так и застыла с открытым ртом, ее двойной подбородок дрожал от обиды и испуга. Не растерялся только тенор, который довел партию до победного конца, тут же вступил хор, и тяжелый занавес начал медленно опускаться. Наступила блаженная передышка, но никому не было дела до происходящего на сцене. Зрительный зал был поглощен иным спектаклем и завороженно следил за тем, что еще учудит скандально известный герцог Уинтропский.

Пенфелд попытался схватить своего господина за фалды фрака, но тот ускользнул, перемахнул через барьер и спрыгнул в ложу ниже ярусом. Зрители повскакали с кресел и запрудили проходы на пути к фойе, стараясь не упустить ни одной мизансцены нового захватывающего представления.

Джастин бежал по широким мраморным ступеням к фойе, не обращая внимания на мощные потоки зрителей, вливавшиеся из боковых дверей. Высоченные колонны мешали ему видеть, но герцог все же безошибочно высмотрел Эмили, как если бы она была единственной дамой во всей этой сутолоке.

— Эмили! — крикнул он, и голос его эхом отозвался от высокого купола потолка.

Смолкли разговоры, и толпа затаила дыхание в предвкушении новых бурных событий.

Эмили не обернулась и продолжала идти дальше, но туфли на высоких каблуках и узкое платье затрудняли движения и вынуждали мелко семенить. Толпа расступилась, образовав пустое пространство,