но хвост, оказывается, последовал за моим туловищем. «Не уйдешь», — подумал я и оглянулся, да так, что чуть не вывернул себе шею, но… хвост тоже метнулся в сторону. Угнаться за хвостом оказалось так же трудно, как втиснуть всю вселенную в три суна; повернувшись в погоне за хвостом семь с половиной раз, я совсем измучился и прекратил это занятие. У меня закружилась голова, и я никак не мог сообразить, где нахожусь. «Будь что будет», — подумал я и побрел куда глаза глядят. За сёдзи послышался голос Ханако. «Наконец-то», — сказал я себе и замер на месте, навострив уши и затаив дыхание.

— Какой-то нищий учитель, а нахальства хоть отбавляй, правда? — звенел на самых высоких нотах уже знакомый мне пронзительный голос.

— Да, нахальный субъект. Надо будет подстроить что-нибудь, проучить его немного. Ведь в этой гимназии работают мои земляки.

— Кто такие?

— Цуки Пинскэ и Фукути Кисяго. Попрошу их подразнить его.

Я не знаю, откуда родом Канэда-кун, но очень удивился, услыхав, какие странные имена у его земляков.

— Он учитель английского языка? — уточнил Канэда-кун.

— Да, жена рикши говорила, что он преподает не то английский язык, не то еще что-то.

— Во всяком случае, учитель он никудышный. — Слово «никудышный» тоже привело меня в немалый восторг. — Недавно я встретился с Пинскэ, и вот что он мне рассказал: «У нас в гимназии работает один странный тип. Как-то ученики спросили его: „Господин учитель, как будет по-английски «чай бантя“ [72]?» — а он и отвечает с самым серьезным видом: «'Бантя' по- английски будет „savage tea“». Теперь все наши учителя потешаются над ним. А ведь такие, как он, и на других бросают тень». Это, наверное, был именно он.

— Конечно, он. Только тип с его рожей может сказать такое. И усы какие-то противные отрастил.

— Отвратительный тип!

Выходит, если у тебя растут усы, то ты уже отвратительный тип. Тогда среди кошек нет ни одной, которая не была бы отвратительной.

— Есть там у них еще не то Мэйтэй, не то Пьяница беспробудный [73], не помню точно, как его зовут. Тот вообще какой-то шут гороховый. Говорит, что барон Макияма — его дядя. Я тогда еще подумала: «У такой рожи — и вдруг дядя барон, не может этого быть».

— Плохо, что ты приняла его слова за чистую монету. Ведь никто не знает, что он собой представляет.

— Плохо, говорите? Но ведь он окончательно заморочил мне голову, — с глубоким сожалением произнесла Ханако.

О Кангэцу-куне, к моему удивлению, не было сказано ни слова, и я пришел к выводу, что либо о нем говорили до моего прихода, либо они решили, что он им не подходит и забыли о нем думать. Это обстоятельство, конечно, обеспокоило меня, но что поделаешь. Некоторое время я стоял неподвижно, как вдруг из гостиной, которая находится напротив, послышался звонок. «Ага, там тоже что-то происходит, — подумал я. — Как бы не опоздать», — и направился к гостиной. Я услышал громкий женский голос. По тому, как сильно этот голос походил на голос Ханако, можно было догадаться, что он принадлежит барышне Канэда и что благодаря этому голосу Кангэцу-кун чуть не покончил жизнь самоубийством. Какая жалость, сёдзи мешали мне почтительно преклонить колена перед ее драгоценным ликом. Я также не могу ручаться, украшает ли ее лицо большущий нос, или нет. Однако если судить по громкому сопению, которым сопровождался весь разговор, то он у нее далеко не из тех приплюснутых носов, которые не привлекают внимания людей.

Женщина болтала без умолку, голоса же ее собеседника не было слышно. Наверное, она разговаривала по так называемому телефону, о котором мне уже приходилось слышать.

— Это Ямато? Я собираюсь завтра в театр, оставь мне билет в третью ложу, ладно?… Понял?… Ну что же тут непонятного? Ах, какой ты! Оставь в третью ложу… Что такое?… Не сможешь? Нет, ты должен оставить, обязательно оставь, слышишь? Ха-ха-ха, шучу, говоришь?… Какие же тут могут быть шутки!… Смеешься, противный? Кстати, кто ты такой? Тёкити? Какой ты, Тёкити, все-таки бестолковый. Скажи, чтобы хозяйка подошла к телефону. Что? Для меня и так сойдет?… Как ты смеешь, наглец? Да ты знаешь, кто я такая? Я — Канэда!… Ха-ха-ха, прекрасно знаешь, говоришь? Ох и дурак… Канэда, говорю… Что?… Благодарю за то, что вы всегда так любезны со мной?… С чего это ты меня благодарить вздумал? Нужны мне твой благодарности… Опять смеешься! Ты, видно, настоящий идиот… Вы совершенно правы, говоришь?… Не морочь мне голову, а то повешу трубку! Что тогда будешь делать?… Если будешь молчать, то мы с тобой не скоро договоримся. Скажи что-нибудь!

Ей никто не ответил: Тёкити, наверное, повесил трубку. Барышня, задыхаясь от злости, принялась крутить ручку телефона. Поднялся оглушительный трезвон. Испуганно залаяла сидевшая у ее ног болонка. «Здесь надо держать ухо востро», — сказал я себе и, быстро выбежав из дома, спрятался под галереей.

В эту минуту послышались шаги и скрип раздвигаемых сёдзи. «Кто бы это мог быть?» — подумал я и весь превратился в слух.

— Барышня, вас зовут барин и барыня.

Похоже, это была горничная.

— Знать ничего не желаю! — закричала на нее барышня.

— Но они сказали: «Есть небольшое дело, пойди позови барышню».

Барышня ответила новым потоком брани:

— Ну что ты ко мне пристала? Я же ясно сказала: ничего не желаю знать!

Призвав на помощь всю свою сообразительность, горничная сделала попытку успокоить разбушевавшуюся хозяйку:

— …Речь, кажется, идет о Мидзусима Кангэцу-сане.

— Не знаю я никакого Кангэцу, никакого Суйгэцу! Ненавижу! У-у, морда лошадиная…

Теперь барышня вымещала свой гнев уже на отсутствующем Кангэцу-куне.

— Ого, когда это ты сделала себе модную прическу?

Горничная перевела дух и коротко ответила:

— Сегодня.

— Бесстыдница! Горничная, а туда же прешься. Да ты, я вижу, и воротничок сменила. — Горничной тоже не удалось избежать нападок своей госпожи.

— Это тот, который вы мне недавно изволили подарить. Он такой красивый, что мне все жалко было его носить, я его хранила в корзинке. Но старый испачкался, поэтому пришлось переменить.

— Когда же я тебе его дарила?

— На Новый год. Вы тогда купили его в «Сирокия»… На зеленовато-коричневом поле — набивка в виде программы сумо. Вы сказали, что он вас старит и что вы дарите его мне. Вот как было дело.

— Чушь какая-то. Он тебе очень к лицу, у-у противная.

— Весьма тронута.

— Да я и не собираюсь тебя хвалить. Противная, говорю.

— Как так?

— Почему ты взяла и не сказала, что он красивый?

Горничная в недоумении посмотрела на молодую госпожу и ничего не ответила.

— Если уж он тебе идет, то на мне и подавно не будет выглядеть смешно.

— Он вам, конечно, очень пойдет.

— Ах ты, знала, что пойдет, и молчала. Теперь носишь как ни в чем ни бывало, дрянь ты этакая.

Брань лилась неудержимым потоком. Я внимательно следил за тем, как разворачиваются события. В это время раздался голос Канэда-куна.

— Томико! Томико! — позвал он дочь.

Барышне ничего не оставалось, как крикнуть «иду» и отправиться к родителям. Болонка, чуть побольше меня ростом, у которой глаза и нос были как бы стянуты к середине морды, помчалась за ней. Все так же крадучись, я выскочил на улицу через черный ход и пустился бежать домой. Успех экспедиции превзошел