– Да я, знаете ли… Это самое…

– Я же говорю, – повторяет чиновник, – только для иностранцев. Вы русский язык понимаете?

– С трудом, – отвечает Головкер и переходит на английский…

Лиза говорит:

– То есть, конечно, приезжай. Хотя, ты знаешь… В общем, я ложусь довольно рано. Кстати, ты где?

– В «Октябрьской».

– Это минут сорок.

– Лиза!

– Хорошо, я жду. Но Олю я будить не собираюсь…

Тут начались обычные советские проблемы. «Автопрокат» закрылся. Такси поймать не удавалось. Затормозил какой-то частник, взял у Головкера американскую сигарету и уехал.

Приехал он в двенадцатом часу. Вернее, без четверти двенадцать. Позвонил. Ему открыли. Бывшая жена заговорила сбивчиво и почти виновато:

– Заходи… Ты не изменился… Я, откровенно говоря, рано встаю… Да заходи же ты, садись. Поставить кофе?.. Совсем не изменился… Ты носишь шляпу?

– Фирма «Борсалино», – с отчаянием выговорил Головкер.

Затем стащил нелепую, фисташкового цвета шляпу.

– Хочешь кофе?

– Не беспокойся.

– Оля, естественно, спит. Я дико устаю на работе.

– Я скоро уйду, – ввернул Головкер.

– Я не об этом. Жить становится все труднее. Гласность, перестройка, люди возбуждены, чего-то ждут. Если Горбачева снимут, мы этого не переживем… Ты сказал – подарки? Спасибо, оставь в прихожей. Чемоданы вернуть?

– Почтой вышлешь, – неожиданно улыбнулся Головкер.

– Нет, я серьезно.

– Скажи лучше, как ты живешь? Ты замужем?

Он задал этот вопрос небрежно, с улыбкой.

– Нет. Времени нет. Хочешь кофе?

– Где ты его достаешь?

– Нигде.

– Почему же ты замуж не вышла?

– Жизнь так распорядилась. Мужиков-то достаточно, и все умирают насчет пообщаться. А замуж – это дело серьезное. Ты не женился?

– Нет.

– Ну, как там в Америке?

Головкер с радостью выговорил заранее приготовленную фразу:

– Знаешь, это прекрасно – уважать страну, в которой живешь. Не любить, а именно уважать.

Пауза.

– Может, взглянешь, что я там привез? Хотелось бы убедиться, что размеры подходящие.

– Нам все размеры подходящие, – сказала Лиза, – мы ведь безразмерные. Вообще-то спасибо. Другой бы и забыл про эти алименты.

– Это не алименты, – сказал Головкер, – это просто так. Тебе и Оле.

– Знаешь, как вас теперь называют?

– Кого?

– Да вас.

– Кого это – вас?

– Эмигрантов.

– Кто называет?

– В газетах пишут – «наши зарубежные соотечественники». А также – «лица, в силу многих причин оказавшиеся за рубежом»…

И снова пауза. Еще минута, и придется уходить. В отчаянии Головкер произносит:

– Лиза!

– Ну?

Головкер несколько секунд молчит, затем вдруг:

– Ну, хочешь потанцуем?

– Что?

– У меня радиоприемник в чемодане.

– Ты ненормальный, Оля спит…

Головкер лихорадочно думает – ну, как еще ухаживают за женщинами? Как? Подарки остались за дверью. В ресторан идти поздно. Танцевать она не соглашается.

И тут он вдруг сказал:

– Я пойду.

– Уже?.. А впрочем, скоро час. Надеюсь, ты мне позвонишь?

– Завтра у меня деловое свидание. Подумываю о небольшой концессии…

– Ты все равно звони. И спасибо за чемоданы.

Не за чемоданы обиделся Головкер, а за чемоданы с подарками. Но промолчал.

– Так я пойду, – сказал он.

– Не обижайся. Я буквально падаю с ног.

Лиза проводила его. Вышла на лестничную площадку.

– Прощай, – говорит, – мой зарубежный соотечественник. Лицо, оказавшееся за рубежом…

Головкер выходит на улицу. Сначала ему кажется, что начался дождь. Но это туман. В сгустившейся тьме расплываются желтые пятна фонарей.

Из-за угла, качнувшись, выезжает наполненный светом автобус. Неважно, куда он идет. Наверное, в центр. Куда еще могут вести дороги с окраины?

Головкер садится в автобус. Опускает монету. Сонный голос водителя произносит:

– Следующая остановка – Ропшинская, бывшая Зеленина, кольцо…

Головкер выходит. Оказывается между пустырем и нескончаемой кирпичной стеной. Вдали, почти на горизонте, темнеют дома с мерцающими желтыми и розовыми окнами.

Откуда-то доносится гулкий монотонный стук. Как будто тикают огромные штампованные часы. Пахнет водорослями и больничной уборной.

Головкер выкуривает последнюю сигарету. Около часа ловит такси. Интеллигентного вида шофер произносит: «Двойной тариф». Головкер механически переводит его слова на английский: «Дабл такс». Почему? Лучше не спрашивать. Да и зачем теперь Головкеру советские рубли?

В дороге шофер заговаривает с ним о кооперации. Хвалит какого-то Нуйкина. Ругает какого-то Забежинского.

Головкер упорно молчит. Он думает – кажется, меня впервые приняли за иностранца.

Затем он расплачивается с водителем. Дарит ему стандартную американскую зажигалку. Тот, не поблагодарив, сует ее в карман.

Головкер машет рукой:

– Приезжайте в Америку!

– Бензина не хватит, – раздается в ответ…

На освещенном тротуаре перед гостиницей стоят две женщины в коротких юбках. Одна из них вяло приближается к Головкеру:

– Мужчина, вы приезжий? Показать вам город и его окрестности?

– Показать, – шепчет он каким-то выцветшим голосом.

И затем:

– Вот только сигареты кончились.