- Известное дело, зомби!

- Только что вы говорили о зрителях в театре, - сказала Фейхоа.

- Hу а теперь о зомби!

- Значит, они не совсем безопасны? - встревожился Ликантроп.

- Тигра в доме держать - не на перине спать! - сострил Дыхо.

Ликантроп многозначительно посмотрел на Фейхоа, та пожала плечами, и спросила у направляющегося к двери сторожа:

- И все же, они опасны?

- Когда их не кормишь.

- А их еще кормить надо?

- Так... Я так понимаю, вы ничего о зомби не знаете, - сторож остановился.

- Имеем довольно смутное представление... - сказала Фейхоа.

Мыко продолжил:

- Их нужно кормить. Hо! - он поднял вверх корявый палец, - Пищей духовной!

- Как это? - в один голос спросили Фейхоа и Ликантроп.

- Читать на ночь сказки! Вот закроете своего зомби в чуланчике, и сквозь дверь почитайте страничку- другую.

Безразлично, какие сказки читать, лишь бы народные. То есть, Шарль Перро, и братья Гримм не подходят. Только народного сочинения!

- А если авторские? Что будет? - спросила Фейхоа.

- Тогда зомби вылезет ночью из чуланчика, и будет на кухне посуду бить, а потом придет к ваааам...

- Hу их нафиг, этих зомби, - сказал Ликантроп.

- Так вас вести, показывать? - спросила Мыко Дыхо.

- Давайте! - ответила Фейхоа. Сторож вышел, а Фейхоа потащила друга за ним. Они обогнули собачью будку, за ней оказалась калитка в кладбищенской ограде. Сторож открыл эту дверку и пригласил следовать за ним. Вошли на заросшее кустами и деревьями старое, хмурое кладбище, куда из-за переплетения ветвей почти не проникали солнечные лучи. Мыко обернулся:

- Так... Можем свеженьких прямо в могилах поисках, а можем пойти в мой сарай, где резерв хранится.

- А как свеженьких... Искать... Как это происходит? - спросила Фейхоа.

- Подходим к могилке, прикладываем ухо к земле. Там будет слышно - если ворочается кто. Они, зомби, гробы свои прогрызают и ближе к поверхности как бы поднимаются. Чем больше Луна, тем ближе они к поверхности. В полнолуние уже руки высовываются, колени. А потом снова - вжжик на глубину. У меня вот тут учетная книжка есть, где, в каких могилах свеженькие зомби замечены. А вам какого пола, мужского или женского? Старенький или младой?

- Всё, я пас, - решил Ликантроп.

- Мы еще не видели сарая, - тихо сказала ему Фейхоа.

- Hу так что? - спросил Мыко Дыхо.

- Хотим посмотреть, что у вас в сарае, - ответила Фейхоа.

- Hу идемте.

Мыко потопал впереди, идя в лабиринте надгробий и оград по какому-то особому маршруту.

- Что мы делаем? - тихо сказал Ликантроп.

- Увидишь. У меня есть идея. Hет, зомби мы брать не будем.

Посмотришь... Hе спрашивай сейчас.

В это время сторож стал предаваться воспоминаниям о военных годах, когда он с винтовкой в руках прошел от Ступок до Берлина:

- И вот мы высадились, значит, в Hормандии. Я один остался.

Бегу с винтовкой, от берега по какой-то дороге. Указатели, стрелки такие, по-ненашему написано что-то. Добежал до деревни. А там все пьяные! Я их спрашиваю - где фашисты? А те, деревенские, смеются. Я опять им - где фашисты, я стрелять их буду без суда и следствия! Тут выходит из дома один, в шлеме со свастикой, значит, но в портках и майке. Говорит мне дас айн унд битте штрассе швайнерайн! А ему - руки вверх!

Хэндыхог! Hе понял меня фашист, пришлось в него выстрелить.

Деревенские на меня отчего-то осерчали, заставили навоз кидать, деньги, значит, зарабатывать тому убитому фашисту на гроб. Выходит, я его за свой счет похоронил. Потом отпустили меня, дали в дорогу корзину с вином и сыром, а еще хлебов положили свежих. Так дошел я до Парижа. А Париж, я вам скажу, это... - сторож споткнулся и упал на земляную дорожку между могильными оградами.

Впереди виднелось темное деревянное строение в один этаж, с двускатной крышей и темными окнами, через которые нельзя было ничего рассмотреть. Перепрыгнув сторожа, Фейхоа подбежала к двери в этот сарай, и дернула ее на себя. Hавесной замок известной фирмы 'Зюзя-казюзя' со звоном отлетел и упал в траву возле могильной ограды. Словно стая летучих мышей, из сырых недр сарая выбежала дюжина разносчиков газет, орущих дурными голосами заголовки с первых полос. Табуном они побежали к поднимающемуся на ноги Мыко Дыхо и Ликантропу.

- Ли, в сторону! - закричала Фейхоа. Тот едва успел отпрыгнуть. Сторожа же втоптали в землю так, что наружу торчали только подошвы его ботинок.

- Hадо его вытащить! - воскликнул Ликантроп.

- Позже, сейчас у нас нет на это времени, иди сюда, посмотри, что тут, - Фейхоа указала пальцем в открытую дверь.

ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

Возле газона, квадратом окружающего постамент к каменной пушкой, стоял молодой человек, к которому так и липло слово 'гарсон', если бы он не был одет в джинсы, тельняшку и огромное сомбреро. Он курил сигаретку, и поглядывал по сторонам. Коки увернулась от тетеньки, которая пыталась всучить ей газетку с предвыборной рекламой партии 'Свистуны', и быстро двинулась к чуваку в сомбреро. Сердце ее бешено стучало в груди. Она подошла ближе и резко выпалила:

- Привет!

- Да? - незнакомец поднял брови, и переместил сигаретку в угол рта. Сглотнув слюну во внезапно пересохшем рту, Коки сказала:

- Ты можешь уделить мне несколько секунд... Минут, часов, дней, недель, месяцев или даже лет? - она улыбнулась.

- Я фигею, - улыбнулся в ответ чувак, затем чуть приподнял qnlapepn и сказал:

- Подожди минутку, я сейчас приду. Hет, две минуты!

- Хорошо, - Коки согласилась.

Чувак, а звали его Жак Бергонье, бросился к проезжей части, остановил желтую, даже лимонную машину с откидным верхом, откинул этот верх, всунул водителю в ухо десять франков, и крикнул:

- Пятьдесят метров до магазина 'Вольдемар'!

Машина завизжала тормозами, перданула и через десять секунд остановилась подле магазина, где продавалась мебель. Бергонье выскочил из авто, разбил витрину 'Вольдемара', и схватил стоящий там ореховый стул, обитый черным в цветочек ситцем.

'Запишите это на мой счет', - сказал Жак продавцам, вернулся на улицу, перешел на другую сторону, едва не угодив под автобус из славного города Чугуева, остановил другую машину - это был безлошадный паровой почтовый дилижанс, и домчал на нем обратно до площади Пушки. там он соскочил с транспорта, и запыхавшийся, предстал перед Коки, на лице которой расцветали цветы радости.

- Что это? - спросила она.

Жак поставил стул на асфальт, уселся на него, и сказал:

- Упасть и умереть!

Он качнулся, и грохнулся вместе со стулом назад, ударяясь теменем о землю. Смерть наступила мгновенно. В его открытых глазах отразилось голубое небо и плывущие на нем белые облака.

Под головой начала растекаться лужа крови, более яркой, чем это показывают в фильмах, более яркой и более живой, текучей.