Солнца - Коста дель Соль, который вырос на пустых дюнах за последние двадцать лет. Туристские справочники утверждают, что ежегодно курорты Торремолинос и Берега Солнца посещают не менее 20 миллионов иностранных туристов.

Снова вспомнил Болгарию. И еще раз испытал высокую гордость за моих друзей из Албены и Созополя на Солнечном Берегу. Нет слов, Торремолинос - это прекрасный курорт, но Болгария все-таки лучше из-за того духа демократизма, который живет там. В Торремолинос отдыхают богатые люди - рабочему там места нет, слишком дорого. Шофер, который подвозил меня на своем грузовичке на юг, к Гибралтару, сказал по-английски:

- Это место станет настоящим курортом только после революции, компаньеро Хулиан. Вот тогда приезжай - славно отдохнем!

(Я поймал себя на мысли, что вести дневник в Испании значительно труднее, чем в любой другой стране мира. С кем бы ни говорил и о чем бы ни говорил, называя фамилию собеседника, ты невольно ставишь его под удар. Поэтому массу интереснейших разговоров, во время которых резкой критике подвергались политика и практика правительства, нельзя записывать. Наверное, дневник можно будет использовать лишь частично.)

Здесь, в Торремолинос, у меня была интересная встреча с людьми, которые теперь предпочитают жить не в Мадриде, а на берегу Средиземного моря - в своих виллах, отгороженных от буйного племени туристов высокими зелеными заборами, с битым бутылочным стеклом наверху, употребляемым здесь вместо колючей проволоки. Разговор шел, в частности, о положении в испанской армии.

В тюрьмах Испании сейчас как никогда много молодых людей, арестованных за отказ от военной службы. Когда они отбывают наказание, их вновь призывают в армию и тех, кто продолжает отказываться от военной службы, вновь судят.

Конечно, испанская печать хранит молчание - газетчики здесь надежно вышколены цензурой, - однако в парижских и римских газетах не только говорят об этом знаменательном факте, но и приводят интересные подробности.

'Необходимо найти выход из создавшегося положения с помощью разума', заявил недавно на одном из заседаний комиссии кортесов начальник генерального штаба, наиболее интересная фигура в современном мадридском 'свете', генерал Диас Алегрия.

Газета 'Алькасар' обрушилась с яростными нападками на генерал-лейтенанта Диаса Алегрия, утверждая, что он вообще 'никого не представляет'. Статья была подписана псевдонимом 'Хариес', за которым скрывается генерал Кано, директор этой газеты, издаваемой армией. Генерал Кано связан с правыми экстремистами, которые считают политику преемника Франко - адмирала Кареро Бланке 'либеральной'. Кано и ему подобные требуют еще более 'жестких мер' против инакомыслящих.

Вообще сейчас в армии, как в церкви, открытая, ярая реакция остается в меньшинстве. Изменения, происшедшие в мире, так значительны, что не считаться с ними невозможно. Наивно считать генерала Алегрия левым, - просто он точнее других отдает себе отчет в том, что, если не 'выпустить пары', котел может взорваться. Политика 'завертывания гаек' может отдалить взрыв лишь на какое-то время. Молодой еще человек (естественно, 'молодой' для занимаемого им положения), генерал думает о серьезной перспективе, а не о нескольких 'годах взаймы'. Он не одинок в своей позиции. Например, директор центра высшего образования армии, генерал-лейтенант авиации дон Мариано Куадра Медина, выступая с речью по случаю окончания учебного года в военных лицеях, заявил, что армейские кадры - это не каста и что они не должны быть связаны с какой-либо идеологией, потому что от этого может пострадать дисциплина.

Эта доктрина, если учитывать положение того, кто ее изложил, а также место, в котором была изложена, резко отличается от доктрины, которая послужила Франко для того, чтобы использовать армию в качестве средства установления 'диктатуры фашизма'.

Сегодня поехал из Торремолинос в Малагу по изумительной дороге, чем-то напоминающей нашу - путь из Ялты в Алушту.

В Малаге поражает центральная аллея около порта: огромные пальмы - такие я видел только лишь в Голливуде; вся аллея выложена огромными скользкими - такие они чистые - изразцовыми плитами. Идешь словно по льду, только он розовый, голубой и зеленый.

Центр города производит оглушающее впечатление - так он роскошен. Все роскошно - и здания, и зелень, и витрины, и машины. А встык - поразительная нищета улочек, спрятавшихся за спинами новых домов.

Пытался найти известного в прошлом певца Фернандо Кардону. Мое поколение помнит его песни - он часто выступал в Москве, в лучших концертных залах. Он уехал в Испанию десять лет назад. Сейчас он работает сторожем, нищенствует.

В адресном столе его имя не значилось.

- Быть может, сеньор Кардона живет в пригороде...

Пошел по старинной дороге вверх - к крепости по Калье-дель-Калао, миновал маленький переулочек Мура-де-Санта-Анна, кино 'Асториос', в котором крутили старые и шумные ковбойские ленты, бар 'Иберган', повернул направо и оказался на чудной, узенькой средневековой улочке с узорным тротуаром - Калье Сант-Яго.

Богатые живут внизу, бедные забираются наверх, на гору (сердечник такую гору не одолеет). Здесь жизнь 'вываливается' на улицы. Двери домиков открыты, комнатки в пять, восемь, десять квадратных метров. На стенах - огромные лики пресвятой девы Марии, распятый Иисус Христос; детишки гомонливо носятся по улице, гудят примусы, вынесенные на тротуар, громко переговариваются женщины, не отрываясь от корыт с пенным бельем, - далекая, старая провинция, даже не верится, что в пятистах метрах такой фантастически новый, белый и солнечный центр.

Перед возвращением в Торремолинос, находившись вдоволь по городу, залез в море. Испанцы смотрели на меня как на сумасшедшего: пляж был пуст, конец ноября, вода, по здешним представлениям, 'ледяная' - всего двадцать градусов.

Вернувшись в Торремолинос около одиннадцати, зашел в маленький немецкий кабачок. Осенний вечер был непроглядно синим; трещали сверчки, по улицам шастали голодные, волосатые хиппи и сексуально озабоченные скандинавки, перешагнувшие бальзаковский возраст. В немецком кабачке было, слава богу, тихо и пусто. Я рассчитывал увидеть кое-кого из 'местных немцев': многие наци осели здесь, поближе к Танжеру, - удобнее в случае чего бежать дальше. Однако, как объяснил мне бармен, в это время года они в кабачке ке собираются - сидят дома, смотрят телевизор, устав после рабочего дня: ремонтируют виллы к следующему сезону. Хозяином бара оказался не немец, а эстонец, бежавший в сорок пятом году, - видимо, из полицаев. Считая меня американцем, он велеречиво излагал свое кредо. Он говорил, что мы, 'глупые янки', не поняли ситуацию сорок пятого года.

- Вам, надменным янки, - продолжал он, - надо было войти в конфронтацию с красными. Тогда Европа стала бы совершенно иной. Тогда бы мы не чувствовали себя даже здесь, за Пиренеями, сидящими на чемоданах. Мы все время ждем, что красные придут и сюда. В этом повинны вы, доверчивые и наивные янки.

- Значит, уже не думаете 'отыграться'?

- Ну, почему же? - ответил лысый сильный мужчина. - Отыграемся. Если не здесь, то в Латинской Америке. Грех вам нас не поддерживать. Вы сами там сидите на вулкане. А у нас сильные позиции. Мы знаем все пути и выходы.

- Какие именно пути? - спросил я. - Какие выходы?

- Надежные, - ответил мой собеседник, - весьма надежные, сеньор иностранец.

В моем отеле 'Ла-Палома', полупустом, не очень сейчас дорогом - сезон уже кончился, - соседом за столиком в кафе, где я завтракал, оказался высокий, сумрачного вида мужчина, до синевы выбритый, одетый как на службе - галстук, крахмальная рубаха, платочек в кармане модного, колоколом, пиджака. Разговорились. Он из Парижа, зовут его Морис.

- А вы?

- По-русски меня зовут Юлиан, по-английски Джулиан, по-испански Хулиан. Я писатель, путешествую по Испании.

- Ваши книги были изданы в Испании?

- Да.

- Какие, например?

- 'Дунечка и Никита', 'Петровка, 38'.

- Погодите, погодите! - удивился он. - 'Петровка, 38'? Это о работе русской криминальной полиции? Я читал ее на французском. Вот это встреча! рассмеялся Морис. И лицо его стало открытым, простодушным. - Поскольку вы хоть и косвенно - мой коллега, должен признаться: я из службы по борьбе с наркотиками.

При расставании он приложил палец к губам и сказал:

- Жюльен, то, что я сказал вам, остается нашей тайной. Я против того, чтобы порядочного человека называть 'джентльменом', ибо я француз, посему давайте будем гражданами, 'гражданин' - надежнее 'джентльмена'.

Вечером он позвонил ко мне в номер, мы отправились бродить по городу, и он кое-что рассказал о своей работе.

Действительно, слушая Мориса, просматривая попадающие в прессу документы, наталкиваясь на юношей и девушек, валяющихся на тротуарах в наркотическом опьянении, начинаешь понимать, что торговля наркотиками - это мировая преступная мафия. По количеству оборотных средств, и по числу стран, захваченных ею, и по числу жертв ее можно сравнивать лишь с войной в довольно крупном масштабе.

По данным Интерпола и 'Комиссии ООН по наркотикам', легальные потребности всего мира в опиуме для медицинских и научных целей приближаются к тысяче тонн в год. Почти такое же нелегальное потребление опиума.

Существует два главных центра нелегального производства: Юго-Восточная Азия - Бирма, Таиланд, Лаос, Камбоджа и Вьетнам; Ближний Восток и Средний Восток - Турция, Непал, Афганистан, Индия, Иран и Пакистан.

- По нашим данным, - сказал Морис, - наркоманы мира употребляют десять тонн героина и около семи тонн морфия ежегодно.

Прибыли, получаемые торговцами от операций