безо всякой жалости, чтобы не заснуть.

И вот однажды дождался. Услышал, как заскрипел снег, а потом жалобно охнули стены. Заскреблись под дверью острые когти… и наконец показалась из неприметной щели жуткая скрюченная рука, держащая угол платка!

В тот же миг Кий с лязгом вдвинул тяжёлый железный засов, намертво её прищемив. Схватил молот и принялся крушить со всей силой и яростью:

– Это тебе за брата! А это за Даждьбога Сварожича, за трижды светлое Солнце! А это за моего побратима, Бога Грозы!

Впрочем, сказывают, он собственного голоса почти не слыхал, такой вой подняла за дверью Морана. С дубинами, с факелами начали сбегаться соседи: какая беда случилась у кузнеца, не надобно ли помочь? Те, что подоспели проворней других, успели заметить отвратительную тень, корчившуюся на снегу у крыльца. Железный засов держал Владычицу Смерти, как в мышеловке, может, тут в самом деле настал бы ей справедливый конец… но при виде близящихся огней злая ведьма собрала последние силы, с крысиным визгом рванулась – и упала крепкая дверь, раскатились бревенчатые стены, обрушилась старая крыша Киева дома. Не помня себя взвилась злая Морана в кромешные небеса, и визгливый вой её стих за Железными Горами, в глубине тёмных пещер. Но Людям было не до неё: кинулись спасать кузнеца. Еле-еле вытащили его из-под загоревшихся брёвен, вкупе с молотом, зажатым в ладони. Отнесли в ближайшую избу, и молоденькая кузнечиха приникла ухом к груди: жив ли?..

Соседи потом говорили, будто Огонь дал им невозбранно вытащить Кия и только тогда уже разошёлся вовсю. Никто и не думал тушить этот пожар, как не тушат пожара, причинённого молнией. Пусть рыжекудрый Сварожич на свой лад вычистит место, где побывала Морана, мало ли, какая скверна там зацепилась!

Долго пришлось матери и жене выхаживать Кия. И надобно думать, вовсе загнали бы его в могилу проклятия разъярённой Мораны, – но догадались разумные женщины сотворить над ним лезвием топора священный Солнечный Крест. И отступила погибель, начали раны заживать накрепко, хотя Солнцу и Грому давненько никто не молился и не приносил жертв. Оправился Кий и решил:

– Довольно тяготить добрых соседей, надо новый дом затевать.

Дождался, чтобы взошёл молодой Месяц, и благословясь запряг в сани белого жеребца.

Как выбрать для нового дома счастливое и спокойное место, чтобы пореже заглядывали хворобы, чтобы плодились птица и скот, чтобы росли здоровые дети? Если бы довелось строиться летом, Кий выпустил бы со двора молодую корову и проследил бы, где ляжет. Но коровы давно уже не выходили из хлева, перебиваясь с прутьев на веники, с соломы на сено. Что же сделать, чтобы не оказаться на перекрёстке заброшенных старых дорог или в месте, где когда-то стояла баня, или на спорном участке – не оберёшься в доме споров и ссор! Или, совсем страшно подумать, там, где до крови поранился человек, где волк и медведь разорвали оленя, где опрокинулся воз, сломались оглобли – ведь ясно, что в добром месте подобного не произойдёт!

Опять-таки летом можно было бы связать плот из брёвен, приготовленных для постройки, оттолкнуть от речного берега прочь. Велика священная сила воды, не зря при воде клянутся в верной любви и испытывают, творя суд, кто прав, кто не прав. Куда вынесет плот, где раздвинет он прибрежные камыши – там, значит, и есть благое местечко, там любо Богам, там любо будет и Людям.

Но озёра и реки крепко заснули, придавленные зелёными толщами льда, заваленные сугробами. Вот и надумал Кий доверить дело коню. Решил вырубить строевую лесину, привязать к саням и дать жеребцу полную волю. Где остановится и не захочет дальше идти, там дому и быть.

Наточил Кий верный топорик и взял коня под уздцы.

– Три дерева не понравятся – лучше нынче совсем не руби, – напутствовала старая мать.

– Да уж с сухого дерева не начну, – поправил рукавицы кузнец. Действительно, в мёртвом, высохшем дереве не осталось жизненных сил, так что дом получится недолговечным, а домочадцы неминуемо станут болеть, изводиться сухотками. Не будет добра и от скрипучего дерева, в котором плачет душа замученного человека. Уморит хозяев бревно с пасынком – сучком, идущим из глубины, бревно, изуродованное наростом, бревно от дерева, повисшего на чужих ветвях или упавшего вершиной на север – к недобрым Железным Горам. Не минуешь беды, если срубишь злонравное, буйное дерево-стоерос, выросшее у скрещения троп, или, наоборот, почитаемое, или просто посаженное человеком…

Добрый конь не подвёл кузнеца: миновали опушку, и он свернул с тропки на снежную целину и потёрся мордой о ствол высокой, ладной сосны. Кий снял с головы шапку и поклонился в самую землю:

– Не сердись, деревце! Не по прихоти тебя подрубаю, нужда жестокая повелела. Вот, прими угощение да позволь взять твой ствол для нового дома. Я твоих детей, зелёную поросль, не мял, не топтал, послужи и ты моим: защити от вьюги и холода, когда народятся…

Сказав, положил в сторонке на снег ломоть свежего хлеба, густо намазанного маслом. Выбежала древесная душа из ствола, уселась полакомиться. А Кий вынул топорик и уронил сосну, уложил честно наземь. Взвалил на сани. Отдал коню другую половину молёного хлеба, потрепал по сильной шее, двинулся дальше.

Белый жеребец привёл Кия на высокий берег реки, на привольный бугор в виду других жилых дворов – хорошее место! Остановился, начал оглядываться на хозяина. Подоспевшие родичи помогли кузнецу утвердить привезенную лесину стоймя, отмечая середину будущего дома. Потом Кий вынул из-за пазухи четыре камушка, взятые с четырёх разных полей, вытащил сбережённый у тела мешочек с рожью, драгоценным зерном. Наметил, где будут углы новой избы, и в каждом насыпал по целой горсти зерна. Разделил ещё не настеленный пол Солнечным Крестом начетверо. Положил посреди каждой четверти по камню – и место для дома превратилось в священный знак засеянного поля, знак-оберег, которым и до сих пор украшают одежды. Обнажил голову Кий, положил шапку под привезенной из леса сосной и долго молился:

– Уряжаю я этот дом вокруг дерева, как Земля наша уряжена вокруг Великого Древа! Как в мире крепки четыре стороны, святая Земля и высокое Небо, пусть крепки будут в доме четыре стены с углами, тесовый пол и тёплая крыша! Пропади пропадом всякая смерть, нечисть и нежить! Прибывай, добрый достаток, множься, род, плодись, скотинка-кормилица!

Он снова пришёл на то место через три дня – стало быть, когда молодой Месяц в третий раз поднялся. Разгрёб выпавший снег, волнуясь, начал смотреть, вправду ли облюбовано доброе место. И что же? Камни, принесенные с полей, остались непотревоженными, и голодные полевые мыши не добрались до высыпанного зерна. Мало того, под четырьмя намеченными углами оказались четыре выпуклых валуна, и как раз такие, как надо. Стройся, Кий, на славу и на добро, детям на радость, внукам-правнукам на сбережение!

Помогать кузнецу собрались все родичи, пришли и сторонние Люди, все те, кому верно служили сошедшие с его наковальни ножи, копья, крючки. Строить дом, как заповедано, затеяли со святого угла – того, где Кий позже поставит деревянные изваяния Богов и хранителей-предков, чтимых в его роду. Когда начали скреплять два первых бревна, под углом закопали череп коня, тот, что долго висел на заборе прежнего дома, отгонял скотьи немочи прочь. Если бы новое село затевали, всю лошадь или быка пожертвовали бы Богам. А так – черепу та же цена, что целому зверю. Ещё бросили в яму клок шерсти, немного серебра и зерна. Пусть новый дом будет так же угоден светлым Богам и Огню, как угодны им добрые кони и сияющее серебро. Песть шерсть поможет избе сделаться уютной и тёплой, а зерно в закромах не ведает переводу…