коли не пропущу!
– Ну, это мы посмотрим, – сказал Тор и послал вперёд Таннгниостра с Таннгрисниром, занося безжалостный молот.
…Подобной потехи давненько не видывали Небеса: гроза шла в бой на грозу! Пылали чёрные тучи, обрушиваясь наземь дождём! Оставив своих скакунов, два Бога метали друг в друга такие страшные молнии, что всё живое глохло от грома! Взлетал славный Мьйолльнир, ни разу ещё не ведавший промаха, – и со звоном отскакивал от секиры Перуна, от синего стального острия, увенчавшего ясное золото. Взлетала секира – и молот отбрасывал её прочь…
Наконец, притомившись и чувствуя, что силы равны, оба без сговора опустили оружие, и Тор поискал глазами козлов. И замер от удивления: рогатые скакуны подошли к вороному коню и с любопытством обнюхивали его, подняв лукавые мордочки. И вороной не дичился, не метил копытом, не пробовал укусить…
Тогда Боги посмотрели друг другу в глаза, и кто первым расхохотался, они потом так и не вспомнили.
– Лепо ли нам, Одинович, быть неразумнее тварей?.. – наконец молвил Перун. Помолчал и добавил: – А ведь я слыхал о тебе прежде. Там, внизу, – указал он перстом на далёкую Землю, – морями и реками в нашу Вселенную добираются Люди, кладущие тебе требы…
– И я слыхал про тебя, сын Сварога, – сообразил Тор. – От тех, кто возвращался. И ещё от иных, что рисуют Сокола на щитах. А что, скажи, эти переплывшие Океан и молящиеся мне – достойные Люди?
– Мужественные, – ответил Перун. – Иногда они сражаются с моими Людьми, иногда мирятся… – он усмехнулся. – Точно как и мы с тобою, Одинович. Люди всегда идут вслед за Богами, а порою и Боги вслед за Людьми. Те, что кладут тебе требы, редко нарушают данное слово… во всяком случае, не чаще моих.
– У меня брат погиб, – вдруг сказал Тор. – Таких нет больше. Он никого не боялся, хотя и не нападал ни на кого… Говорят, он должен вернуться…
Перун опустил голову, чёрно-серебряные кудри словно померкли.
– А я жену да брата еле избавил. Если бы не кузнец…
Они посмотрели вниз. Туда, где в тёплых потёмках ненастья умывали леса и луга, животворили возделанные поля тугие струи летнего ливня. Такого ливня, какой только и может быть, когда две грозы стоят мирно бок о бок.
– Расскажи про свою Вселенную, Одинович, – попросил Перун. – Тебе, гостю, первая честь. Как у вас там уряжено, какой Правдой живёте?
Тор немедленно вспомнил, как его отец состязался в мудрости с Вафтрудниром, а сам он – с Карликом Альвисом… Но нет, с этим незнакомым Богом всё по-иному, у каждого из них своя мудрость, и глупо надеяться опровергнуть её или превзойти. Своя истина у реки и у моря, у зелёного леса и у каменных скал…
Тор никогда не был речист и не жаловал долгих бесед: то ли дело в бою, когда лицом к лицу – враг, в руках – верный молот и под ногами – летящая колесница! Как поведать чужому всю мудрость Вселенной, всех девяти миров, прильнувших к ясеню Иггдрасилю?.. Взялся он на всякий случай за пряжку Пояса Силы и начал:
– Что было в самом начале времён, не знают ни Люди, ни Боги. Тогда ведь ещё не родился никто, способный запомнить…
Долго говорил Тор. И всё рассказал так или почти так, как уже было написано. Перун слушал не перебивая. Когда же Тор кончил, уморившись сильнее, чем в самом тяжком походе, – он ещё долго молчал и наконец молвил:
– А теперь, если любо, слушай меня.
И повёл свою повесть, как дальше будет написано. А ветерок между тем потихоньку сносил две громадные тучи, и на щедро политую Землю струилось с Небес живое, горячее золото Солнца.
Поединок со Змеем
(славянские мифы)
У России, как у большого дерева, большая корневая система и большая лиственная крона, соприкасающаяся с кронами других деревьев. Мы не знаем о себе самых простых вещей. И не думаем об этих простых вещах.
В самом начале
В самом начале была только Великая Мать, и новорожденный мир лежал на её тёплых коленях, а может быть, у груди. Как звали Великую Мать? Наверное, Жива-Живана, ибо от неё пошла всякая жизнь. Но об этом никто теперь не расскажет. Наверняка её имя было слишком священно, чтобы произносить его вслух. Да и какой новорожденный зовёт мать по имени? Ма, Мама – и всё…
Когда юный мир немного окреп и возмог сам за собой присмотреть, Великая Мать удалилась. Надо думать, её призывали иные миры, тоже ждавшие любви и заботы. По счастью, Боги и первые Люди ещё успели запомнить Великую Мать и её божественный лик: ясное чело, уходившее в надзвёздную вышину, очи, подобные двум ласковым солнцам, брови и волосы, схожие с добрыми летними облаками, льющими живую воду дождя. Она была нигде и везде, её лик был зрим отовсюду, а взор проникал в самые тайные уголки. Недаром и много веков спустя, когда Солнце было завещано совсем другому, юному Богу, его по-прежнему называли Всевидящим Оком. А символом Солнца сделали крест, обведенный кругом, – ради севера, юга, запада и востока, четырёх сторон белого света, куда Око устремляет свой взгляд.
А ещё Великая Мать посадила Великое Древо, с тем, чтобы оно обвило корнями исподние глубины Земли, а ветвями обняло запредельную высь Неба, связывая их воедино. И когда её воля исполнилась, в мире, похожем на большое яйцо, обособились и проснулись две сути: мужская – в Небе и женская – в Земле. Проснулись и удивлённо раскрыли глаза: тотчас вспыхнули тысячи звёзд и отразились в родниках и лесных озёрах… Земля и Небо ещё не ведали своего назначения, не знали, для чего рождены. Но потом увидали друг друга, одновременно потянулись друг к другу – и всё поняли, и не стали спрашивать ни о чём. Земля величаво вздымалась к Небу горами, стелила роскошную зелень лесов, открывала стыдливые ландыши во влажных ложбинах. Небо кутало Землю тёплой мглой облаков, проливалось тихим дождём, изумляло жгучими молниями. Ибо в те времена грозу не называли грозой, потому что её никто не боялся. Гроза была праздником свадьбы: золотые молнии возжигали новую жизнь, а гром звучал торжественным кличем, призывным кличем любви.
И что за весёлая, шумная, весенняя жизнь тогда хлопотала повсюду под ласковым взглядом Великой Матери Живы! Зимы, мертвящих морозов не было и в помине. Земля расцветала без страха, щедро дарила плоды и, чуть-чуть отдохнув, опять принималась за свой род, а с Мирового Древа, похожего на раскидистый дуб, слетали к ней семена всех деревьев и трав, соскакивали детёныши всех птиц и зверей.
А когда приходил срок какому-нибудь украшению леса, могучему ясеню или сосне – можно ли сказать, что они умирали? Окружённые молодой порослью, выпустившие тысячу побегов, они просто роняли старый, тронутый гнилью ствол, и он ложился в мягкие мхи, снова делался плодоносной землёй, а Жизнь – Жизнь никуда не исчезала…
Вот как Великая Мать урядила эту Вселенную, прежде чем удалиться.
Посередине, поддерживаемая Мировым Древом, раскинулась Земля, и её со всех сторон окружал Океан-море. С исподу легла Ночная Страна; переплыви Океан, как раз там и окажешься. Ночную Страну ещё называли Кромешной – то есть отдельной, опричной, особенной, не такой. А выше Земли начинались девять разных небес: самое ближнее – для туч и ветров, другое – для звёзд и луны, ещё одно – для Солнца. Днём Солнце плывёт над Землёй с востока на запад; потом переправляется через Океан и с запада на восток измеряет нижнее небо, светя в ночной, Исподней Стране.
