Однако как ни названивала Марина к Костику и Васе, дверь ей никто не открыл. Видимо, еще не вернулись из магазина. Что ж, она не гордая, может и на улице их подождать. Заодно и Ласка погуляет по травке, у них вон, прямо перед домом такой шикарный газон разбили, и даже еще не стригли ни разу. Обзовем его джунглями, Ласку переименуем в Багиру, и вперед.

Ласка с нескрываемым удовольствием переместилась из рук хозяйки на зеленый ковер, довольно потянулась и начала кататься по траве, извиваясь и потягиваясь. Марина глядя на кошачьи «таски», только посмеивалась. И не заметила, что за играми Ласки наблюдает еще один человек. Вернее, человечек. Он тихо подошел к газону и остановился, внимательно рассматривая кошку. Человечку было лет пять от силы. Рыжеволосый, но не ярко-медный, волосы словно припорошенные пеплом, и вдобавок к тому выгоревшие на солнце почти до белизны. А глаза цвета небесной голубизны, и такие прозрачные и бездонные. Родителей негде не было видно, видимо, выпустили его гулять одного, а сами наблюдают за ним откуда-нибудь с балкона или из кухонного окошка. Когда Марина бросила на него быстрый взгляд, он не смутился, не убежал, а ответил ей таким же прямым и почему-то печальным взглядом. Марину словно холодной водой окатили, настолько серьезно и взросло посмотрел на нее этот карапуз. Словно видел в этой жизни такое, что ни одному ребенку в его возрасте видеть бы не стоило. У малыша был взгляд умудренного жизнью старика. И он не улыбался, даже когда смотрел на Ласку.

— Хочешь подойти поближе? — неожиданно для себя предложила ему Марина.

— А можно? — отозвался тот.

— Конечно можно. Если хочешь, можешь даже погладить Ласку, она добрая, не кусается и не царапается. Ей нравится, когда с ней занимаются.

— А вы мне разрешите?

— Я же сказала: конечно!

Малыш осторожно залез на газон и подошел к котенку. Присел рядом с ним на корточки и погладил Ласку по голове. Та немедленно перевернулась со спины на живот и протянула ему свою голову, мол раз пришел меня гладить, то давай, продолжай.

— А почему у нее такое странное имя? Потому что она ласкаться любит?

— Нет, просто когда я ее впервые увидела, то подумала: вот из такой крохи когда-нибудь вырастет настоящая хищница. Потом стала вспоминать всех маленьких животных-хищников. Вспомнила и ласку. Решила котенка так и назвать.

— Ласка? Не знал, что такая есть. Мне папа про многих животных рассказывал, а вот про Ласку нет. И в моей книге она тоже не нарисована.

— Ничего, теперь ты знаешь.

— Тетя, а почему ты такая грустная?

— С чего ты взял?

— У тебя лицо улыбается, а глаза грустные. У меня папа тоже так: сам грустит, а мне не показывает. Но я-то знаю, что ему не весело. Это все взрослые так, да?

— Наверное да, — ответила Марина, которую уже по-настоящему стал занимать этот разговор с маленьким мудрецом в заношенных вельветовых шортах.

— А зачем? Все равно же все видно.

— Просто не хотят, чтобы другим было так же грустно, как и им самим.

— Понятно. Хотя мне же тоже грустно, как и папе. Получается, что он зря улыбается.

— А кто у тебя папа?

— Он работает в офисе начальником. Только не самым большим. Больше него еще два начальника есть. Он утром отводит меня в детский сад, вечером забирает обратно. Мы готовим ужин, а потом он рассказывает мне про страны, про горы, про море. А ты видела море?

— Видела.

— И какое оно? Папа говорит, что синее, а иногда и зеленое. Даже красное море есть, и желтое. Я воду в стакан наливал, а она прозрачная. И почему она такая разноцветная, когда она в море находится?

— Ты когда-нибудь на свое отражение в луже смотрел?

— Смотрел.

— Вот и в море отражается небо, и если оно ясное и голубое, то и море синее. А если на небе закат яркий, то и море цвет меняет.

— Тогда понятно.

— А мама тебе о чем рассказывает?

— У меня нет мамы. То есть она раньше была, но потом умерла. Я теперь даже не знаю, помню ее или нет. Когда папа рассказывает, как мы втроем жили, то я помню. А сам не помню. Папа говорит, она хорошая была. Только я все равно маму хочу. Пусть она уже не совсем настоящая будет, мне все равно.

— А зачем она тебе?

— Мы ее с папой любить будем. И все-все для нее делать. Тогда она от нас больше не уйдет.

У Марины в горле встали непрошеные слезы. Вот те раз, расклеилась. Нет, незачем ребенку это видеть, как взрослая тетка над его словами плачет. Всякое в жизни бывает, горя тоже хватает. И маму они себе найдут, ни одни мужик, каким бы он золотым не был, долго один с ребенком не протянет. Слишком уж это тяжело.

Мальчик, наигравшись с котенком, вежливо поблагодарил Марину, и пошел в куда-то в сторону песочницы. Марина долго смотрела ему вслед, даже забыв для чего она вообще приехала сюда. Разговор с мальчишкой совершенно выбил ее из колеи.

Малышу оставалось пройти всего каких-нибудь два метра, когда он наступил на свои развязавшиеся шнурки и со всего маху упал на асфальт. Марина со всех ног, птицей бросилась к нему, подняла, отряхнула. Судя по всему, ему было очень, очень больно, но парень держался изо всех сил, чтобы не зареветь. Коленки были разбиты и поцарапаны, но больше всего досталось его левой ручке, которой он напоролся на осколки разбитой бутылки. «Вот звери, — пронеслось у Марины в голове, — не могли что ли себе другое место найти, чтобы пить, а не детскую песочницу своим мусором загаживать!» Кровь текла без остановки, и Марина, вспомнив все свои навыки и школьную зарницу, принялась оказывать ребенку первую помощь. В ее сумочке по случаю жары лежала упаковка влажных салфеток, с помощью которых она оттерла грязь и кровь. Затем продезинфицировала с помощью аэрозольного спиртового дезодоранта все ранки малыша (морщился, но ни разу ни пискнул — вот это спартанская стойкость!), а руку перевязала собственным носовым платком (хорошо хоть абсолютно чистый был, она им еще ни разу не успела воспользоваться).

— А твой папа дома?

— Дома, он спит.

— Придется нам с тобой его разбудить. Надо, чтобы он посмотрел на твои коленки и руку. Давай, я тебя к нему провожу.

— Спасибо большое, я сам дойду. Вон мой подъезд. Просто папа не любит незнакомых людей, вы извините, — и мальчуган, виновато и застенчиво улыбнувшись краешком губ, побрел домой. Была бы его воля, наверняка бы побежал, но с такими коленями ему только бегать осталось.

В этот момент из-за поворота показалась неразлучная парочка, с гиком и улюлюканьем к Марине подбежал Вася, увешанный пакетами с покупками, как новогодняя елка игрушками, и она уже не видела, как кроха, открыв дверь подъезда, печально посмотрел на нее в последний раз и побрел домой.

У ребят она неплохо провела время, рассказала о визите своей матери, посмотрела на их покупки, в очередной раз на пару с Лаской объелась Васиной стряпней. Ласка вообще рассмешила их всех до колик в животе, поскольку эта маленькая жадина продолжала уничтожать рыбу под кляром в положении лежа на боку, стоять нормально она уже не могла. Мяукать тоже. Пришлось отбирать у нее еду, не хватало еще только кошачьего расстройства желудка.

Пролетел месяц. Друзья вернулись из своих поездок, посвежевшие и загоревшие, Ласка за это время стала выглядеть как настоящая взрослая кошка, только миниатюрная пока. Что кроме размеров еще выдавало ее возраст, так это ее темперамент. Она могла без устали носиться по квартире, словно за ней гонялось стадо чертей (хорошо хоть пока еще ничего не разбила), точила когти об импортный ковролин, устраивала Марине засады, с радостным воплем нападая на ее ноги во всех темных местах и быстро убегая прочь, пока не успела получить по ушам. Марина успела слегка изменить свою прическу и сделала мелирование. Просто так, для собственного удовлетворения. А больше ничего и не