Под эти приятные мысли Силин немного задремал и проснулся от тяжелого грохота, донесшегося со стороны лестничной площадки. Дружный, многоголосый мат не мог заглушить многострунный стон упавшего рояля. Как ни странно, но конструкция жестяного воздуховода чутко отреагировала на столь необычную 'музыку' и завибрировала наподобие камертона, избрав низкий, давящий на уши гул. Силин обхватил руками голову, но всем телом продолжал чувствовать мелко пульсирующую дрожь жести. Лишь когда снаружи отпели свою басовитую песню самые толстые струны австрийского инструмента, нехотя замолк и воздуховод.

За эти короткие секунды Нумизмат мгновенно вспотел.

'Вот чертовщина-то! -- думал он, вытирая пот со лба. -- Кто бы мог предположить, что эта штука войдет в резонанс от подобной ерунды. Еще немного, и все развалилось бы к чертям! Хана пришла бы моему убежищу. Как там этот горластый главарь писал... в школе еще заставляли учить: 'А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб?' Так, кажется? Смотри-ка, помню!'

Шум в доме замолк лишь поздно вечером. Выждав до десяти часов, Силин спустился вниз, снова первым делом метнулся в туалет, а потом долго делал зарядку, разминая затекшие мышцы тела. Постельный режим его 'курорта' начал Нумизмату надоедать.

'Ничего, еще парочка таких ночевок, и все кончится', -- подбадривал себя Силин, пускаясь в ночной обход своих владений.

Если бы все было так просто... 13. ГЕРОИЧЕСКАЯ КРЫСА ФРОСЯ.

Неприятности начались на третьи сутки его добровольного затворничества. К этому времени Силин освоил новый вид передвижения -- ползком на животе по вентиляционной трубе. Для него это было и спортом -- хоть немного работало затекающее тело, -- и развлечением. Переползая от одного ответвления вентиляции к другому, Нумизмат слушал, что происходит внутри комнат второго этажа, жаль, видеть он ничего не мог. Сначала приходилось ползти ногами вперед, зато возвращался он уже в более комфортных условиях.

'Я сейчас похож на дождевого червяка, -- с улыбкой думал он, переползая от голубой спальни к розовой. -- Странно только ловить карася на собственное тело. Зато карась хорош -- крупный, в очках, с лысинкой...'

Его размышления прервал донесшийся звук нескольких хлопков, а затем знакомый голос Паршина заявил:

-- Господа, можете не торопиться! Новоселье пятнадцатого ноября отменяется!

Сразу же посыпались удивленные вопросы:

-- Почему?

-- Что случилось?

-- Хозяин едет в Швейцарию, в Давос. -- Тут прораб утробно хрюкнул и позволил себе пошутить: -- На съезд передовиков капиталистического труда, обещали вручить грамоту и переходящее знамя. С собой он берет мадам и пацана. Те желают освоить горные лыжи.

-- И надолго они отбыли?

-- Как минимум, на неделю.

-- Ну вот, а мы тут гнали, шея в мыле, шлея набок! -- возмутился кто-то из дизайнеров.

Но его праведный гнев был смешон по сравнению с яростью Силина. Он здесь уже трое суток, а впереди еще целая неделя! Нумизмату показалось, что все его измочаленное тело отозвалось на это известие мучительной болью. Кроме того, в сумке у него остался лишь небольшой кусок колбасы, грамм триста, не больше, и четвертушка батона. Попробуй протяни с такой хавкой еще неделю! Черт бы побрал всех этих богатых придурков, что хотят, то и воротят!

Кое-как справившись с эмоциями, Михаил пополз обратно к месту основной лежанки. Студенты задержались, и на пятые сутки своего затворничества Нумизмат услышал еще один интересный разговор. В тот день в хоромах Балашовых было непривычно тихо, и Силин решил, что основная работа дизайнерской компании закончена. Но ближе к обеду он услышал отдаленные голоса и пополз на них. Оказалось, что в розовой спальне беседуют двое, профессор и Паршин.

-- Не знаю, не знаю, Эдуард Михайлович. Все, конечно, выполнено точно по эскизам, но... Мадам Балашова к чему-нибудь да придерется.

-- Ну помилуй Бог, к чему придраться!? -- возмущался профессор. -- Все выполнено один к одному, как договорились!

-- Вы не знаете нашу Анну Марковну, -- вздохнул прораб.

-- Да что вы прицепились к этой милейшей женщине? Я с ней пять раз обсуждал проект отделки, и всегда она вела себя безукоризненно. Кстати, вы не знаете, зачем она попросила приделать к стене эти безвкусные березовые чурки? Они абсолютно не вписываются в мой интерьер.

Паршин рассмеялся:

-- Ну как не знать! Это специально, чтобы кошка 'мадам' могла об них точить свои когти. Вы видели ее кошку, профессор?

-- Нет, а что?

-- Четвероногий ужас! Порода называется канадский сфинкс. Представьте себе, что обычную кошку побрили наголо и приделали ей морду бультерьера.

Профессор как-то слегка поперхнулся, потом задал еще один вопрос:

-- А собак она в доме не держит?

-- Нет, что вы! Она сама как... Сын ее просил завести бульдога, не разрешила. На дух не переносит собак.

Мирно беседуя, они спустились вниз, на первый этаж, а наверху, в своей железной конуре, Силин облегченно перевел дух.

'Слава Богу! Про собак у мадам я как-то не подумал.'

В этот вечер Нумизмат выбрался на свет Божий необычно рано, еще до наступления темноты. Подвигнула его к этому прочно установившаяся в громадном здании тишина. Первым делом Силин подошел к окну и, осторожно выглянув во двор, убедился, что лишних машин внутри ограды нет. Голод уже давал о себе знать беспощадной резью в желудке, но свое последнее пиршество Нумизмат отложил, предпочтя ему экскурсию по дворцу четы Балашовых.

Да, теперь все было готово к приему высочайшей пары и их наследника. Видно было, что мадам очень любила цветы и разные экзотические растения, так что весь дом просто утопал в 'силосе'. А мебель поразила даже неприхотливого и скептичного Нумизмата.

'Наверное, Италия?' -- думал он, рассматривая изящно изогнутые спинки широченной кровати в розовой спальне. Громадное ложе было застелено розоватым одеялом с пугающе идеальными пропорциями. Две огромные подушки вызвали у Силина нестерпимое желание ткнуть пальцем в это пухлое подбрюшье миллиардерского уюта. Удержало его только понимание того, что вернуть первозданную невинность этим розовым дирижаблям он не сумеет.

Битый час Нумизмат как зачарованный бродил по всему дому, не узнавая знакомые комнаты. Лишь подступившая темнота заставила его впомнить главную цель экскурсии -- поиск коллекции. После коротких раздумий Силин решил, что, скорее всего, стоит заняться детским кабинетом на втором этаже, тем самым, где он так беспощадно подставил Сергунчика.

И в этой комнате все было готово к приезду хозяина. Стоял большой письменный стол самых авангардных форм, с подключенным компьютером, сзади размещался пустой стеллаж для книг и учебников, сбоку висела цветная мишень дартса, а рядом, повыше и в стороне, баскетбольная корзина. Между ними был наклеен большой плакат с оскалившимся в мучительной гримасе звероподобным Шварценеггером. Но больше всего Михаила поразила противоположная стена с огромным фотопанно, очень реалистично изображающим столкновение двух машин 'Формулы-1'. Яркие тона разрисованных рекламами болидов, красного, развернутого боком к зрителю, и синего, перелетающего через него и теряющего в полете матово-черные колеса с осколками разлетающегося корпуса, -- все это поражало экспрессией и почти натуральными размерами.

Увы, в пристанище игр и забав балашовского принца Силин не нашел ни одной монеты. Нумизмат окончательно обнаглел и забрался в свой 'отдельный кабинет' только в восемь часов утра. Сквозь обычную легкую дрему Михаил через час расслышал отдаленный шум, затем хлопнула входная дверь. Он хотел было