- Не дам. В карман лезть далеко, трудно - вставать надо.

Евсей Маркелыч посмотрел на него недоверчиво:

- Шутишь, Петр Федорович?

- Какие же шутки? - пожал плечами Петр Федорович. - Закурить тебе сильно захотелось, а малости не хватает: огня. У меня есть, а я тебе не даю - трудно мне.

- Это ты не пример, Петр Федорович...

- А ты подумай. Может, и пример. А теперь - на тебе спички. Для тебя, так и быть, встану.

Евсей Маркелыч закурил. Постепенно разгладились у него на лбу морщинки, и весь он посветлел.

- Пароход-то откуда нас потянет, Петр Федорович?

- Отремонтируем - и сразу пойдет. Думаю, догонит вас над порогом Осиновским. А тут придется пока пойти самосплавом. С пароходом Иван Антонович поедет. На усиление вашей команды на пароходе и мужчин человек пять подошлем. Одежду, обувь достанем, продуктов вам подбросим. Иван Антонович все привезет.

- Худо без парохода-то на Енисей выходить: опасно.

- Прежде и вовсе без пароходов в низовья плавали.

- Плавали, да не осенью.

- Другого ничего не придумаешь. Все-таки пойдете, не на месте стоять. Погода хорошая. А 'Сплавщик' у порога догонит и тогда уж до конца поведет.

- Это хорошо, помощь будет большая. Доведись в шторм угадаем - надежно убережет.

- То-то же.

Они вышли на плот. Трос был уже снят, и катер ушел за новым грузом. Девчата начинали перевязку ошлаговки. Ковыляя, прошла Фима. Она несла на плече моток проволоки.

- Ты что это? - спросил Евсей Маркелыч.

- Да так... немного ударило, - сказала Фима, и слезы появились у нее на глазах.

- А ну, покажи.

Фима сняла ботинок, стащила чулок. Нога посинела и припухла.

- Что же ты ходишь? - сердито сказал Евсей Маркелыч. - Лежала бы, что ли. И как это тебя угораздило?

- Тебе в медпункт надо съездить, - вмешался Петр Федорович, показаться фельдшеру.

- В медпункт... - ворчливо сказал Евсей Маркелыч. - Там, знаю, на бюллетень посадят. А это все одно, что сразу домой отпускай. Вот тебе и команда моя, - повернулся он к Петру Федоровичу, - с места выбывать начинают.

- Так это и со всяким может случиться, - возразил ему Петр Федорович. Хорошо еще, что не сломала ногу. А ты тоже зря говоришь, Евсей Маркелыч, про своих девушек. Смотри, какая она терпеливая.

- Так мне что делать-то? - спросила Фима, натягивая чулок и морщась от боли.

- В медпункт, в медпункт езжай! - сказал Петр Федорович. - Подойдет катер, и езжай.

- А вдруг мне на берегу велят остаться?

- Велят, так и останешься.

- Нет, тогда останусь я здесь.

- А я говорю: езжай на берег. Без разговоров!

Фима заковыляла к катеру, но, увидев Александра, повернула к нему.

- Отправляют на берег, - сказала она, - а я не могу, все наши на край света поплывут, а я... - Слезы текли у нее по щекам. - И так людей на плоту не хватает...

Весь день катер сновал между берегом и плотом, завозя тросы, цепи, якоря.

Помахивая сложенной в кольцо легостью, на носу катера стоял все тот же черный, блестящий, улыбающийся Пашка.

В один из рейсов вернулась с берега Варя. Забежав по пути в шалашку, чтобы оставить там узелок с гостинцами тетки и новую книгу, что удалось ей достать у начальника рейда, она тотчас же взялась за работу.

Группа девчат прокладывала вдоль плота второй лежень - толстый канат, скрепляющий все челенья, и привязывала его к ним короткими захватками. Еще несколько девушек дополнительно 'ошлаговывали' крайние пучки бревен охватывали новым тросом и натуго затягивали петли.

Варя присоединилась к этим девушкам. Заметив ее, подошел Александр. Он ухватился за трос рядом с Варей и потащил его.

- Варя, вы почему на меня вчера рассердились? - спросил он девушку.

- Я? И не думала! Это вам показалось. - Она смеялась одними глазами.

- А я уверен!

- Вам что, этого хочется?

- Нет... Но я... мне...

Он запутался. Запутался потому, что получилось так, будто он действительно хотел именно этого. А он хотел начать разговор, чтобы сказать Варе: 'Я поплыву вместе с вами и дальше'. Но девушка все смеялась, и слова у Александра не сошли с языка. Еще подумает, что он остался только ради нее.

Согретый солнцем туман приподнялся и, волочась над рекой, цепляясь за правобережные утесы, медленно и бесконечно пополз в неведомые дали. И, по мере того как он поднимался, он все светлел, наполнялся сиянием и наконец превратился в быстро бегущие в голубизне неба плотные серебристые облака.

- Быть дождю, - оглядывая небо, предсказал подошедший к девчатам Евсей Маркелыч.

И действительно, облака вскоре стали смыкаться, темнеть и постепенно превратились в холодную, тяжелую тучу.

Дождь пошел перед вечером, когда дополнительная оснастка плота была уже закончена и только лишь два кузнеца еще возились на кичке, торопливо заклепывая в замок концы разрубленного троса, на котором был закреплен якорь.

Капли дождя, темными точками падая на раскаленное тут же в костре железо, шипели и сразу исчезали, будто впитывались в металл. С Енисея тянул холодный, пронизывающий ветер.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВПЕРЕД И ВПЕРЕД!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

МИМО ДОМА

Не смешиваясь, долго текут рядом серо-желтые воды Енисея и родниковые Ангары. Словно тонкий хрустальный барьер разделяет их - так резко меж ними расчерчена грань. И кажется: седой Енисей взмутил свои воды нарочно, хитря, чтобы скрыть от доверчивой и чистой голубой Ангары опасные перекаты и мели. Не встретишь белых утесов на Енисее. Его излюбленный камень - бурый и серый гранит.

Каждый лоцман, выводя свой плот с Ангары, испытывает чувство безотчетной тревоги. Слишком широк, слишком могуч и слишком суров Енисей. Как-то он встретит - легкой волной или яростным штормом?

Последние годы Евсей Маркелыч работал только на ангарском сплаве. И теперь, стоя на гулянке - вышке на плоту, построенной для него в Стрелке, он восстанавливал в памяти предстоящий путь, как слово за словом припоминает и повторяет взрослый человек выученную им наизусть еще в детстве большую поэму.

Близился вечер. Над Енисеем висели тяжелые, низкие тучи. С прошлой ночи гуляла по реке резвая низовка, дробила и пенила волны. В медленном хороводе двигались навстречу острова, тальники, обрывы, косогоры, синие цепи дальних хребтов. Ветром плот прижимало к левому берегу. Не помогали и реи.

- Эх, ну как на такой реке без парохода! - ворчал Евсей Маркелыч, вглядываясь в даль и соображая, что после поворота весь слив воды будет давить к левому берегу, и тогда еще труднее будет держать плот на фарватере: хоть якорь бросай и жди, когда ветер затихнет.

С ним рядом стоял Александр. Утром, когда проплывали Утесову, он незаметно ушел за шалашку и оттуда стал смотреть на медленно уползающий назад и такой дорогой для него берег. Ему не хотелось, чтобы девушки видели, как он волнуется. После неудавшегося накануне разговора с Варей, о своем решении остаться на плоту Александр так еще и не сказал никому.

Евсей Маркелыч с гулянки кликнул Надю и Груню, велел готовить им лодку. Александр понял: лодка для него. Все свободные от вахты девушки весело и шумливо потянулись к кромке плота.

'Меня провожать, - подумал Александр, стоя за углом шалашки, и сердце у него застучало: - Для самих вон какое трудное плавание начинается, а меня на берег с шутками, со смехом провожают...'