– Кто тебе сказал, – нахмурилась она, – что мне вообще захочется к тебе обращаться? Ведун ты или нет, все едино – надзиратель, а я...

– Узница, – саркастически закончил он. – Это я уже слышал. К тому же узница, с которой скверно обращаются. Разгуливать по округе тебя, видимо, принуждают силой, меч на спине ты носишь в наказание, как и модную и достаточно дорогую одежду, во много раз более элегантную и чистую, нежели та, в которой явилась сюда. Но, несмотря на столь жуткие условия, ты не сдаешься. Отвечаешь на наносимые тебе обиды резкостями. С величайшей отвагой и запалом бьешь зеркала, представляющие собой выдающиеся произведения искусства.

Она покраснела. Страшно злая на самое себя.

– О, – быстро сказал он. – Можешь бить сколько твоей душе угодно, в конце концов, это ведь всего-навсего неодушевленные предметы. Правда, изготовили их семь столетий назад. Не желаешь ли прогуляться со мной по берегу озера?

Налетевший ветер смягчил жару. Да и огромные деревья и башни давали тень. У воды залива был цвет мутной зелени. Густо покрытая листьями и усыпанная желтыми шариками кувшинок, она больше походила на луг. Водяные курочки-камышницы, покрякивая и кивая красными клювами, быстро кружили вокруг листьев.

– Зеркало... – пробормотала Цири, вертя каблуком влажную гальку. – За него прости. Обозлилась я. Вот и все, – Ах-ах...

– Они меня третируют. Твои эльфки. Когда я обращаюсь к ним, делают вид, будто не понимают. А когда обращаются ко мне, то говорят специально так, чтобы их не понимала я. Они мною пренебрегают.

– Ты прекрасно говоришь на нашем языке, – спокойно пояснил он. – Но все же для тебя это язык чужой. Кроме того, ты пользуешься hen Hinge, а они ellilon'om. Различия невелики, но все же есть.

– Тебя я понимаю. Каждое слово.

– В разговорах с тобой я пользуюсь hen Hinge, языком эльфов твоего мира.

– А ты? – Она отвернулась. – Из которого мира ты? Я не ребенок. Достаточно ночью поглядеть на небо. Там нет ни одного знакомого мне созвездия. Этот мир – не мой. Не мое место. Я попала сюда случайно... И хочу выйти отсюда. Уехать.

Она наклонилась, подняла камень, сделала такое движение, будто хочет кинуть его в озеро, туда, где плавали курочки, однако под его взглядом сдержалась, – Даже если уехать на целое стае. – сказала она, не скрывая огорчения, – я все равно оказываюсь у озера. И вижу эту башню. Независимо от того, в которую сторону поеду, как повернусь, всегда рядом озеро и эта башня. Всегда. От нее невозможно удалиться. А значит, это тюрьма... Хуже, чем яма, чем темница, хуже, чем комната с зарешеченными окнами. Знаешь почему? Потому что сильнее унижает. Ellilon или не ellilon – меня злит, когда надо мной насмехаются и демонстрируют превосходство. Да-да, нечего жмуриться. Ты мною тоже пренебрегаешь и тоже насмехаешься. И еще удивляешься, что я злюсь?

– Я и верно удивляюсь. – Он широко раскрыл глаза. – Безмерно.

Она вздохнула. Пожала плечами.

– Я вошла в башню больше недели назад, – сказала она, пытаясь сохранять спокойствие. – Попала в иной мир. Ты ждал меня, сидя на камне и наигрывая на флейте. Ты даже удивился тому, что я так долго не приходила. Ты назвал меня моим именем, лишь потом взялся за свои глупости о Владычице Озера... Потом исчез, ничего не объяснив. Оставив меня в... тюрьме. Называй это как хочешь. Я называю издевательством и злонамеренным унижением.

– Но ведь прошло всего восемь дней, Zireael.

– Угу, – скривилась она. – Стало быть, мне повезло? Потому что ведь могли быть и восемь недель? Или восемь месяцев? Или восемь... – Она умолкла.

– Дитя, – тихо сказал он, – ты далеко ушла от Лары Доррен. Ты потеряла ее наследие, потеряла вместе со своей кровью. Ничего странного в том, что женщины не понимают тебя, а ты – их. Ты не только разговариваешь иначе, ты иначе мыслишь. Совершенно иными категориями. Что такое восемь дней или восемь недель? Время не имеет значения.

– Ладно! – зло воскликнула она. – Согласна, я не мудрая эльфка, я глупый человек. Для меня время имеет значение, я считаю дни, даже часы считаю. И высчитала, что прошло много и дней, и часов. Я уже не хочу от вас ничего, обойдусь без объяснений, мне безразлично, почему здесь весна, почему на водопой к озеру приходят единороги, а ночью на небе светят другие созвездия. Меня абсолютно не интересует, откуда ты знаешь мое имя и каким образом тебе стало известно, что я явлюсь сюда. Я хочу лишь одного. Вернуться к себе. В свой мир. К людям. Таким, которые мыслят, как я. Теми же категориями.

– Ты вернешься к ним. Спустя какое-то время.

– Я хочу сейчас! – крикнула она. – А не спустя какое-то время! Потому что ваше время – вечность! По какому праву вы удерживаете меня? Почему я не могу уйти? Я вошла сюда сама! По собственной воле! У вас нет на меня никаких прав!

– Ты вошла сюда сама, – спокойно подтвердил он. – Но не по своей воле. Тебя привело Предназначение, которому мы немного помогли. Ибо тебя здесь давно и долго ждали. Очень долго. Даже и по нашему счету времени.

– Ничего я не поняла!

– Мы ждали долго, – он не обратил внимания на ее слова, – опасаясь только одного: сумеешь ли ты войти. Ты сумела. Подтвердив тем самым свою кровь, свою родословную. А это значит, что здесь, а не среди Dh'oine, твое место. Ты – дочь Лары Доррен аэп Шиадаль!

– Я – дочь Паветты! Я даже не знаю, кто такая эта твоя Лара!

Он поморщился, но всего чуть-чуть, почти незаметно.

– В таком случае будет лучше, если я объясню тебе, кто такая 'моя' Лара. Поскольку время торопит, охотнее всего я взялся бы за объяснение в пути. Но беда в том, что ради неумного спектакля ты чуть не загнала лошадь.

– Загнала? Хо! Ты еще не знаешь, что эта кобыла может выдержать. А куда мы поедем?

– Если не возражаешь, я и это поясню тебе в пути.