'ваше сиятельство', неофициальным – 'ваша милость', фамильярным, вне стен дворца, – 'госпожа княгиня'. Но обращаться к ее сиятельству следует 'ваша милость'.
– Благодарствую, запомню. А вторая дама? Как ее следует титуловать?
– Ее официальный титул 'почтенная', – серьезно поучил камергер. – Но вполне допустимо просто 'госпожа'. Это родственница княгини, зовут ее Фрингилья Виго. Во исполнение воли ее милости прислуживать при Бочке вам достанется именно ей, госпоже Фрингилье.
– А в чем будет состоять данное прислуживание?
– Ничего особенного. Сейчас поясню. Видите ли, мы уже многие годы используем механические давильни, однако же традиция...
***
Подворье было заполнено говором и неистовым визгом пищалок, дикой музыкой дудок, назойливым звоном тамбуринов. Вокруг стоящей на помосте бочки плясали и бодались козлы, выряженные в венки скоморохи и кувыркались акробаты. Подворье и окружающие его галереи были заполнены людьми – рыцарями, дамами, дворянами, богато одетыми горожанами.
Камергер Себастьян ле Гофф воздел к небу увитый лозой жезл, потом трижды ударил им о помост.
– Эхо-хо! – крикнул он. – Благородные дамы, господа и рыцари!
– Эхо-хо! – ответствовала толпа.
– Эхо-хо! Вот он, древний обычай! Да одарит нас виноградная гроздь! Эхо- хо! Да дозреет до солнца!
– Эхо-хо! Да дозреет!
– Эхо-хо! Да забродит, придавленная! Да наберет силы и вкуса в бочках! Да изольется в кубки и ударит в головы во славу ее сиятельства, во славу прекрасных дам, во славу благородных рыцарей и виноградарей!
– Эхо-хо! Да забродит!
– Да приидет красота!
Из бархатных палаток на противоположной стороне подворья появились две женщины – княгиня Анна Генриетта и ее черноволосая спутница. Обе были плотно укутаны в пурпурные плащи.
– Эхо-хо! – Камергер ударил жезлом. – Да приидут Юные!
'Юные' были научены, они знали, что им надлежит делать. Лютик подошел к княгине. Геральт – к черноволосой. Которую, как известно, звали почтенной Фрингильей Виго.
Женщины одновременно скинули плащи, толпа взорвалась грохотом оваций, Геральт сглотнул.
На женщинах были белые, тонюсенькие как паутинки, не доходящие даже до бедер рубашечки на бретельках. И плотно облегающие трусики с оборочками. И ничего больше. Даже украшений. Кроме того, они были без обуви.
Геральт поднял Фрингилью на руки, а она, нисколько не смущаясь, тут же обняла его. За шею. От нее исходил едва уловимый аромат амбры и роз. И женственности. Она была теплой, и тепло это пронзало как наконечник стрелы. Она была податливо-мягкой. И мягкость эта обжигала и дразнила пальцы.
Мужчины поднесли женщин к Бочке. Геральт – Фрингилью, Лютик – княгиню, помогли им встать на сминающиеся под ногами, источающие виноградный сок грозди. Толпа взревела.
– Эхо-хоооо!
Княгиня и Фрингилья возложили друг другу руки на плечи – так легче было удержать равновесие на гроздях, в которые они погрузились до колен. Сок брызгал и бил ключом, женщины, поворачиваясь, топтали виноградные гроздья, хохоча, как маленькие. Фрингилья совершенно непроизвольно стрельнула в ведьмака глазами.
– Эхо-хо! – орала толпа. – Эхо-хо! Да забродит!
Сминаемые грозди исходили соком, мутная жидкость булькала и обильно пенилась вокруг колен топчущихся в бочке женщин.
Камергер ударил жезлом о доски помоста. Геральт и Лютик подошли, помогли женщинам выбраться из бочки. Геральт видел, как Анарьетта укусила Лютика за ухо и как у нее при этом опасно заблестели глаза. Ему показалось, что губы Фрингильи скользнули по его щеке, но было это сознательно или случайно, он, пожалуй, не смог бы сказать. Винный дух сильно ударял в голову.
Геральт опустил Фрингилью на помост, обернул пурпурным плащом, Фрингилья быстро и крепко пожала ему руку.
– Ах, эти древние обычаи, – шепнула она. – Они так возбуждают. Не правда ли?
– Правда.
– Благодарю тебя, ведьмак.
– Я счастлив безмерно!
– Не только ты! Уверяю тебя, не только.
***
– Налей, Рейнарт.
За соседним столом вели очередную зимнюю ворожбу, состоящую в кидании завитой в длинную спиральную полоску кожицы яблока. По форме, в которую кожица уляжется, пытались угадать инициалы будущего партнера. Всякий раз кожура укладывалась буквой 'S'. Несмотря на это, веселью не было конца.
Рыцарь налил.
– Оказалось, – задумчиво сказал ведьмак, – что Мильва здорова, хоть все еще носила бандаж на бедрах. Тем не менее она сидела в комнате и отказывалась выходить, ни за что не соглашаясь надеть подаренного ей платья. Дело шло к протокольному скандалу, но ситуацию уладил всеведающий Регис. Процитировав с дюжину прецедентов, он вынудил камергера-маршала двора принести лучнице мужскую одежду. Ангулема же, наоборот, с радостью скинула брюки и верховые сапоги с портянками, а платье, мыло и гребень сотворили из нее вполне симпатичную девушку. Всем нам, что тут говорить, подняли настроение баня и чистая одежда. Даже мне. И во вполне нормальном настроении все мы шли на 'личную' аудиенцию.
– Прервись на минуточку, – указал движением головы Рейнарт. – К нам приближаются клиенты. Хо-хо, к тому же не один, ж два винодельца. Малатеста, наш клиент, ведет собрата... И конкурента. Чудо из чудес!
– А второй – кто?
– Виноградники Помероль. Их вино, 'Коте-де-Блессюр', мы как раз сейчас пьем.
Малатеста, управляющий виноградниками Ферментино, помахал рукой, подошел, ведя спутника: мужчину с черными усиками и буйной черной бородой, больше подходящей убийце, нежели чиновнику.
– Позвольте представить, – указал на бородача Малатеста, – господин Алкид Фьерабрас, управляющий виноградниками Помероль.
– Присаживайтесь.
– Мы на минутку. К господину ведьмаку относительно бестии из наших подвалов. Из того, что вы, уважаемый, находитесь здесь, следует, что чудище уже прикончено?
– Намертво.
– Обусловленная сумма, – заверил Малатеста, – поступит на ваш счет у
