обширном парке развернули свою деятельность различные фронтовые службы.

Располагавшийся здесь до нас штаб 21-й армии переместился поближе к своим войскам. Теперь этой армией командовал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов.

Вечером собрался Военный совет. Обсуждались обстановка на фронте и задачи армиям. Обстановку докладывал я и, кажется, сделал это удачно. Командующий заметно приободрился.

- Что же, наш Центральный фронт действительно находится в более благоприятных условиях, чем соседние - Западный и Юго-Западный, - резюмировал он. - Двадцать первая армия продвигается к Бобруйску. Конная группа Городовикова глубоко прорвалась во вражеский тыл и вышла в леса юго-западнее Бобруйска. К ней присоединилась воздушно-десантная бригада из корпуса Кадова, которая еще в начале июля была заброшена туда для действий в тылу противника. А с юга на Бобруйск по Березине наступает отряд судов Пинской военной флотилии.

- Правое крыло фронта тоже не бездействует, - подсказал я. - Там войска бывшей четвертой армии продолжают атаковать Гудериана из-за реки Сож.

- Корпус генерала Бакулина меня беспокоит, - признался командующий. - До сих пор он геройски дерется у Могилева, притянул на себя много вражеских войск, но силы его явно иссякли. Надо бы что-то подбросить тринадцатой армии, чтобы она смогла вывести этот свой корпус из окружения.

Я предложил передать в 13-ю армию две только что прибывшие кавалерийские дивизии, предназначавшиеся для группы Городовикова, но безнадежно запоздавшие для действий в ее составе. Кузнецов принял это предложение.

В ходе дальнейшего обсуждения обстановки мы опять вернулись к левому крылу фронта.

- Во всей Белоруссии, - сказал член Военного совета дивизионный комиссар Д. А. Гапонович, - неоккупированными остались теперь только Полесская, Гомельская да часть Бобруйской областей. И обороняется все это войсками нашего, Центрального, фронта. Однако если на бобруйском направлении для этого делается как будто все необходимое, то в Полесье, в частности в районе Мозыря, действия наших войск недостаточно активны. Двадцать первая армия не в состоянии осуществлять оперативное руководство своими левофланговыми частями очень уж далеко до них.

- У меня такая же точка зрения на положение наших войск в Полесье, отозвался Кузнецов. - Сегодня утром я уже докладывал по телефону в Ставку, что для войск левого крыла фронта требуется еще одно армейское управление, которое объединило бы семьдесят пятую стрелковую дивизию, Мозырский укрепрайон и многочисленные отряды, выходящие в Полесье из окружения. Да и фронт наш в составе трех армий будет полнокровным фронтом, а не 'бедняцким', как сейчас.

С тем мы и разошлись...

До 1 августа войска 21-й армии продолжали с боями продвигаться к Бобруйску и вышли к Березине. Командиру 63-го стрелкового корпуса Л. Г. Петровскому, особенно отличившемуся в этих боях, было присвоено звание генерал-лейтенанта. Группа Городовикова перерезала юго-западнее Бобруйска Варшавское шоссе. Напуганное наступлением наших войск в районе Бобруйска, командование немецкой группы армий 'Центр' поставило против нашей 13-й армии три армейских корпуса. Да еще три пехотные дивизии сковала группа Городовикова.

Активизировалось и левое крыло фронта. В конце июля там все же образовалась новая армия. Ее возглавил бывший командующий 3-й армией Западного фронта генерал-лейтенант Ф. И. Кузнецов, который прорвался из окружения с довольно многочисленной группой командиров армейского управления и значительным отрядом войск. Членом Военного совета был направлен туда мой боевой товарищ Ф. И. Шлыков. Генерал-майор М. П. Дмитриев за два-три дня сумел обеспечить эту, по существу, новую армию оружием и боеприпасами. Словом, в течение нескольких суток 3-я армия возродилась, как феникс из пепла. Правда, Генеральный штаб в течение продолжительного времени никак не хотел признавать ее.

После одной из поездок в войска Ф. И. Кузнецов с недовольным видом сказал мне:

- Тринадцатая и двадцать первая армии имеют во втором эшелоне по две дивизии, а вот фронтовые резервы мы создаем очень медленно.

Это было не совсем так. Я напомнил командующему, что мы укомплектовываем две вышедшие из окружения дивизии, а одну уже восстановили и поставили оборонять рубеж северо-западнее Гомеля.

- Наконец, сегодня в район Гомеля пришла из тринадцатой армии сто тридцать вторая стрелковая дивизия, - добавил я. - Командует ею энергичный и опытный генерал Сергей Семенович Бирюзов.

- Как же, знаю его, - обрадовался Кузнецов. - Вот и поручим ему оборудование нового оборонительного рубежа под самым Гомелем. Пускай Бирюзов возглавит оборонительные работы всех войск гарнизона и гражданского населения, а полки его тем временем нужно будет укомплектовать за счет запасных частей.

В тот же день С. С. Бирюзов вместе с начальником инженерных войск фронта А. И. Прошляковым приняли на себя всю полноту ответственности за возведение обороны на ближних подступах к Гомелю. Дело это сразу получило широкий размах. Своей кипучей энергией Сергей Семенович заражал всех. Круглые сутки не прекращалось строительство дзотов, отрывка траншей, эскарпов, противотанковых рвов. Однако в первых числах августа дивизию Бирюзова пришлось срочно перебросить в район Кричева, где она с ходу опять вступила в многотрудные бои с войсками Гудериана.

В это же примерно время на Центральном фронте стала заметно ощущаться деятельность только что сформированного политического управления, начальником которого был назначен бригадный комиссар М. А. Козлов. Начала выходить фронтовая газета 'В бой за Родину'. Оживилась устная пропаганда. Целеустремленнее стали работать партийные и комсомольские организации.

Из Москвы на новую, впервые введенную тогда должность заместителя командующего по тылу приехал опытный строевой командир генерал-лейтенант М.Л. Рейтер. Он немедленно взял в свои руки бразды правления, освободив меня от многих сложных и хлопотливых дел.

Вторая неделя августа не внесла существенных изменений в положение войск Центрального фронта. Лишь в районе Кричева 13-я армия после тяжелых боев была несколько оттеснена к югу. Однако само существование нового фронта все больше тревожило противника. В нашем лице он видел угроза правому флангу группы армий 'Центр'.

Прежде чем продолжать наступление на Москву, немецкое командование решило разгромить гомельскую группировку наших войск. 8 августа войска правого крыла его центральной группировки в составе 2-й полевой и 2-й танковой армий общей численностью до 25 дивизий нанесли удары на Гомель и Унечу.

И как раз с началом тяжелых оборонительных боев на этих направлениях командующий фронтом генерал Кузнецов неожиданно был вызван в Москву{12} и получил назначение в Крым. А в командование Центральным фронтом вступил генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, популярный в те годы военный деятель и очень милый человек.

Не менее теплые воспоминания остались у меня о тогдашнем командующем Военно- воздушными силами фронта комдиве Г. А. Ворожейкине. Жили мы с ним в одной комнате и часто при налетах вражеской авиации вынуждены были вместе спускаться в оборудованное под дворцом бомбоубежище.

- И не стыдно тебе, Григорий Алексеевич, отсиживаться здесь, в подвале, шутя, упрекал я Ворожейкина.

- Вот получим несколько истребительных авиационных полков, тогда буду проводить время в другом месте и с большей пользой, - резонно отвечал он.

А воздушные налеты противника все усиливались. Каждую ночь вражеские бомбардировщики по нескольку раз появлялись над Гомелем. Немцы знали, где размещается штаб фронта, и бомбили нас особенно усердно. За короткий срок фронтовое управление понесло значительные потери.

- Нет, сидеть в ваших хоромах и быть мишенью для немецкой авиации я не хочу, - заявил новый командующий. - Надо что-то предпринимать.

- Кузнецов несколько раз просил Шапошникова разрешить нам переместиться вперед, ближе к войскам, - доложил я. - Однако из-за того, что Генеральный штаб и все Центральные управления имеют с этими хоромами устойчивую телеграфную и даже телефонную связь, нам запретили уходить из Гомеля.

- Ну что ж, запретили, так посидим и здесь, - согласился Ефремов.

Но он-то меньше всех, пожалуй, находился в штабе. Михаил Григорьевич всегда предпочитал руководить войсками непосредственно на поле боя, А с середины августа он буквально дневал и ночевал в войсках.

К этому времени оборонительные бои, которые вели наши войска на унечском и гомельском направлениях, стали особенно ожесточенными. Корпус Петровского, оставшийся в обороне на Днепре перед Рогачевом и Жлобином, оказался в полуокружении. 15 и 16 августа Военный совет фронта просил Ставку разрешить отвести его к Гомелю, однако Ставка не согласилась. По мысли Верховного Главнокомандующего, этот корпус должен был сыграть такую же роль, какую сыграл в свое время 61-й стрелковый корпус в районе Могилева. Но здесь события развивались несколько иначе. 17 августа вражеские войска полностью отрезали корпус, и в тот же день генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский геройски пал на поле боя у селения Скопня (в двадцати километрах восточное Жлобина){13}.

Почти до конца августа войска Центрального фронта под командованием генерала Ефремова сдерживали натиск превосходящих сил противника. Отходя от рубежа к рубежу, они до конца выполнили свой долг, не дав врагу возможности прорваться во фланг и тыл соседнего Юго-Западного фронта.

Потери противнику были нанесены огромные. Наши бойцы и командиры проявили здесь замечательные образцы храбрости и героизма.