должности. Его устаревшие сведения об обстановке и доставленные им письменные приказы об 'уничтожении прорвавшихся фашистских банд' вызвали лишь чувство досады. Но Хабаров приехал к нам не только с этим. Он сообщил о выдвижении в район Слоним, Барановичи 47-го стрелкового корпуса. Хабаров заверил, что сам видел первые эшелоны управления корпуса и одной его стрелковой дивизии, следовавшей из Бобруйска. Другая стрелковая дивизия из Гомеля уже выгружалась в Барановичах. Третью, расположенную в Слуцке, вечером начнут перевозить фронтовым автотранспортом по Варшавскому шоссе к Березе.

Это прибавило нам бодрости.

С наступлением темноты Коробков и Шлыков с группой командиров штаба выехали в район Жабинки проверять подготовку войск к контрудару. Надежд на успех они, конечно, не имели. Не верили в это и командиры корпусов. Но что было делать: приказ есть приказ.

Ночью у меня состоялся телефонный разговор с Коробковым. Он сообщил, что 22-я танковая дивизия имеет около 100 танков с очень небольшим запасом снарядов и горючего, что для пополнения этих запасов, а также обеспечения танкистов и частей 6-й стрелковой дивизии продовольствием приходится использовать транспортные средства 205-й мотодивизии.

Вместе мы посетовали на то, что в мирное время армия не имела своих тылов. Рассчитывали, что успеем сформировать их в период мобилизации, и вот теперь расплачиваемся за этот жестокий просчет.

В течение всей ночи в 28-м стрелковом корпусе и 22-й танковой дивизии собирались и приводились в порядок отставшие или рассеянные при отступлении от границы подразделения. По дорогам из Бреста через Жабинку продолжали свой скорбный путь семьи командного состава, местных партийных и советских работников. Радисты штаба армии предпринимали попытки установить связь с Брестской крепостью. Мы знали, что там остались люди из 6-й и 42-й стрелковых дивизий. Судьба их не могла не волновать нас, но она так и осталась не выясненной до конца войны.

Не могу не упомянуть здесь и еще об одном геройском подвиге, обретшем известность только после войны. Когда гитлеровские войска ворвались в Брест, военком области майор Г. Д. Стафеев возглавил группу военкомовских командиров, несколько десятков партийных и советских работников города, вооружил их и вплоть до вечера 22 июня оборонялся в здании облвоенкомата. Лишь с наступлением темноты гитлеровцы под прикрытием танков ворвались в это здание и варварски истребили всех его защитников. В числе других погиб и майор Стафеев.

2. От Бреста к Барановичам

Встречное сражение в районе Жабинки. - Прорыв танковых дивизий врага к Березе. - Лесные оборонительные бои. - Передовые части 47-го стрелкового корпуса выдвигаются в район Барановичей

Теплая летняя ночь близилась к концу. Наступал так называемый 'артиллерийский рассвет'.

В 6 часов 23 июня войска 4-й армии нанесли противнику контрудар из района Жабинки. Немцы никак не ожидали этого и на ряде участков фронта были отброшены на несколько километров Но через полчаса над нашими войсками появилось множество вражеских самолетов. Пикирующие бомбардировщики Ю-88 буквально висели над боевыми порядками 14-го механизированного корпуса С противным визгом они почти отвесно падали вниз и, сбросив бомбы, с ревом взмывали кверху. Я невольно обратил внимание на то, что, если находишься недалеко от цели, на которую пикирует бомбардировщик, кажется, будто он и все его бомбы несутся прямо на тебя...

Под прикрытием авиации перешла в наступление группа Гудериана. И вот на рубеже Каменец - Жабинка - Радваничи развернулось ожесточенное встречное сражение. В него втянулись как с нашей, так и с немецкой стороны почти все танки и самолеты, предназначенные для действий на брестском направлении.

С наблюдательного пункта полковника Богданова был хорошо виден бой двух наших танковых полков с огромным количеством вражеских танков и сопровождавшей их артиллерией. Против первого эшелона 30-й танковой дивизии развернулись две фашистские танковые дивизии - 17-я и 18-я. Поле боя из конца в конец было усеяно пылающими боевыми машинами.

Долго задерживаться здесь я не мог. Надо было возвращаться в Запруды на командный пункт армии. По пути встретил командира 22-й танковой дивизии генерала Пуганова,

- Пока еще держимся, - доложил он. - Буквально несколько минут назад уничтожили батальон вражеской моторизованной пехоты, усиленный танками. Захватили несколько пленных.

- Немедленно отправьте их в штаб армии, - распорядился я.

Это были первые пленные, взятые в полосе нашей армии. Пленение их произошло при несколько необычных обстоятельствах. Неожиданно в стык между танковыми полками, южнее полотна железной дороги, с запада вклинилась мотоколонна противника с 7-8 танками. Впереди колонны шла легковая машина советской марки 'М-1'. Передние грузовики в колонне также были советские. Расчет был на то, чтобы обмануть нашу бдительность и с ходу захватить мост через Мухавец в районе Жабинки. Но из этого ничего не получилось. Наши танковые полки взяли в клещи вражеский батальон и в упор расстреляли его. Невредимыми остались только командир головной роты и два унтер-офицера, следовавшие в легковой машине: они вовремя подняли руки вверх...

На командном пункте я застал Коробкова. За полчаса до меня он возвратился из 28-го корпуса.

Командарм выглядел угрюмым, подавленным. Последние сведения из войск были нерадостные.

- Только сейчас передали, что танки противника обходят в районе Каменца правый фланг тридцаток танковой дивизии и распространяются на Пружаны, заговорил он. - Части двадцать второй танковой дивизии, против которой также наступает около двух немецких танковых дивизий, понесли большие потери и с боями отходят на Кобрин. Начал отступление вдоль шоссе на Кобрин и двадцать восьмой стрелковый корпус; командный пункт его переместился к Кобрину. А командир механизированного корпуса - юго-восточнее Пружан. Все в один голос утверждают, что отступление наших войск вызвано прежде всею безнаказанными действиями вражеской авиации. Надежно прикрыть с воздуха боевые порядки дивизий и корпусов у нас, к сожалению, нечем... Приказал Попову занять оборону на подступах к Кобрину и совместно с двадцать второй танковой дивизией во что бы то ни стало остановить противника. Оборин силами танковой дивизии Богданова организует оборону Пружан.

- Напрасно мы утром предприняли контратаки и встретились с превосходящими силами врага в чистом поле, - с еле сдерживаемым раздражением заметил Шлыков. - Оборонительный рубеж под Жабинкой хотя и наспех оборудовался, а все же давал нашим войскам кое-какое преимущество перед наступающим противником.

- Контрудар мы нанесли по приказу фронта, - возразил Коробков. - А приказ есть приказ... И вообще, к этому вопросу возвращаться теперь бессмысленно.

Потом командарм обратился ко мне:

- Пошлите в район Березы своего заместителя со связистами готовить запасной командный пункт. Сами снова поезжайте в дивизию Богданова, помогите ему организовать оборону под Пружанами.

Когда я направился уже к выходу, вновь заговорил Шлыков:

- Огромным злом является отрыв крупных штабов от войск. Это приводит к потере управления боем. Что происходит на фронте, неизвестно, и решения принимаются без учета реальной обстановки... Вы сами чувствуете, - адресовался он к Коробкову, - насколько худо то, что штаб фронта находится где-то в районе Минска, более чем за триста километров от передовых войск. Штабы армий, чтобы по потерять связь с ним, тоже располагаются в глубине- - местами более чем на пятьдесят километров от линии фронта. Командные пункты корпусов в этих же целях размещаются в двадцати - тридцати километрах от частей первого эшелона. А куда эго к черту годится!.. Словом, спешить с перемещением в Березу нам не следует, - заключил он.

Командный пункт 30-й танковой дивизии мне удалось разыскать под Пружинами лишь к 8 часам. Незадолго до меня там побывал уже полковник Тутаринов и оказал большую помощь Богданову в организации боя. Бой этот вылился в своеобразный танковый поединок с несомненным преимуществом на стороне противника. У немцев и танков было больше, и авиация их поддерживала лучше. Мы располагали здесь только легкими тихоходными Т-26 с лобовой броней в 15 миллиметров и 45-миллиметровыми пушками. Немецкие же танковые дивизии имели в своем составе значительное число новых машин Т-4 с лобовой броней в 30 миллиметров и вооруженных 75- миллиметровыми пушками. Наши танки могли вести действительный огонь по танкам врага лишь с расстояния, не превышающего километр, а враг предпочитал стрелять с дальних дистанций. У нас боевые машины заправлялись бензином и при попадании снарядов мгновенно воспламенялись, а враг использовал тяжелое, а значит, и менее огнеопасное топливо. К тому же немецкие танкисты обладали боевым опытом, а у экипажей наших танков, сильно разбавленных новобранцами, не хватало даже элементарной выучки.

И все-таки 30-я танковая дивизия дралась упорно, люди ее вели себя геройски, и враг нес большие потери. Лишь к 10 часам 17-й и 18-й дивизиям Гудериана удалось захватить западную часть Пружан.

По моему предложению генерал Оборин усилил 30-ю дивизию одним полком моторизованной дивизии. С подходом этого подкрепления была предпринята контратака, и враг оказался опять за пределами Пружан. В руках гитлеровцев остались лишь отдельные строения на западной окраине.

Городская площадь была вся усеяна вражескими трупами, среди которых застыли в разных положениях 20 подбитых немецких танков. Здесь особенно отличились танковые батальоны капитана Ф. И. Лысенко и майора М. А.