благодарности, что она будет считать себя в постоянном неоплатном долгу перед вами.

Ну и что мне оставалось, по-вашему, делать? Я полез в карман, вытащил пять тысяч американских долларов и чуть ли не силком сунул ему в руки.

— Тут еще будут транспортные расходы и комиссионные, — сказал таксист, — которые составят еще ровно пять тысяч.

Я снова полез в карман и снова достал пять тысяч.

— Я так рад, что мне удалось оказать вам услугу. — Он поднялся с места. — Так что, Султан-бей, мы просто не будем вспоминать о моих собственных расходах на бензин и на потраченное на это мероприятие свободное время.

Он попытался оттолкнуть солидную пачку лир, которую я ему совал. Наконец он беспомощно пожал плечами и принял деньги.

— Чтобы переправить ее сюда, уйдет около недели, — сказал он. — А сейчас мне нужно срочно отправляться в Болдавин, чтобы успеть внести эти деньги, пока ее не продали кому-нибудь еще. — Он пулей вылетел на улицу, и через секунду я уже слышал визг пробуксовывающих на гравии покрышек такси, когда он на полном газу отъезжал от дома.

В эту ночь я спал сном праведника и на подушке рядом со мной лежала ее фотокарточка, а не… О, мне снились замечательные сны. Я чувствовал себя настолько прекрасно, что, когда на рассвете, едва разлепив глаза, разглядел Фахт-бея рядом с моей постелью, меня даже это не привело в раздражение.

— Рат связался с нами по радио, — сказал он. — У него все готово. Вы можете лететь в Америку, как только стемнеет. Честно говоря, я даже не слушал, что он там еще бормотал себе под нос, покидая спальню, может быть, он говорил, что пойдет передать эту весть команде буксира. Я схватил фотографию, лежавшую рядом, и страстно расцеловал ее. Да снизойдет благословение богов на армии русских насильников, если благодаря им в мои руки попадет такое сокровище! Что бы там ни говорили, но многое можно сказать и в пользу коммунизма.

Мы стартовали, как только неясные сумерки сменились чернотой ночи. Среди людей часто встречаются типы, излишне склонные к критицизму и обожающие с пристрастием копаться во всяких мелочах. Возможно, они и могли бы сказать, что опьяняющая перспектива обладания настоящей живой танцовщицей способна отвлечь меня от исполнения служебного долга. Но прямо скажу — это были бы чистейшей воды домыслы. В тот день до самого старта я являл собой безупречный пример истинного раба служебного долга. Я сумел так прижать Фахт-бея, что тот вынужден был выдать мне все деньги, которые я у него потребовал на самые непредвиденные расходы и даже кое-что сверх того. Я самым старательным образом вооружился и, можно сказать, стал ходячим арсеналом, имея при себе оружие чуть ли не всех существующих на Земле моделей. Я тщательно подготовил и необходимое техническое оснащение. На прощание я до смерти запугал обслугу виллы и сделал это настолько обстоятельно, что одного из мальчишек даже вырвало от страха.

Я подключил ретранслятор 831 и потом — раб долга — решил напоследок проверить, чем занимается в это время на борту буксира Хеллер.

А он варил карамель!

Честное слово — именно это он и делал, стоял в камбузе среди горшков и сковородок. На нем даже был нацеплен фартук! Большой ложкой он пробовал медленно кипящую массу, самую липкую и отвратительную из всех, которые мне приходилось когда-либо видеть. Ну и ну, подумалось мне, должно быть, он научился этому у своей сестренки. Он священнодействовал над плитой столь точно и размеренно, что у меня даже получился довольно удачный каламбур: «Все это выглядит так мило, что я готов сварить из себя мыло».

Чуть позже я проверил запись еще раз. Перед ним лежала целая куча бумажек, на которые он очень аккуратно раскладывал сладкую массу. Когда я вернулся, устроив дополнительный разгон прислуге на вилле, Хеллер заворачивал конфеты в промасленную бумагу. У него получились в результате заурядные карамельки, самые простые — с красно-белыми полосками.

Я давно знал, что он безнадежно глуп. Точно таких же конфет в Америке можно найти сколько угодно. Там их можно купить на каждом углу. А реклама их уже намозолила всем глаза — одна из таких цветных реклам мне встретилась даже в библиотеке ангара в одном из иностранных журналов.

Просто великолепно, сказал я себе. Вот как он готовится к путешествию в Америку! Я так разозлился, что решил больше не заниматься им до самого старта. Сам же я был страшно занят в тот день перед стартом. Почти два часа я посвятил делам Аппарата, что более чем компенсировало те десять часов, которые я провел лежа на лужайке, где предавался грезам о прекрасной Ютанк.

Старт был произведен без сучка и задоринки. И вообще передвигаться в условиях Земли очень несложно — у нее всего одна луна, да и та светит не очень ярко. Поэтому единственное, что требуется от стартующего, — это взлететь с наступлением темноты, а потом двигаться размеренно вслед за ночью и завершить полет в темное время суток. Лететь нужно на высоте примерно трехсот миль, а потом быстро и незаметно опуститься, чтобы оказаться на поверхности точно в тот час по местному времени, который был при старте в точке взлета, находящейся в другом часовом поясе. Капитан Стэбб проявил себя настоящим знатоком в подобных вопросах. В школах Аппарата вообще не мешало бы ввести в качестве обязательных предметов пиратство и контрабанду. Пока мы спускались, он рассказал мне несколько весьма забавных и поучительных историй, в одной из которых, например, повествовалось о том, как был уничтожен целый город. Ну и шума тогда было!

Прямо под нами лежала заброшенная ферма. Голое незасеянное поле, полуразрушенный дом с двумя колоннами по фасаду, рухнувшему полностью. Хижины, в которых некогда содержались рабы, давно превратились в руины. Примерно в пятистах футах над поверхностью капитан Стэбб нажал на кнопку парализатора. Ярчайший голубой свет ударил конусом с корабля. Световой удар длился всего долю секунды, и если вспышку и заметил кто-либо из землян, он наверняка принял ее за отблеск автомобильных фар на повороте или зарницу у самого горизонта.

Стэбб посадил корабль в точно заданном месте, возле рощицы. Корабль застыл в горизонтальном положении, мягко приземлившись на брюхо. Второй пилот распахнул входной люк. Второй механик в полном боевом облачении в считанные секунды оказался на поверхности земли. В руках у него был детектор теплового излучения, которым он принялся обследовать окружающую местность. Яркий голубой свет должен был привести все живое в бессознательное состояние. Детектор же теплового излучения безошибочно определял, есть ли кто-нибудь рядом. Стандартная, давно отработанная процедура. Она спасает от множества неприятных неожиданностей. И если говорить по существу, то и весьма гуманная при этом: ведь таким образом устраняется необходимость убивать случайных свидетелей. А значит, можно потом просто убраться с этого места, предоставив свидетелю хоть всю оставшуюся жизнь размышлять о том, что с ним приключилось и почему он вдруг грохнулся в обморок, а не носиться в панике и орать во все горло, дескать, «астронавты с Волтара только что нарушили статью а-36-544 М, часть б»! Что же касается ликвидации, то от трупов здесь бывает довольно трудно избавиться, а где труп, там тут же появляются шерифы, полицейские, начинаются расследования и вообще подымается страшный шум. На панели детектора в руках второго механика загорелась красная лампочка. Значит, кто-то лежит здесь, приведенный в бессознательное состояние голубым лучом!

Первый пилот, держа наготове оружие, бросился в указанном прибором направлении. Стэбб настороженно сидел за штурвалом, готовый взлететь в любую секунду, при первом же признаке, что случайная встреча может привести к столкновению. В Виргинии стояла влажная и душная августовская ночь. Серебряный тоненький лучик лунного света пробился сквозь древесные кроны. Легкий ветерок шевелил листву на ветвях могучего дерева, возле которого чернела громада космического корабля.

И тут в ночной тишине раздался взрыв хохота. Первый пилот бегом возвращался к судну, неся за хвост опоссума. Потом он просто отшвырнул его в сторону.

— Здесь, пожалуй, все в порядке! — сказал он.

— Все в порядке, — подтвердил второй механик и бросил детектор теплового излучения во входной люк.

Стэбб высунулся из люка и с тревогой осмотрел окрестности низкопосаженными недоверчивыми глазами.