тридцати утра не примут, мы прекращаем все свои программы помощи студентам.

— Я ваш должник, — сказал Хеллер.

— О нет, нет, нет, — возразил Вантаджио. — Ты от меня так легко не отделаешься. Ведь ты по- прежнему должен выполнять мои указания, не так ли? Верно?

— Верно, — сказал Хеллер.

— Тогда бери вот эту трубочку, звони Малышке и скажи ей, что тебя зачислили.

Хеллер развернул на столе телефон, и Вантаджио нажал нужные кнопки.

— Миссис Корлеоне, это говорит Джером. Я звоню вам, чтобы выразить восхищение тем огромным объемом работ, который проделал Вантаджио, чтобы меня зачислили.

— Там все в порядке? — спросила Малышка.

— В полнейшем, — сказал Хеллер.

Но при этом я заметил, что он не сказал ей, как, впрочем, и Вантаджио, о том, что мисс Симмонс сделала все, чтобы его в ближайшее же время выгнали. Скрытный и трусливый тип!

— О, я очень рада. Знаешь, дорогой мальчик, мне так не хотелось бы, чтобы ты вырос таким же подонком, как все. Мамочка хочет, чтобы ты стал птицей высокого полета, чтобы занял достойное место. Стал президентом, например, или еще кем-нибудь вроде этого.

— Ну… спасибо большое, — ответил Хеллер осторожно.

— Только послушай, Джером, есть тут еще одна закавыка, — сказала Малышка более строгим голосом. — Ты должен твердо пообещать мне, что не станешь сбегать с лекций. Это на какой-то момент заставило Хеллера заткнуться. Он отлично понимал, что при таком расписании он будет пропускать ежедневно по два, а то и по три часа академических занятий. Благодаря несравненной мисс Симмонс.

— Неужто я не смогу прогулять ни одного часика, миссис Корлеоне? — жалобно заскулил Хеллер, когда ему удалось наконец вновь обрести голос.

— Послушай, Джером, — сказала Малышка голосом, в котором зазвучали стальные нотки. — Уж я-то знаю, какой это адский труд — воспитывать мальчишек. Своих детей у меня не было, но я росла вместе с братьями и мне это отлично известно… Стоит только на мгновение ослабить бдительность, и ищи ветра в поле, они уже носятся по всему району, свободные, как птички, порхают, как жаворонки, и бьют соседские стекла. Так что ответ мой очень прост и я честно заявляю тебе. Никаких пропусков. Ни единого часа! Мамочка будет строго следить и строго наказывать. Так что, Джером, ты должен дать мне слово. И, Вантаджио, если ты слушаешь этот разговор, а ты его, конечно, слушаешь — я уверена, что телефон подключен к динамику на твоем столе, — ты внимательно следи за его руками и ногами, чтобы он не скрестил пальцы или не переставил ноги. Они всегда этим пользуются, давая ложные обещания. Договорились?

Вантаджио добросовестно уставился на Хеллера.

— У него ничего не перекрещено, миа капа.

Тут-то Хеллер и попался! С этой его дурацкой щепетильностью и честностью офицера Флота его величества он, конечно же, считает, что обязан любой ценой держать данное слово. Поэтому сейчас он наверняка чувствовал себя как рыба на сковородке. Он физически не сможет сдержать данное слово или будет вынужден не давать его. А я был к тому же уверен, что слова «строго наказывать» в устах Малышки Корлеоне означали не что иное, как «бетонный костюм», или «бетонные башмаки» — обычная в кругах мафии расправа с непослушными.

— Миссис Корлеоне, — сказал наконец Хеллер, — я буду с вами предельно честен.

Ага! Вот сейчас и грянет буря!

— Я честно обещаю вам, что, если меня не угробят и если не произойдет что-либо совсем неожиданное, как, например, закрытие университета, я обязательно закончу колледж в установленные сроки и получу диплом.

— О, дорогой мой мальчик! Это даже больше того, что я хотела.

И тем не менее, Джером, помни, что мамочка будет следить за тобой. Ну, всего тебе!

Вантаджио выключил микрофон и, сияющий, взглянул на Хеллера.

— У меня к вам еще одна просьба, — сказал Хеллер. — Вантаджио, не могли бы вы дать мне номер телефона Бац-Бац Римбомбо? Мне хотелось бы позвонить ему из моего номера.

— Решили отметить событие, верно? — догадался Вантаджио. — Ничего плохого в этом не вижу. Кстати, он сейчас вынужден постоянно находиться здесь, в Манхэттене, где полицейский офицер, отвечающий за поведение выпущенных на поруки, неустанно держит его за (…). — Он быстро написал нужный номер на листке бумаги и подал Хеллеру. — Желаю хорошенько повеселиться, парень.

Такое его поведение заставило меня только бессмысленно хлопать глазами. Может быть, Вантаджио и ловок, и хитер, но расколоть такого типа, как Хеллер, он явно не способен. Хеллер (…) всегда действует неожиданно и застает противника врасплох. Что он собирается отмочить на этот раз? Взорвать университет? Собственно, это и был, на мой взгляд, единственный для него способ хоть как-нибудь сдержать данное им Малышке Корлеоне обещание.

Примерно через час после описанных событий Хеллер покинул свои апартаменты. Портные, по всей вероятности, уже успели доставить ему кое-что из платья, потому что в зеркалах лифта я увидел, что он одет в костюм цвета маренго. Костюм был сшит из материала явно легкого, однако на вид плотного и дорогого. На нем была белая шелковая рубашка с вроде бы бриллиантовыми запонками. Наконец-то он вышел без своей дурацкой бейсбольной шапочки. Но, когда он проходил по холлу, я убедился, что у него на ногах попрежнему были шиповки. Спустившись по лестнице метро, он сел в поезд. Вышел он на Таймс-сквер и зашагал по Бродвею мимо порнографических магазинчиков, а потом свернул в одну из боковых улиц. Я решил было, что он собирается в театр, потому что по пути он обращал внимание на театральные афиш. Но он остановился у ведущей вверх лестницы, вывеска над которой гласила: «К. О. АТЛЕТИЧЕСКИЙ КЛУБ». Без долгих раздумий он затопал по ней и оказался в зале, полном кожаных груш и брезентовых мешков для отработки ударов. В зале было много боксеров в защитных шлемах. Они проводили спарринги. Похоже было, что Хеллера здесь ожидали. Кто-то из администрации подошел к нему и осведомился, не Флойд ли он, а затем сделал знак следовать за собой. Хеллер прошел за ним в раздевалку, и там сотрудник клуба указал ему на один из шкафчиков. Хеллер разделся и аккуратно развесил свою одежду. Сопровождающий подал ему полотенце и легонько подтолкнул к двери, за которой все было заполнено плотными клубами пара.

Разогнав руками облака пара, Хеллер обнаружил, что в парилке сидит во всей красе не кто иной, как сам Бац-Бац Римбомбо собственной персоной. Он восседал на лавке, истекая потом и прижимая к телу полотенце. Узкое лицо щуплого сицилийца едва просматривалось в густом тумане.

— Ну, как вы? — сказал Хеллер.

— Ужасно, парень. Просто жуть. Хуже и быть не может. Садись.

Хеллер уселся и принялся сам изредка промокать свое лицо полотенцем. Он тоже начал потеть. Должно быть, жарища и духота там были ужасные. Так и сидели они в полной тишине в клубах вьющегося вокруг них пара. Изредка Бац-Бац отхлебывал из стоящего рядом кувшина глоток воды, следом за ним делал глоток и Хеллер. Просидев так около часа, Бац-Бац решил наконец, что пора перейти к разговору.

— Фу, я понемногу снова начинаю чувствовать себя человеком. Головная боль почти прошла.

— Вы позаботились о том, о чем я вас просил? — спросил Хеллер. — Надеюсь, это оказалось не слишком трудным делом.

— Проще простого, черт побери. Смотри-ка, я уже могу вертеть головой. Я ведь с нашей последней встречи не был трезвым ни секунды. — Он снова умолк и только спустя какое-то время сообразил, что Хеллер задал ему вопрос. — Сейчас отец Ксавье каждую неделю посещает Байонн. Он духовник Малышки и знает ее с тех пор, как она маленькой девочкой бегала по улицам Ист-Сайда. Обычно он остается у нее обедать, выслушивает за обедом ее исповедь, а потом получает целую кучу ворованных свидетельств о рождении и отвозит их в город. Одним из пунктов, куда он их доставляет потом, как раз и являются «Ласковые пальмы». Так что тут все было очень просто. Документы ты получишь сегодня к вечеру. За работу ты мне ничего не должен. Это вообще не было работой.

— Огромное спасибо, — сказал Хеллер.

— Эх, парень, если бы все на свете было так просто, — сказал Бац-Бац, — то и жить бы стоило. Но сейчас, похоже, это совсем не так. Знаешь, парень, жизнь иногда подкладывает такую свинью, что просто