имущества'. Написанный пурпурными чернилами указ извергли, подобно грому небесному, не языческие древнеримские, а христианские императоры. Писанное византийским императором было свято, его закон - воля небесная. Обращаться к нему следовало 'Твоя Всевечность'.
Как подобию небесному, ему тоже полагалось обожествление и молитвенное обожание. Не только его собственных подданных, но и иностранных послов неумолимый закон церемониала обязывал падать ниц перед властителем.
Люпран, епископ кремонский и посол короля Италии, никоим образом не желал простираться перед земным человеком и все же был принужден к тому. В описании своего посольства он рассказывает, как проходило его представление. Император восседал на золотом троне под золотым деревом. Это было настоящее золотое дерево с золотыми ветвями и листьями. На ветвях сидели искусственные птицы, по обеим сторонам трона таращили глаза львы, сделанные в натуральную величину из чистого золота. Когда посла ввели, искусственные птицы засвистели и запели, оба льва зарычали. Строптивость епископа была сломлена, он распростерся перед троном вместе с сопровождавшими его лицами. Когда же он поднял глаза, ни императора, ни трона перед ними уже не было - какой-то таинственный механизм поднял весь этот гарнитур ввысь, и божественные императорские взоры оттуда, сверху, пронзали остолбеневшего посла.
Остальные европейские феодалы не требовали такого, по природе своей азиатского, уничижения. Они довольствовались коленопреклонением. Этот красивый, хотя и некомфортный способ воздавания почестей выработал, видимо, пресловутый испанский этикет, потому что мы встречаемся с ним и в Вене, куда он определенно попал вместе с прочими обычаями испанского этикета. Австрийским императорам это дело настолько понравилось, что они всячески старались умножать число поводов для коленопреклонения. Просители падали на колени и в такой позе протягивали свои бумаги; в прочих случаях достаточно было опуститься на одно колено. Если император проезжал в карете по городу, все были обязаны вставать перед ним на колени. Даже высокие господа не освобождались от книксена1, если их экипаж случайно ехал навстречу повелителю. Да, им надлежало выйти из экипажа и быстро опуститься на одно колено. При Марии Терезии этот обычай был несколько смягчен. Например, когда явившийся к ней на аудиенцию нетренированный драматург споткнулся в книксене, зацепившись за собственную ногу, императрица великодушно отпустила ему это гимнастическое упражнение. Иосиф II2 полностью положил конец комедии. В первые же дни вступления на престол он указом запретил всякого рода вставания на колени. Прусский король Фридрих Великий3, следуя его примеру, 30 августа 1783 года приказал объявить со всех церковных кафедр запрещение падать на колена, потому что такая честь, как говорилось в указе, положена только Богу.
Версальский двор, несмотря на присущее ему идолопоклонничество, в этом не последовал испанскому этикету. Тут восставал французский вкус. Наоборот было в Англии. Там коленные чашечки придворных тоже подвергались испытаниям. Маршал Вьейвиль в 1547 году был приглашен на обед к английскому королю Эдуарду VI. В своих воспоминаниях он с содроганием пишет;
'На обеде прислуживали рыцари ордена Подвязки. Они вносили блюда и, приблизившись к столу, опускались на колена. Блюда у них принимал главный гофмейстер и обслуживал короля, тоже стоя на коленах. Мы, французы, находили весьма странным, что рыцари, происходящие из самых именитых родов Англии, отличные мужи и военачальники, стоят на коленах, ведь у нас даже прислуживающие пажи склоняют колена только в дверях, входя в зал'.
При королеве Елизавете I круг испытаний для придворных коленок расширился. Пауль Хенцнер, немецкий путешественник, в своих путевых записках рассказывает, что ему представился случай поглядеть, как накрывают стол для английской королевы: 'Вошел придворный сановник с церемониальным жезлом в руке, за ним другой джентльмен со скатертью на руке. Оба они трижды преклонили колена перед пустым столом; джентльмен номер два расстелил на столе скатерть, затем они опять трижды преклонили колена и торжественно удалились. За ними опять вошли два джентльмена, один из них нес солонку, тарелку и хлеб; второй, серьезный господин с тростью, шагал впереди в качестве парадного эскорта. Три коленопреклонения перед столом до и после. Затем просеменили две леди, они принесли нож. (Вилок тогда еще не было в помине.) Преклонение колен и т. д. Трубные звуки рога, барабанный бой: появляется гвардия, которая расставляет на столе двадцать четыре кушанья на золотых блюдах. Королевы все еще не видно, а пока стекаются чередой молодые придворные дамы. С превеликим почтением они забирают блюда и уносят во внутренний покой королевы. Затем, что Елизавета изволила обедать в одиночестве. Там она выбрала себе одно-два кушанья, остальное вынесли, и придворные дамы все и скушали'.
Еще во времена Карла II4 короля обслуживали, стоя на коленях. Французский рыцарь Граммон присутствовал на одном из придворных обедов. Короля охватила жажда похвастаться, и он сказал рыцарю:
- Не правда ли, там, дома, Вы такого не видели? Французского короля ведь не обслуживают, стоя на коленях? У француза вырвался ответ:
- В самом деле, сир. Однако же я ошибся. Я полагал, что эти господа стоят на коленях, чтобы испросить прощения за многие плохие блюда, поданные Твоему величеству.
ИСПАНСКИЙ ЭТИКЕТ
Пасынковые ростки испанского этикета в сборниках анекдотов обычно подают как вкуснейший десерт.
Ее помазанной персоны государыни, супруги короля, не смеет касаться всякий и каждый. Когда лошадь понесла, и королева вылетела из седла, два офицера подхватили ее, высвободили ногу из стремени и спасли ей жизнь. Но спасители тут же, отпустив поводья, ускакали за границу, чтобы избежать смертной кары за то, что они коснулись плоти королевы.
Король Филипп III5 обгорел у камина, потому что не могли скоро сыскать того единственного гранда, который имел право подвигать кресло короля.
Зимой в 9 часов вечера королева должна была быть в постели. Если она случайно задерживалась за столом и после девяти, налетали придворные дамы, раздевали ее и тащили в постель.
Невесту Филиппа IV6, Марию Анну Австрийскую, по пути торжественно встречали все города. В одном из них мэр города преподнес ей дюжину шелковых чулок как образец продукции местной фабрики. Но мажордом сурово оттолкнул шкатулку: 'Запомните, господин мэр, что у испанской королевы нет ног'. Утверждают, что невеста упала со страху, думая, что по приезде в Мадрид ей, согласно строгостям испанского этикета, ампутируют ноги.
Этот анекдот наиболее известен. Встречается он и в эпоху Великой французской революции. Во время дебатов вокруг конституции один из депутатов предложил текст послания королю, начинавшийся чем-то вроде 'нация слагает свое почтение к ногам короля'. Но Мирабо7 испортил эту цветистую фразу: перебив депутата, он вскричал своим львиным рыком: 'У короля нет ног!'
У анекдота, однако, есть и ноги, и крылья. Он обошел весь свет и даже перелетел из одного века в другой. Впрочем, если бы захотели отыскать его корни, то старались бы напрасно. Нет никаких достоверных данных о том, что все эти причуды этикета вообще видели белый свет. Люниг очень осторожно упоминает о них, пишет, что пространнее об этом можно прочесть в воспоминаниях графини д'0нуа8. Графиня д'0нуа, настоящий синий чулок9, написала много романов и сказок, но все они преданы забвению. Одна- единственная ее книга дошла до наших дней - изданные в 1690 году воспоминания об испанском дворе. Это сочинение и есть тот источник, который позднее питал разные сборники анекдотов и даже такие серьезные произведения, как собрание литературных курьезов старика Дизраэли-старшего. Хотя совершенно очевидно, что графиня в своих воспоминаниях щедро пользовалась косметическими средствами, придавая видимость жизни сплетням и шутливым россказням.
Одурманенные неограниченной властью испанские повелители стали узниками выстроенной ими же самими тюрьмы жесточайшего в Европе этикета. Сами наложили золотые оковы на собственные руки и ноги. Каждый час их жизни проходил с неизменной точностью часового механизма. Даже любовью испанский король не мог заниматься иначе, чем то было предписано правилами этикета. Серьезный и уважающий авторитеты Люниг так описывает тот высокий момент, когда в ночной час король отправлялся с супружеским визитом:
'На ногах тапки, на плечи накинут черный шелковый халат. В правой руке обнаженная шпага, в левой - ночник. С левого запястья свисает на ленте бутыль, которая 'nicht zum trincken, sondern sonst bey Nacht- Zeiten gebrachet wirol' (служит не для питья, а совсем для иной надобности).
ПРИДВОРНЫЙ ЭТИКЕТ
