друга, улыбнулись и радостно обнялись.

Мабель все еще была не в духе и ругала несчастных караульных, проморгавших красавицу басконку. Конечно, ничего страшного не произошло, раз Лагардер знает эту девчонку, но если бы на ее месте был мужчина?..

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила она. – Надеюсь, ты не станешь гнать нас отсюда?

– Я – гнать вас?.. Храни меня Господь! – воскликнула басконка. – А почему вы меня об этом спрашиваете?

Хасинта с любопытством разглядывала властную уродливую старуху.

– Потому что господин де Лагардер ранен, – сказала Мабель, – и пока он не выздоровеет, он не выйдет отсюда.

– О чем это она? Неужели вы ранены?.. – воскликнула Хасинта.

– О, ничего опасного, все уже позади, – ответил Лагардер. – Они ухаживали за мной и спасли мне жизнь.

– Вот и славно, – сказала Хасинта, беря Марикиту за руку. – Я вас случайно не оцарапала?

В пылу борьбы обе женщины раскраснелись, их волосы растрепались и теперь змеились по плечам длинными черными прядями. Никто не посмел бы утверждать, что одна из них красивее, чем другая. Смеясь, они помогали друг другу привести прически в порядок.

Глядя на них, Лагардер улыбнулся, но внезапно на его лицо набежала тень: эти две красавицы, ставшие отныне неразлучными подругами, напомнили ему Аврору и донью Крус, наряжавшихся для королевского бала.

Хасинта наклонилась к нему и тихонько спросила:

– А где же мадемуазель де Невер?

На глаза шевалье навернулись слезы.

– С тех пор я ее ни разу не видел, – с болью в голосе прошептал он, – и теперь повсюду ищу.

– Матушка, верно, все еще ждет свою дочь в Байонне, – сказала басконка.

– Несчастная женщина!.. Господи, умоляю тебя, верни ей дочь! Вдруг я уже не смогу этого сделать…

– С чего ты это взял? Глупости! – рассердилась Мабель. – Поди-ка ты лучше поспи: утро вечера мудренее. Как знать: может завтра будет великий день.

– Погодите, еще одно слово… – попросила Хасинта. – Где мой брат, где Антонио?

– Наверное, он уехал с господином де Шаверни и его спутниками, – тихо ответил Лагардер. – Я ничего о них не знаю.

– Вы не должны отчаиваться, – сказала Хасинта. – Они непременно вернут вам вашу возлюбленную. Я пробуду здесь до завтрашней ночи. Кто знает, может, по возвращении в Байонну, мне придется готовить госпожу принцессу к встрече с дочерью!

Теперь уже Лагардер взял руку Хасинты и нежно поцеловал. Немного спустя он заснул, а женщины всю ночь напролет шепотом поверяли друг другу свои секреты.

Солнце затопило своим светом горы, и их гигантская тень постепенно отступила в глубь долины. Тысячи незаметных глазу зверьков скользили по ветвям деревьев и шуршали в траве, наполняя воздух шорохами.

В палатке цыгане тянули свои заунывные восточные песни. Лагардер, уже достаточно окрепший, позволял лечить себя и ухаживать за собой лишь потому, что не хотел огорчать милых дам, оспаривавших друг у друга право услужить ему.

Нынче утром он взял в руки свою шпагу. Он извлек ее из ножен и – о небеса! – клинок не показался ему слишком тяжелым. Исполнившись радости, шевалье с любовью начистил свое верное оружие до блеска; вместе с надеждой к нему возвращались и силы, и он уже подумывал о том, как скоро ему представится случай проверить себя в деле.

По извилистой дороге к табору медленно приближался довольно большой – человек в тридцать – отряд. Дозорные уже давно заприметили его и сообщили, что всадники одеты весьма пестро и выглядят подозрительно.

Во главе кавалькады, смеясь и оживленно жестикулируя, ехал Филипп де Гонзага, необычайно довольный тем, что вновь собрал свою шайку: рядом скакал Пейроль, все еще бледный; за ним гарцевал Монтобер, громко беседующий с Таранном; чуть поодаль ехали Носе, фон Бац и Лавалад. Процессию замыкал толстяк Ориоль, хранивший угрюмое молчание. Наверное, он вспоминал сейчас о сладких ночах, проведенных в Пале-Рояле, о пухленькой хохотушке Сидализе, и о сговорчивой, хотя такой жадной до денег прелестнице Нивель… За клевретами следовали солдаты. Это были наемники – отъявленные головорезы, лихие вояки. Принц предпочел их регулярной армии.

– Ни регент, ни Лоу не должны больше интересовать нас, господа, – говорил Филипп Мантуанский. – Мы все равно обменяем нашу бумагу на испанские дублоны, так что чего-чего, а золота у нас будет вдоволь. Испанский король – наш друг, да и сама королева нам покровительствует; если вы будете паиньками, вам дадут титулы и должности при дворе… Ориоль вон скоро станет испанским грандом. Ну что? Вы готовы, господа? Борьба продолжается?

Широкие улыбки осветили физиономии его спутников. Алчность и развращенность вновь обратили их взоры к хозяину. Одному Пейролю было не до смеха: не то, чтобы он был менее алчным и беспринципным, просто сейчас его мысли занимали вовсе не будущие прибыли.

– Лагардер! – произнес он вполголоса.