Старуха забралась в повозку и устроилась возле Лагардера, следом за ней поднялась Марикита. Она села рядом с шевалье, чтобы вытирать его покрытый испариной лоб.

Табор тронулся в путь. Скалы, нависшие над дорогой, отбрасывали на землю причудливые тени. Время от времени раньи затягивали унылую песню; когда мужчины умолкали, их сменяли женщины, и, убаюканный заунывными звуками, шевалье заснул, сжимая в своей ладони руку маленькой цыганки.

Гонзага мог сотни раз проезжать мимо пестрого каравана, но ему бы ни за что не пришло в голову искать в потрепанных цыганских кибитках своего смертельного врага. Когда-то принц хорошо заплатил этим цыганам, чтобы они избавили его от Лагардера, но любовь и преданность оказались сильнее денег, и шевалье остался жив. Теперь же цыгане бескорыстно помогали Лагардеру.

Когда шевалье очнулся, солнце стояло уже высоко; он с изумлением обнаружил, что лежит на груде тряпья в каком-то фургоне, который медленно едет по каменистой дороге. Сквозь прорехи в пестром ковре, натянутом на кривые прутья, пробивались яркие лучи солнца. Он попытался встать, но не смог: острая боль пронзила все его тело.

Увидев, что Лагардер проснулся, Мабель протянула ему чашку с питьем. Раненый заколебался. События вчерашнего вечера полностью изгладились из его памяти.

– Пей, не бойся, – подбодрила она его. – Это не то зелье, которым тебя когда-то опоили цыгане возле горы Баладрон.

– Откуда ты об этом знаешь? – удивился шевалье.

– Я сама готовила его…

– Пей, – раздался голос Марикиты. – Я вымыла твою чашку и набрала свежей воды из источника. Здесь ты среди друзей.

Действительно, питье принесло шевалье облегчение, боль утихла. Он начал вспоминать происшедшее…

Всю ночь Марикита рассказывала старой колдунье о Лагардере. Мабель пообещала ей, что сделает все, чтобы отыскать мадемуазель де Невер и донью Крус.

– Ты же знаешь, что раньи найдут любого человека куда быстрее, чем вся королевская полиция. Так что если ты не ошиблась и девушки действительно вчера проехали неподалеку отсюда, то уже к вечеру мы будем знать, где они находятся. Если же ты ошиблась, мы будем искать повсюду и, в конце концов, отыщем их. А уж выкрасть их не составит для нас никакого труда.

Цыгане ехали по голой пыльной равнине. Повозка колдуньи остановилась, Марикита спрыгнула на землю и, разглядев следы конских копыт, указала на них старухе. Отпечатков было множество, потому что совсем недавно здесь побывали приспешники Гонзага.

– Следов слишком много, и они налагаются друг на друга, – задумчиво произнесла Мабель, пристально вглядываясь в землю. – Я сама этим займусь. Ладно, может, я и смогу что-нибудь разобрать. А сейчас, пожалуй, пора устроить привал. Заодно и раненому надо бы отдохнуть от долгого пути в тряской телеге.

Приказ был услышан, и караван остановился. Лагардер остался лежать в повозке; Марикита сидела рядом с ним и, чтобы отвлечь его от грустных мыслей, болтала без умолку.

К их повозке каждую минуту подходили цыганки и подносили кто спелый гранат, кто апельсин, а кто и мех с молодым вином. Все они были приветливы и с Марикитой, и с Лагардером.

Шевалье благодарил их улыбкой, а про себя думал, что если бы в Париже кто-нибудь сказал ему, что его спасут от смерти те же самые цыгане, которым Гонзага когда-то заплатил за его убийство, то он решил бы, что над ним попросту издеваются.

– Цыгане добросердечны и отзывчивы, – вслух произнес он, – если, конечно, им не платят за то, чтобы они творили зло.

– Ты прав, христианин, – услышав его слова, отозвалась Мабель. – Но это еще не все. Только тот, кого мы полюбим, получает право на нашу защиту и наше уважение: ведь миром правит любовь.

Когда раньи завершили трапезу, Мабель приказала вожаку собрать всех взрослых цыган и обратилась к ним с вопросом:

– Только что христианин, которого привела к нам одна из наших девушек, сказал, что цыгане добросердечны и отзывчивы. Но тут же он сказал и другое: если им заплатят, они готовы сотворить зло. Верно ли это?

– Какая нам разница, лишь бы христиане почаще выкладывали денежки, а платят они за добро или за зло – нас это не касается! – раздался чей-то голос.

– Жить-то надо, – поддержали его остальные.

– Согласна, – кивнула колдунья. – Чужие дела нас не касаются, тем более дела христиан, наших самых злых гонителей. Но разве мы станем причислять к ним тех, кого сами же и взяли под свою защиту?

– К чему ты клонишь? – спросил один из мужчин.

– А вот к чему. Я не знаю, богат ли наш гость, а поэтому не могу обещать, что он вознаградит нас золотом за наши заботы. Но не забывайте, что доброта всегда бескорыстна… Поэтому сейчас я расскажу вам все, что мне известно о нем… и пусть каждый сам решит, готов он помочь ему или нет.

И Мабель поведала соплеменникам ту часть истории Лагардерде, которую услыхала от Марикиты, знавшей о прошлом шевалье из обрывочных, но весьма красочных рассказов учителей фехтования.

Как известно, мораль цыган отличается от той, к которой привыкли мы, поэтому на одни и те же поступки мы с ними нередко смотрим разными глазами. Больше всех иных достоинств человека они ценят его умение презирать смерть. Кочевая жизнь приучила этот народ к постоянным опасностям, поэтому они почтительно относятся к тем, кто, как и они, с открытым забралом идет навстречу смерти. Не успела старая колдунья расписать и половину известных ей подвигов Лагардера, как большинство раньи уже прониклось