Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.
Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:
— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.
Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:
— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.
— И в этом мире всегда были Каддафи…
— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…
— Но с ними боролись…
— …здравомыслящие люди.
— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.
Брент выпрямился на диване.
— Да.
— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.
— Разумеется, нет.
— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?
— Наверно.
— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.
Брент попытался привлечь ее к себе.
— Маюми, послушай меня…
— Нет. Уходи, Брент.
— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.
— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.
Он допил сакэ и ушел.
Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это — не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита — это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.
— Я вернулся домой, — сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.
В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.
— Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, — отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.
Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.
— Лейтенант, — сказал Фудзита. — Подполковник Мацухара подробно доложил мне о перестрелке в парке Уэно, а полковник Бернштейн сейчас ознакомит нас с только что полученными от «Моссад» сведениями, — он кивнул израильтянину.
Тот поднялся и заглянул в распечатку.
— Только что расшифровал, — пояснил он, помахивая листком. — Тут выдержки из досье на вашего, с позволения сказать, «друга», безвременно усопшего Юджина Ниба, — он взглянул на Брента, а потом на Мацухару. — Итак: родился в Аркадии, штат Калифорния, в 52-м году. Отец — удалившийся от дел промышленник, бывший владелец «Нибко Валв Компани» и коннозаводчик Томас Ниб. Фирма процветала, у Ниба-младшего были отличные перспективы. По окончании частной школы поступил в Калифорнийский университет, где сблизился с леваками. Принимал участие в демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, подозревался в том, что забросал гранатами полицейский участок. В 72-м убил профессора Кристофера Олтона, читавшего ему один из курсов по экономике. Ниб неоднократно называл его фашистом и капиталистической свиньей. После убийства исчез и выплыл спустя некоторое время в Париже, где его взял под свое покровительство Карлос-Шакал… Это прозвище человека по имени Ильич Рамирес Санчес.
— О-о, — сказал адмирал Аллен, — любимое дитя международного терроризма?
— Оно самое — единственное и неповторимое, — подтвердил Бернштейн. — После того как он прикончил своего ближайшего приспешника Мишеля Мукарбаля, его место занял Ниб, к тому времени вступивший во Французскую компартию и уверовавший в Карла Маркса, как в бога. Карлос и Ниб вместе учились в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы… Чему учились? Стрельбе из всех видов оружия, подрывному делу, нелегальному переходу границы, вербовке, рукопашному бою, тайнописи, устройству засад, похищению людей и прочим премудростям терроризма. Особых успехов Ниб достиг в стрельбе из АК—47, отдавая предпочтение десантному варианту. — Он на мгновение поднял глаза, а потом вновь углубился в текст. — Прошел подготовку в тренировочных лагерях в Адене и Ливии, стал членом НФОП… — простите, Народного Фронта Освобождения Палестины и близким другом Ясира Арафата. В 75-м приступил наконец к политическим убийствам — в Лондоне из 9-миллиметрового «Вальтера» с глушителем застрелил сотрудника голландского посольства. В 76-м вместе с Карлосом забросал редакции трех парижских газет американскими гранатами, причем одиннадцать человек погибло. Потом он перешел в прямое подчинение Каддафи и переехал в Испанию, где гранатами из все той же похищенной партии помог баскам уничтожить возможного преемника каудильо — адмирала Каррера Бланко. Потом в Цюрихе взорвал представительство «Джапан Эрлайнз». На некоторое время мы потеряли его из виду, покуда он не всплыл в качестве инструктора в тренировочном центре, расположенном неподалеку от ливийского города Бенгази. Там у него начался бурный роман с одной из самых даровитых его учениц, входивших в так называемую Японскую Красную Армию. Звали ее Кэтрин Судзуки.
Брент, широко раскрыв глаза, резко выпрямился:
— Так вот, значит, что…
— Это вы ее убили?
Прежде чем Брент успел открыть рот, адмирал Аллен произнес:
— Он. И в той же манере, что и Ниба: пулю меж глаз.
— Оба тысячу раз заслужили это. Я могу упрекнуть лейтенанта лишь в том, что он дал им возможность умереть слишком быстрой и легкой смертью. Лучше бы — помедленней и поизысканней, — сказал Фудзита и добавил: — В будущем, лейтенант Росс, прошу иметь это в виду.
Аллен, покраснев, хотел было что-то возразить, но Бернштейн уже продолжал читать свою справку:
— В 81-м Ниб был направлен в Японию, где организовывал студенческие беспорядки. Подозревается также в причастности к налетам на токийское представительство израильской авиакомпании и на пять полицейских участков. Тот же почерк — гранаты.
— Неужели пять? — удивился Брент.
