– Вдвое больше.
Белоногов покачал головой: двадцать тысяч долларов! Но деваться было некуда, не торговаться же! Он кивнул:
– Я согласен.
– Хорошо. Послезавтра в восемь часов утра ждите меня возле моего подъезда. Принесете половину суммы. Остальное – после окончания судебного заседания.
Ширяева поднялась. Она хотела сказать еще что-то, но хозяин квартиры не дал ей этого сделать.
– Погодите, – Сергей приблизился и пристально посмотрел на судью. – Мы точно можем рассчитывать на вас?
– В основном вы можете рассчитывать только на своего адвоката, – ответила Валентина.
– То есть?
– Если он в ходе судебного слушания сумеет дать какое-то обоснование случайности травмы или что- нибудь в этом роде, суд разделит позицию защитника. Это будет означать, что суд снимет обвинения против вашего брата.
Сергей Белоногов, размышляя над словами гостьи, даже чуть прикусил губу. Еще неделю-другую назад он и представить не мог, что сможет предложить кому-то взятку. Жизнь заставила. Конечно, у него был вариант обратиться за помощью к своему начальнику, полковнику Рожнову; ему, скорее всего, еще предстоит предстать пред строгим взором Михаила Константиновича. Но Сергей пошел по другому пути.
Попрощавшись с Ширяевой, он так и остался стоять, прислонившись спиной к двери и сложив на груди руки. Интуитивно он судье верил, за короткое время их общения она, ничего для этого не делая, расположила его к себе. Увеличение суммы можно было понять как тактический прием. Сначала отказ, потом согласие и игра на повышение. Как следует из классики, торг тут неуместен: обе стороны совершали противоправные действия.
Сергей прошел на кухню и открыл банку пива. В наличии у него оставалось что-то около пяти тысяч долларов, остальную часть придется занять у ребят из отряда. Лучше бы, конечно, попросить у Тимофея Костерина, но тот недавно купил новую машину. Так что обращаться придется к Андрею Яцкевичу.
3
От Белоногова Ширяева ушла в начале пятого вечера. Надев солнцезащитные очки, она обогнула пятиэтажку и оказалась на Уфимской улице. В первом же кафе на своем пути Валентина устроилась в конце барной стойки и заказала рюмку коньяка.
Времени еще было мало, она должна прийти домой, когда совсем стемнеет и опустеет двор. Стараясь остаться незамеченной, она поднимется на этаж, тихо откроет замок двухкомнатной квартиры, снимет запыленные туфли, которыми натерла ноги, нальет в ванну горячей воды и долго будет лежать с закрытыми глазами. На ночь она выпьет водки, чтобы не просыпаться до утра...
Все так и будет, вот уже на протяжении двух недель она прибегает к подобному методу. Но все равно во сне ее будут преследовать кошмары. Перед глазами, как наяву, встанет окровавленный труп девочки, ее разорванное платье и страшные раны на животе.
Девочка умерла не от ран, судебные медики квалифицированно определили: смерть наступила в результате механической асфиксии, на хрупкой шее ребенка была затянута детская скакалка. Впрочем, трудно сказать, удалось бы врачам спасти девочку, если бы ее не задушили. Серьезно были повреждены внутренние органы: тонкая кишка и мочевой пузырь; на левом плече жертвы кожа практически отсутствовала – орудием послужила обыкновенная кухонная терка для овощей. Садист с невообразимой жестокостью, надавливая на терку, искромсал плечо девочки до кости. И только потом ножом для чистки рыбы вспорол живот.
Ширяева расплатилась за коньяк и вышла из кафе. Бросив взгляд на часы, направилась к кинотеатру. До начала сеанса оставалось сорок минут. Валентина купила билет, выкурила на улице еще одну сигарету.
Вскоре немногочисленная толпа с билетами пришла в движение, в вестибюле кинотеатра открылись двери. Ожидать начала сеанса было лучше в относительной прохладе фойе, чем стоя на улице. Ширяева вошла последней.
На месте эстрады, где раньше, заполняя паузы между сеансами, играл небольшой оркестр, сейчас расположился буфет. Валентина встала в конец образовавшейся очереди, осматривая застекленную витрину: кроме стограммовых шкаликов с коньяком, других спиртных напитков в буфете не было.
Судья купила коньяк и маленькую шоколадку. Огляделась. Пить на виду у всех было неприлично. Она спустилась в женский туалет, подождала, когда выйдет находившаяся там девушка, и открыла бутылочку. Пила коньяк возле раковины, глядя на себя в зеркало. Она невольно отметила, что, хотя сама и похудела, лицо отекло, стало грубее, чем раньше. Сейчас в легкой косынке и темных очках она чем-то напоминала режиссера московского театра «Современник» Галину Волчек.
Через узкое горлышко шкалик опорожнялся медленно. Выпив половину, она завинтила крышку и положила бутылочку в сумку. В фойе развернула шоколад и закусила.
У другой жертвы, которая находилась в одной квартире с убитой девочкой, были раздроблены висок и плечо. Орудием послужила небольшая, но увесистая кувалда. Удар был нанесен сверху вниз, кувалда практически отсекла ухо, ударяя в плечо. Рука держалась на коже; место, где она еще соединялась с туловищем, походило на песочные часы. Еще один удар пришелся в грудь жертве, но не такой сильный. В клинике, куда на «скорой помощи» отвезли пострадавшего, нашли множественные переломы ребер, состояние пациента оценили как крайне тяжелое. Но в силу некоторых причин больного вначале оставили в коридоре, предоперационная подготовка заняла гораздо больше времени, чем в экстренных случаях, уход в реанимационном отделении был скверным, медперсонал – грубым. Казалось, медики забыли, что давали когда-то клятву Гиппократа.
Когда в фойе раздался первый звонок, приглашающий пройти в зрительный зал, Валентина нашла свое место в четырнадцатом ряду и сняла с головы платок.
Зрители постепенно заполняли зал, вместо привычных семечек в руках шелестели кулечки с воздушной кукурузой. Впереди Ширяевой села молодая пара и повела оживленный разговор. Когда раздался последний звонок и в зале погасили свет, Валентина пересела на крайнее кресло, сняла темные очки. Фильм начался
